Том 2 - Валентин Овечкин

— Урожайный у нас сегодня день на людей, — сказал Мартынов, возвращаясь к столу. — Ну что ж, от борьбы и полетов на Марс — к нашим районным будням?.. Чья очередь?

— Моя, товарищ Мартынов, — отозвался мужчина лет сорока пяти, заведующий мастерскими колхоза «Искра», он же секретарь колхозной парторганизации, сам по профессии кузнец, Герасим Иванович Храпов. — Вот об этих самых буднях… Наш вопрос тоже жерновов касается, про которые этот борец рассказывал. Только с другой стороны… Почему этот жернов в Кудинцеве валялся не на своем месте, не на мельнице был? Так в Кудинцеве ж мельница уже лет десять как не работает!.. Товарищ Мартынов, товарищ Медведев! Вот мы на большие дела замахиваемся, всякие планы строим, чтобы и то было в деревне, и то было, мечтаем, чтоб со временем деревня с городом поравнялась, а самого маленького, простого для удобства жизни — нету! Мельниц в селах нет! Негде колхозникам муки себе смолоть. В Сухановский район возят — за восемьдесят километров. Ближе нету мельницы.

— А почему вы, товарищ Храпов, пришли с этим вопросом в райком? — спросил Мартынов. — Дело хозяйственное. Почему не в райсовет?

— Посылали мы в райсовет протокол общего собрания, — махнул рукой Храпов. — И я лично от себя писал письмо товарищу Руденко. Не только про наш колхоз, а вообще — какое нынче положение с мельницами. Ответили нам: «Ваши жалобы пересланы в облисполком»… Мой отец, товарищ Мартынов, был мастер по мельничным установкам, большой специалист, и я с детства ходил с ним по селам, помогал ему. Где строили мельницу, где ремонтировали, где жернова наковывали. Сколько было мельниц в округе — ни одна наших рук не минула. Уж я — то знаю, что было здесь, как было. И как теперь стало. Об этом я и писал товарищу Руденко. Было — в каждом селе не ветряк, так водяная мельница, а то и две-три. У кого и лошади нет — взял мешок на плечи, отнес, смолол. Близко, удобно. А сейчас одна мельница на район осталась в райцентре. По два месяца ждали люди очереди на помол. Закрылась на ремонт — и вовсе беда. Хоть в Сухановский район, говорю, вези. Да хоть по десять килограммов на трудодень давать колхозникам — мало радости людям, если негде смолоть! А сколько фуража зря переводим! Разве можно цельное зерно скармливать скоту? В навоз зерно идет. И половины нет той питательности, что в муке…

— В самом деле, — откинувшись на спинку стула, задумался Мартынов, — почему у нас мельничное хозяйство пришло в такой упадок?..

— Почему? А я расскажу вам, товарищ Мартынов, почему… Мельницы были кулацкие. Кулаков ликвидировали, а мельницы как-то к порядку не произвели. То колхозам их передавали, то трестам, то другим организациям. Не было хозяина. Опять же — глупости всякие. Скажем, плохо идут в области хлебозаготовки или семенные фонды не засыпаны. Распоряжение: закрыть мельницы! Чтоб зерно не утекало, чтоб не перемололи, часом, лишнее зерно, которое можно в заготовку сдать. Закрываются мельницы, специалисты уходят кто куда, оборудование портят, растаскивают. Объявление: можно пустить опять мельницы. А там уже пускать нечего и некому. И гарнцевым сбором прижимали. Хороший ли урожай, плохой ли, много ли дней в году работала колхозная мельница или, может, больше стояла, чем работала, а гарнец — сдай, сколько начислено! Выгоднее совсем закрыть мельницу, чем работать. Вот так оно и заглохло дело… А как же можно в сельском хозяйстве без мельниц? Если даже одна большая вальцовая мельница на район — и то мало! В каждом колхозе надо иметь мельничку — для хозяйства, хотя бы простого помола. Не водяную, так ветрячок. А где торфом богаты — локомобиль поставить. Но сейчас, должно быть, и заводов таких нет, где бы оборудование для маленьких мельниц выпускали?..

— Я, товарищ Мартынов, — продолжал Храпов, — и кузнец, и по мельничному делу мастер, могу камень наковать, веретено установить. Я и колесник и плотник… Вот еще в чем беда у нас. Одни старики остались в колхозах по мастерству. Помрут — нету смены им. Молодежь нынче прямо на большую технику прет, в МТС, на трактора, комбайны, а к ремеслу как-то уже не то рвение. Что ж, МТС, конечно, дело великое, там вся механизация. Но и коня в колхозе надо уметь подковать! И колесо ошиновать, и сани смастерить, и избу срубить! И эту самую мельницу установить!.. Какую бы тут работу провести, товарищ Мартынов, с народом, как бы рассказать, доказать, что это дело, мол, тоже нужное? Чтоб и к ремеслу у молодежи не пропадал интерес?.. Может, выставку такую сделать в районе — лучшие работы лучших колхозных мастеров? Прославить этих мастеров в газете, премии им дать?..

Продолжать прием Мартынову не пришлось, хотя среди тех, с кем он еще не говорил, тоже, вероятно, были пришедшие в райком не по пустякам. Позвонили из обкома: срочно выехать в Л-ский район, к часу дня, на кустовое совещание первых секретарей райкомов «по вопросу зимних мероприятий по повышению урожайности».

Второй секретарь Медведев увел Храпова и остальных, кого не успел принять Мартынов, в свой кабинет.

— Чем только не приходится заниматься секретарю райкома партии! — сказал Мартынов, застегивая пальто и втаптывая валенки в калоши. Шутливо перекрестился на стенные часы. — Господи боже, дай мне такую голову, чтоб вмещала все, что за день услышишь, увидишь! У министра и то, должно быть, работа проще, чем у секретаря райкома. Там — одно ведомство, выпуск такой-то продукции. А тут — и хозяйство, и идеология, и классическая борьба, и здравоохранение, и революционная законность, и детские сады!.. А все же работа у нас в райкоме интересная! Чем сложнее — тем интереснее!..

Провожая Марью Сергеевну Борзову на работу в Семидубовскую МТС, Мартынов давал ей такой совет:

— Когда подъезжаешь или подходишь в поле к колхозникам — подходи с опаской, бойся их.

— Зачем же бояться?

— Пойми меня правильно. Может, я не так сказал, не подберу слово… Не их бойся — себя. Не робей, но чтоб все же было в сердце беспокойство: сумею ли поговорить с народом не впустую, а так, чтобы надолго след остался? Понимаешь меня?

— Кажется, понимаю…

— У нас, партийных работников, обязанности как будто несложные. Мы не врачи, не агрономы, не инженеры, не специалисты, в общем. За рабочим столом у нас никаких инструментов, кроме пера и чернил. И в поле выйдешь — ни рулетки в руках, ни гаечного ключа, ни теодолита. Чем работать? Одно орудие у нас — слово. Грубо выражаясь, языком работаем. Но языком можно по-разному работать! И дьячок языком работает… Слово — вещь неосязаемая. Ни металл, ни дерево, ни зерно. Но наше слово может стать и металлом и зерном! Смотря какое слово… И зерном и металлом может стать, — но может стать и ширмой для бездельников. Собрал людей, отбарабанил доклад, — грамотному человеку не так уж трудно прочитать по бумажке то, что слово в слово выписал из «Блокнота агитатора», — подсчитал количество выступивших — активность достаточная, ставит птичку в плане работ: «Мероприятие проведено». А подвинуло ли это «мероприятие» жизнь хоть на сантиметр вперед?

Вот еще что мне иногда приходит в голову, — продолжал Мартынов. — Опять же насчет встреч с народом… Скажем — секретарь обкома. Область большая, ведь он за всю свою жизнь не успеет побывать во всех колхозных бригадах. Разве только так: «здравствуйте-прощайте». Так не нужно! Так лучше к колхозникам не показываться. Но он должен суметь побывать в одной бригаде так, чтоб люди три года вспоминали и всем рассказывали: как он с ними разговаривал, что сделал у них, чем помог. Главное — что сделал. Чтобы не просто вспоминали его шутки и что он в ответ какому-то местному острослову отмочил, а вспоминали бы его стиль работы! Другим руководителям, большим и маленьким, — в пример!.. Каждая наша встреча с народом — это слово, которое должно быть обязательно воплощено в дело. Бойся бесплодности, пустоты!..

— Когда я сама была трактористкой, — сказала Марья Сергеевна, — то видела и таких руководителей, что по-настоящему людей боятся. Приедет иной начальник из района и идет мимо вагончика в поле, подальше, колоски рвет, зерно щупает, подзовет учетчика, дневную выработку запишет, плуги, культиваторы целый час с таким интересом рассматривает, будто первый раз их видит. А нас, трактористов, зло берет: чего ж ты от нас, живых людей, к мертвому железу убегаешь?..

— Инженеры человеческих душ…

— О ком ты? — спросила Борзова.

— О нас с тобою. Партийные работники — инженеры человеческих душ.

— Насколько мне помнится, — возразила Марья Сергеевна, — это было сказано о писателях.

— Ничего. Писатели не обидятся, поделятся с нами этим званием. К нам оно тоже подходит. Во всяком случае, партработники должны быть инженерами человеческих душ!.. А кадры, Марья Сергеевна, и в МТС и в колхозах нужно искать поглубже. Не всегда они — на виду. Если бы кадры дефилировали прямо по улицам перед нашими окнами, целыми толпами, чего проще — зови, выбирай, кто тебе больше понравится, и посылай на любую работу. В том-то и дело, что хороший человек сам не придет к нам и не скажет: «Я — хороший. Давайте мне ответственный пост». Искать надо кадры. Если бы их так легко было находить и не было бы трудностей с кадрами — вообще не было бы у нас уже никаких трудностей!..