ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх - Гвидо Препарата

В течение трех лет Германией de facto управляли генералы; одного из них надо выделить особо. Это Эрих Людендорф. Именно он изобретал и воплощал в жизнь впечатляющие по­пытки вырвать Германию из кольца осады во время войны: Лю­дендорф развязал неограниченную подводную войну, отправил Ленина в Россию, навязал большевикам «грабительский» мир и организовал последнее большое наступление весной 1918 го­да. Теперь, в последние минуты Второго рейха, он был готов на прощанье громко хлопнуть дверью, в очередной раз совершив нечто «колоссальное» (10).

Поняв, что рейх находится в смертельной опасности, Лю­дендорф сделал реальностью абсолютно немыслимую вещь — приказом учредил в Германии парламентскую демократию и ввел социалистов в правительство. Проводя это неслыханное мероприятие, он поспешил проинформировать кайзера и ка­бинет, что дни рейха сочтены и что следует немедленно заклю­чать перемирие с союзниками. «Значит, все три года нам бессо­вестно лгали!» — взвыли министры. Сам император отнесся к этой идее довольно скептически, хотя никто не собирался ле­леять сентиментальную ностальгию по утраченным мечтам, и уж меньше всех Людендорф, который одним выстрелом ухи­трился поразить сразу три цели: (1) умиротворить народ и об­щество внутри страны и успокоить союзников фасадом парла­ментаризма перед началом мирных переговоров; (2) повесить социалистам на шею позор поражения.(«отравленный дар» ру­ководства), и, самое важное, (3) спасти армию.

5 октября изумленная германская публика узнала, что отны­не у нее есть парламентская демократия во главе с либерально настроенным принцем Максом Баденским и что самым первым действием нового правительства стало экстренное обращение к американскому президенту с предложением мира и прекраще­ния огня.

8 января 1918 года президент Вильсон уже разработал пред­варительную и не слишком четкую платформу нового миро­устройства, так называемые «четырнадцать пнктов», основан­ных на прозрачности дипломатии, свободной торговле и мо­реплавании и самоопределении.

За время с 3 по 23 октября Вильсон по телеграфу направил ведомству германского канцлера три ноты, в которых потребо­вал, чтобы рейх (1) вывел войска с оккупированных террито­рий; (2) прекратил подводную войну и (3) принудил кайзера к отречению. Внезапно произошла следующая неожиданность: 25 октября генерал Людендорф, основываясь на путаной ин­формации с фронтов, отменил все свои решения; он принялся настойчиво убеждать кайзера прервать переговоры с Вильсо­ном и возобновить сражение. Вильгельм и Германия были сыты генералом по горло — его сместили и назначили вместо него ге­нерала Тренера, тыловика из министерства обороны. В самом основании рейха разверзлась зияющая трещина.

С этого момента на Германию посыпались беды, одна страш­нее другой.

На верфи Шиллинга близ Вильгелмсхафена, группа морских офицеров, отказавшись подчиниться новым правительствен­ным распоряжениям, решила направить в море немецкую фло­тилию, которая всю войну, ржавея в ничегонеделании, просто­яла на якоре, и совершить безрассудное по дерзости нападения на заклятого врага — королевский флот; короче говоря, офице­ры подняли мятеж.

30 октября 1918 года экипажи «Тюрингии» и «Гельголанда» взбунтовались против своих мятежных офицеров, потребовав, ни больше ни меньше, изъявления верности военных моряков новому правительству. Неповиновение матросов сделало вылаз­ку невозможной. Пока нарушившие приказ (непосредственных начальников), но оставшиеся верными закону моряки сидели в карцере, их товарищи из Третьей эскадры устроили в Киле манифестацию, протестуя против этого наказания. На разгон манифестации послали лейтенанта но фамилии Штейнхойзер; столкнувшись с отказом подчиниться приказу разойтись, он приказал своему отряду открыть огонь по манифестантам — двадцать девять моряков были убиты. Но прежде чем остальные рассеялись, один из матросов, отбежав в сторону, выхватил пистолет, прицелился и убил Штейнхойзера. 3 ноября 1918 года в Германии началась революция.

Утром в понедельник, 4 ноября, моряки избрали солдатские Советы*,

* Так называемые Rate (ед. число Rat), немецкий эквивалент русского слова «Советы».

разоружили своих офицеров, вооружились сами и подняли на кораблях красные флаги. Моряки гарнизона за­явили о своей солидарности с этим движением, а докеры объя­вили всеобщую забастовку.

Начиная с третьего дня морякам не надо было прилагать ни­каких усилий для того, чтобы поддерживать революцию; она распространялась теперь сама, бушуя как лесной пожар. Словно по молчаливому соглашению, цепь событий всюду была одинаковой: гарнизон выбирал солдатские Советы, ра­бочие выбирали рабочие Советы, военные власти капитули­ровали — либо сдавались, либо бежали; гражданские власти проявляли смирение и трусость, признавая верховенство ра­бочих и солдатских Советов (11).

После того как офицерская каста, которой Германия вверила управление государством еще до начала войны, с отставкой Людендорфа в мгновение ока утратила свое господствующее положение, страна — на какое-то время — оказалась в руках армейских и рабочих низов, которым ничего не оставалось, как создать в неуправляемой массе импровизированное подобие админист­ративной системы, таковая неизбежно принимала форму «сове­та» — форму спонтанной, почти анархической жизни народа, ревностно желавшего самоуправления; нервные узлы этого самоуправления питали связующие звенья общественного тела:

сельское хозяйство и ремесленничество.

Они были «дикими» — хаотичными и едва ли представитель­ными — советы, свидетелем которых стала Германия тех дней; они явились раскрепощенными внезапностью восстания и непреоборимым упорством низших слов общества, которые, пла­тя за годы возмутительных притеснений, жадно искали способа ликвидировать старые несправедливости и заявить свои права на власть.

Аристократы моментально попрятались но подвалам своих поместий, а буржуа бросали опасливые взгляды из-за занавесок кон своих домов. Фон Бюлов, бывший канцлером в то время, когда рейх переживал свой апогей, тоже смотрел на происхо­дящее:

В Берлине 9 ноября я наблюдал революцию... Она оказалась похожей на старую ведьму — беззубую и плешивую... Никогда в жизни я не видел ничего более отвратительного и оттал­кивающего, более вульгарного, чем эти нестройные ряды танков и грузовиков, набитых пьяными матросами и дезер­тирами... Мне редко приходилось созерцать что-либо более тошнотворное, более противное и низменное, чем зрелище этих недозрелых чурбанов, украшенных красными нарукав­ными повязками — символами социал-демократии. Я видел, как они группами по несколько человек, крадучись, подходи­ли к офицерам с железными крестами или орденами Pour 1е merite на груди, хватали их под руки и срывали эполеты... [Цитата из Наполеона] Avec un bataillon on baleyerait toute cette canaille*.

* С одним батальоном можно легко разогнать весь этот сброд (фр.).

Менее чем через две недели в Германии насчитывалось уже 15 тысяч таких советов: они отличались простой иерархичес­кой структурой; во главе этой структуры находилось исполни­тельное правление в составе шести человек — Совет народных комиссаров, возглавляемый лидером SPD Фридрихом Эбертом. Поскольку все решения принимались солидным большинством отнюдь не революционно настроенных социалистов, то и вос­стание — по крайней мере на первых порах — было относитель­но мирным. Судьба «революции» целиком и полностью находи­лась в руках СДПГ

«Беспорядки» не могли продолжаться долго. Но боль но­ябрьского раскола 1918 года была непритворной: ее не могли уменьшить темные заговоры и агитация большевиков, чьи сто­ронники сгруппировались в так называемую спартаковскую ли­гу, представлявшую, впрочем, ничтожную часть движения. Но тем не менее повстанцы-социалисты, большая часть которых рекрутировалась из пролетариата, интеллигенции среднего класса и унтер-офицеров (13), не извлекли никакой выгоды из той воодушевляющей передышки от юнкерской барщины. Так же как и его собрат в совете Санкт-Петербурга в 1905 году, про­стой человек германской Raterepublik (Советской республики) в 1918 году покорно просил благодетельного управления свер­ху.

Мятежный дух не мог длиться долго, потому что рабочий кон­троль уступал руководящей роли солдат и сводился к нулю, а те, у кого были ключи от финансовых сетей, очевидно, уклонились от участия в этом судорожном деревенском балагане, разыграв­шемся к тому же под весьма неприветливым небом. Прежде чем тучи успели сгуститься до такой степени, чтобы разразилась не­шуточная гроза, на Вильгельмштрассе было совершено двойное предательство: аристократия в лице армии и чиновничества со­гласилась выбросить за борт кайзера, если социалисты — во имя сохранения «порядка» — тотчас же испепелят «революцию», то есть совершат предательство, пролив кровь своих же братьев.