ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх - Гвидо Препарата

В марте 1918 года большевистская Россия подписала в Бре­сте тяжелый и унизительный мир с германскими генералами. Уступая жадности немцев, Россия пожертвовала Украиной и Прибалтикой, а также согласилась выплачивать репарации золотом. На Восточном фронте наступило затишье, и дивизии рейха можно было теперь без помех перебрасывать обратно во Францию... но морские державы не дремали.

Британцы, трезво взвешивая вероятности перечисленных выше сценариев, ждали развязки, не пуская течение событий на самотек. Бреши на Западном фронте были заткнуты американ­ской пехотой. Не было случайным совпадением, что Америка вступила в войну в апреле 1917 года, когда русский фронт дал трещину. «Важный факт заключается в том, что в апреле 1917 го­да Британия была близка к поражению, и на этом основании в войну вступили Соединенные Штаты» (84).

Американская интервенция на стороне британцев была про­изведена весьма умело. Американцы отказались выполнить тре­бования немцев оказать давление на Британию, с тем чтобы по­следняя прекратила противоправную блокаду рейха. Своим отказом Америка не оставила Германии выбора — началась под­водная война, официально объявленная 31 января 1917 года. Предполагаемые нападения подводных лодок на американские грузовые корабли, шедшие мощным потоком к берегам Европы и поставлявшие огромные количества оружия и военного сна­ряжения воюющим союзникам, явились подходящим предло­гом для разрыва дипломатических отношений с германским рейхом и в конце концов к объявлению войны. Задолго до это­го был преднамеренно создан предлог, casus belli (для возбужде­ния массового патриотизма) — потопление британского лайне­ра «Лузитания», который попросту подставили под удар немецкой субмарины в мае 1915 года (85).

Германии удалось в течение двух лет (с 1915-го по 1917 год) оттягивать вступление Америки в войну. Подводные лодки прекратили бесчинствовать, были выплачены репарации и принесены извинения, но (к 1917 году) время уже истекло (86).

Последовательность событий вкратце такова: 22 февраля в Рос­сии начинается революция, царь отрекся от престола 2 марта, приезд Ленина намечается на 27 марта, Троцкого арестовывают 1 апреля, 6 апреля президент Вильсон объявляет войну Герма­нии, а 9 апреля Ленин прибывает в Россию; Троцкий появляет­ся в Петербурге 18 мая; командующий американскими экспеди­ционными силами генерал Першинг отплывает в Европу 29 мая 1917 года. 3 марта Россия и Германия подписывают перемирие, после чего подготовленные и укомплектованные американские воинские соединения начинают волнами (по 330 тысяч человек ежемесячно) высаживаться в Европе (87). К ноябрю 1918 года их численность превысила 2 миллиона солдат и офицеров (88).

Последние дни Америки: от республики к агрессивной империи

В последней четверти 1916 года союзники стали нуждаться не только в американских поставках, но и в американских фи­нансах.

И наконец, в 1917 году произошло решающее событие — Бри­тания, которая стояла на грани банкротства после первого на­тиска на центральный регион, начала постепенно передавать права верховного военного командования великой осадой бо­лее выносливому и более свежему — в военном и экономическом отношении — исполину, Соединенным Штатам Америки. Это было сделано с полным пониманием того, что Британия, как бо­лее опытный игрок, навсегда сохранит за собой исключитель­ное право на участие в стратегическом руководстве осадой.

Приняв на себя эту ответственность и отправив войска на европейский театр военных действий, Америка вполне созна­тельно взяла на себя обязанности имперской державы. То была знаменательная и зловещая передача эстафеты от одной англоязычной островной державы к другой. Это решение кардинальным образом изменило лицо Америки, а со временем и лицо всего мира в целом.

Соединенные Штаты не были готовы взять на себя едино­личную власть над морями, а следовательно, не могли допустить поражения Британии — притом что Америка ни в малейшей сте­пени не доверяла Германии. Американская элита сплошь состо­яла из англофилов, а американское общество, ссудившее Брита­нию миллионами долларов, смотрело на мир сквозь очки британской пропаганды: если бум инфляции и процветания, обусловленный огромными закупками Антантой военных мате­риалов, обрушится из-за поражения союзников, то деньги. одолженные на Уолл-стрит, можно будет считать навсегда поте­рянными. Все эти факторы требовали, чтобы США — под влия­нием Британии — бросили вес своей имперской мощи на поля сражений в центральном регионе (89).

Дни великой конфедерации свободных городов в свободном государстве, почтения к образованным виргинским джентльме­нам, примирения с природой и пионерского духа общин, то есть всех американских ценностей, в большой мере предо­ставленных старой Европой и целым светом этой обители мира и покоя, безвозвратно остались в прошлом. Старые принципы были беспощадно и без всяких сожалений отброшены. Предна­меренная и показная жадность к обладанию избытком времени и пространства, безответственная тяга к агрессивному тщесла­вию — поздним признакам Британской империи — были усвое­ны Америкой, куплены ею ценой ее юности. Настроение в Со­единенных Штатах разительно и быстро переменилось.

В 1914 году 90 процентов американского народа было против вступления в войну (90); теперь же эта сдержанность уступила место неуемной агрессивности: появились солдаты и востор­женно встречавшая их толпа — вот что теперь нужно было Аме­рике. Клубы позаботились о том, чтобы этот сдвиг в массовом сознании был скорым, и вызвать его можно было только одним орудием — страхом. Производство вооружений нарастало, а ка­рательная экспедиция за океан готовилась на волне «народного страха перед внешней агрессией» (91). Пропитанная «духом пар­тикуляризма:., и враждебностью противоборствующих полити­ческих группировок», Америка стала патриотичной (92). Теперь царил дух безусловной, горячей и простодушной любви «к своей стране», хотя это была не любовь, а заготовленный заранее при­зыв поражать «врага», где бы он ни находился и как бы ни пря­тался, любыми средствами и в любое время. Оказавшись на греб­не искусственно созданного коллективного помешательства, гражданин теперь видел себя и своих соотечественников жерт­вами заговоров, слухи о которых питали его доверчивость и вос­питывали поклонение красно-бело-синему флагу «американской гордости» и «сияющему звездами знамени» (93).

Начиная с 1917 года публику кормили фантастическими измышлениями, подаваемыми в форме газетных новостей.

Например, писали о том, что у немцев есть секретные орудийные батареи в США, готовые обстреливать Нью-Йорк и Вашингтон. Эти тревожные «новости» были инспириро­ваны союзниками, начавшими фабриковать их в октябре 1914 года, и сообщения подобного рода начали фигуриро­вать в разведывательных сводках, попадавших на стол пре­зидента... (94)

Помимо заклинаний о совпадении геополитических интересов, культурном родстве и угрозе немецкой подводной войны, поми­мо гигантских займов странам Антанты, было еще одно средст­во заманить США в войну и заставить их нести часть ее бреме­ни в осуществлении великой осады. Этим средством стала Палестина.

Ведущие члены британского военного кабинета — премьер-министр Герберт Эсквит и военный министр граф Китченер не желали распылять наступательные силы на европейском те­атре ради военной авантюры на Среднем Востоке. Однако стойкие поборники имперского величия, воплощенные хариз­матической фигурой лорда Альфреда Милнера, бывшего коло­ниального чиновника, сумели заставить коллективный оли­гархический разум изменить это решение, правда, иным способом (95).

В ноябре 1915 года члены так называемого «Детского сада» (клуба Милнера, известного также под названием «Круглый стол») поделились своими соображениями со страниц газеты «Манчестер гардиан». Речь шла о том, что «будущее Британии как «морской империи» целиком зависит от Палестины, како­вая должна стать буферным государством, населенным патрио­тично настроенным народом» (96). Действительно, Палестина была «ключевым недостающим звеном», соединявшим разъеди­ненные части Британской империи в единый континуум, протя­нувшийся от Атлантического до Тихого океана (97).

Если и поскольку Первая мировая война действительно представляла собой начало осады центрального региона, то группа Милнера решила, что будет вполне уместно восполь­зоваться представленной возможностью и вбить сразу два кли­на — по одному на каждом конце разделительной линии. Для этого Америка должна быть вовлечена в конфликт двояко — направить войска на евразийский север (против Германии) и развязать политическую кампанию своего сионистского лоб­би на средне-восточном юге (против арабов; см. карту на рис. 1). Несмотря на то что Эсквит и Китченер так далеко не смотрели, «Детский сад» отнюдь не был намерен упускать такую возмож­ность.