Меншиков - Николай Павленко

В последующие годы подобных сентенций в эпистолярном наследии Меншикова мы не встречаем. В данном же случае Меншиков удержался от соблазна, видимо, потому, что предложенный ему куш был непомерно большим, и он психологически еще не был подготовлен, чтобы брать подношения таких размеров. В этом состоял просчет Виниуса, ибо, предложи он взятку поскромнее, быть может, все обернулось бы по-другому. Взял же Меншиков год спустя, не моргнув глазом, подношение от Григория Племянникова в две тысячи рублей. Возможно и другое: положение фаворита обязывало Меншикова не стоять в стороне от придворных интриг и своевременно сметать с пути своих соперников. К ним относился и Виниус, пользовавшийся расположением царя.

В начале 1704 года положение Меншикова при Петре еще более упрочилось: «товарищ» уступил царю пленницу Марту.

В августе 1702 года Шереметев овладел Мариенбургом. Среди взятых в плен оказалась семья пастора Глюка, державшая в услужении сироту Марту. Сначала Марта попала в руки какого-то сержанта, затем оказалась у Шереметева, а в конце 1703 года ее отнял у фельдмаршала Меншиков. У Меншикова Марту, которую к тому времени стали называть Катериной Трубачевой, заметил Петр. Быть может, знакомство Петра с Екатериной было случайным. Но не исключено, что Меншиков это знакомство подстроил. С Анной Монс, фавориткой царя, у него сложились неприязненные отношения, и он был заинтересован в разрыве Петра с дочерью виноторговца из Немецкой слободы. Со временем Катерина Трубачева прочно овладела сердцем царя. Своим возвышением она была обязана Меншикову и чувство признательности ему сохранила на всю жизнь.

А пока Меншиков приютил ее в своем семействе – она жила вместе с его сестрой Марьей, Анисьей Толстой и девицами Арсеньевыми. Это дамское общество, на первых порах коротавшее время в Москве, по вызову приятелей отправлялось в нелегкое путешествие к театру военных действий.

Дамы вели оживленную переписку с Меншиковым и Петром. Поначалу ответы Александра Даниловича были сухими, почти официальными, будто бы написанными нехотя, ради того, чтобы отделаться от приставаний назойливых корреспонденток. Сведения, содержащиеся в таких письмах, точнее цидулках, лишь извещали, что корреспондент здоров. Примером могут служить послания, хотя не датированные, но не оставляющие сомнения, что они принадлежат к начальному этапу переписки Александра Даниловича и Дарьи Михайловны. «Дарья Михайловна и Варвара Михайловна, на лета многа». Вслед за этой фразой подпись печатными буквами: «Александр Меншиков». Сдержанностью отличаются и последующие его цидулки: «Дарья Михайловна, Варвара Михайловна, здравствуйте на лета многа. Челом бью. За писание ваше благодарствую и впредь о том прошу».[51]

Новый этап в отношениях засвидетельствовало письмо Меншикова от 27 марта 1703 года. Это был ответ на послание, сопровождавшее подарки: Дарья Михайловна прислала ему сорочку и алмазное сердце, а Варвара Михайловна – галстуки. Но не подарки тронули получателя – «не дорого мне алмазное сердце, дорого ваше ко мне любительство».

От письма к письму «любительство» Дарьи Михайловны и взаимная привязанность Александра Даниловича становились все более явственными. Его волнуют переживания Дарьи Михайловны от продолжительной разлуки, и он находит слова утешения: «Вы для Бога как при мне, так и ныне, веселитесь и ничего не думайте». Здесь же угроза, высказанная, разумеется, в шутку: «А буде вы станете о чем печалица, а веселится не учнете, о чем я, приехав, уведаю подлинно, то в то время на меня не прогневитесь – истинно лишены будете моей милости вечно». Но слова утешения часто не находили понимания Дарьи Михайловны. Ей хотелось всегда быть при своем возлюбленном и делить с ним опасности. Она как-то писала ему: «Только не могу больше блажить против милости твоей. Желаю сердешно видить тебя, радость свою, и неотлучно быть при милости твоей всегда».[52] Дарья Михайловна не упускала возможности порадовать нареченного. Она баловала его ягодами, присылала рубашки, галстуки, новые камзолы, кафтаны, штаны, «дорожную кровать с постелею и одеялом», чулки, башмаки и прочее. «Не покручинься, свет мой, – извинялась она, – что подарки не корысны, ей, от любви сердешной послала к тебе, радости своему».

Данилыч благодарил за полученное, и особенно за ягоды, потому что их вырастила она сама: «Имели оные с любовью употреблять, понеже зело показались мне угодны».

Меншикова, рано лишившегося ласки родителей, радовала забота Дарьи Михайловны о его здоровье и безопасности. Когда судьбе угодно было соединить его и Дарью Михайловну брачными узами, эти заботы для супруги станут едва ли не главными в ее жизни. Тогда же, до замужества, хлопоты Дарьи Михайловны о своем суженом были достаточно робкими. В письме от 5 сентября 1705 года Меншиков отвечает на предостережение Дарьи Михайловны: «А что ты, Дарья Михайловна, изволишь меня письмом своим остерегать и попечение имеешь, и за то я особо паки милости твоей благодарствую. Однакож ныне никакой опасности не имеем». Слова признательности за беспокойство о нем Меншиков высказывал Дарье Михайловне и в письме от 12 ноября: «За писания ваши я благодарствую, а паче за то паки благодарен, что изволите меня через свои письма опасать» – предупреждать об опасности, призывать быть осторожным.

В течение шести лет, начиная с 1705 года, между Петром и Меншиковым, судя по их переписке, поддерживались самые теплые отношения, не возникло ни одного повода, чтобы омрачить их.

Уместно отметить одну особенность переписки Петра с Меншиковым. Эпистолярное наследие царя велико, оно включает несколько тысяч записок, распоряжений, писем, отправленных многочисленным корреспондентам. Петр любил и умел писать письма. Но среди многих сотен корреспондентов особое место занимает Меншиков. Всем остальным царь писал кратко, четко и, как правило, без эмоций. Он поручал сделать то-то и то-то и донести об исполненном поручении. Иное дело – письма к Меншикову. Они отличаются и по тону, и по форме. Это письма не царя к подданному, а дружеские послания, в них не чувствуется дистанции, перед нами два приятеля, равных по положению, обменивающихся взаимными советами, сетующих на трудности. Деловая часть писем Петра к Меншикову перемежается с сообщениями о здоровье, о погоде, о дорогах, о жажде встречи, наконец, о переживаниях в связи с неудачами или успехами.

Меншикову царь повелевал так же, как и прочим подданным. Но приказы Петра Меншикову напоминают скорее просьбы – в них отсутствуют угрозы за невыполнение, нет в них и повелительного тона, характерного для посланий Петра другим лицам. Петр был уверен, и эта уверенность подтверждалась повседневно, что Данилыч, если потребуется, сделает больше, чем ему поручено, и будет действовать смело и энергично, проявляя собственную смекалку.