Акула. Отстрел воров - Андрей Кивинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Объяснение, пришедшее в голову Воробьёва, являлось наиболее правдоподобным: пьяный опер ночью выезжал на происшествие и, лазая по кустам, обронил свой мандат. Может, он был и не пьяный, а просто карман куртки прохудился, или имелась ещё какая-то безобидная причина потери, но Воробьёв моментально себя убедил, что имело место вульгарная пьянка. Во-первых, Супченко тому подтверждение. Во-вторых, представить дело таким образом значительно выгодней. РУВД скандал ни к чему, так что можно будет с Кашпировским поторговаться. Глядишь, кроме ремонта машины ещё что-то обломится.
— Разрешите-ка… — тыловик протянул руку к находке, однако прокурор этого якобы не заметил, повернулся к подполковнику спиной и позвал Риту:
— Тростинкина! Занеси в протокол…
Маргарита усмехнулась, рассмотрев удостоверение.
Она много слышала о безалаберности Сазонова, укрепилась в этом мнении, несколько раз столкнувшись с ним по работе, но понятия не имела о его высокопоставленных родственниках.
— Да, Василий Данилыч, сейчас нарисую.
Удостоверение исчезло в кармане её пуховика.
Воробьёв посмотрел на Кашпировского:
— Два ноль в нашу пользу.
— Сейчас внесём ясность, — подполковник достал телефон.
Как и прокурор, он подумал о пьянке. Сазонов не являлся его непосредственным подчинённым, и случись конфуз в другой день, Кашпировский не стал бы с ним разбираться. Но сегодня он являлся ответственным от руководства и вполне мог получить по шапке от начальника главка, который за утраченные ксивы спрашивал очень строго. Гораздо строже, чем за нераскрытые преступления, невыплаченную зарплату или, не дай Бог, гибель сотрудников.
— Сейчас внесём полную ясность в этот вопрос, — медленно повторил он, дозваниваясь до Катышева.
Одновременно подполковник думал о том, как будет торговаться с прокурором, чтобы тот отменил распоряжение оформить находку и согласился разойтись полюбовно: «Бензин? Сто литров хватит? Или дать триста?»
— Алло! Анатолий Василич? Кашпировский приветствует! Нет, не экстрасенс… — лицо подполковника снова немного надулось: традиционная шутка ББ сейчас показалась особенно неуместной, прямо-таки оскорбительной из-за присутствия посторонних. — Сазонов — твой боец? Работает? Ах, только что видел? Прекрасно! Проверь-ка у него ксиву. Что? Сегодня утром проверял? У всего ОУРа проверял? Говоришь, было в наличии? Проверь ещё раз, прямо сейчас. Я тебя очень прошу. Да, есть основания подозревать…
Возникла техническая пауза, пока ББ вызывал Шурика. Потом брови Кашпировского поползли вверх:
— При себе? Прямо перед тобой лежит? Не может этого быть!
* * *Над местом ДТП кружилась стая ворон.
«Фольксваген» успел проскочить, удар фургона приняла на себя старая «волга». Андреич не смог ни отвернуть, ни затормозить — ушатанная «двадцатьчетверка» слушалась команд с большим запозданием.
«Газель» столкнула машину в кювет и заглохла.
За рулём фургона дрых пьяный водила. Пожилой, заскорузлый, с туповатым лицом. Злости не было его колошматить. Андреич ограничился двумя оплеухами и опустил руку.
Больше всех в аварии пострадал спортсмен-охранник. Выбравшись из машины, стоял, нервно икая, и растирал по лицу кровь, Андреич, разобравшись с водителем, осмотрел охранника: ничего страшного. Ушибленно-рваные раны виска и правой кисти, раскрошились два гнилых зуба.
— Все равно их надо было выдирать, — сказал Андреич, обрабатывая повреждения йодом.
Охранник попытался что-то ответить и замычал от боли: оказалось, он сильно прикусил язык.
— Видишь, мудила, что ты наделал? — вздохнул Андреич, оборачиваясь к виновнику ДТП. — Твоя машина?
— Не-а…
— Значит, хозяин заплатит. Будем ГАИ вызывать.
— А мне все по х… — ответил водитель, заваливаясь на правый бок и закрывая глаза. Голова, облачённая в засаленный «петушок», касалась колёса «газели».
Николай нервно расхохотался:
— Чисто русская заказуха! Киллер-лапотник, бля…
Андреич спустился к «волге»:
— А ничего она! Если вытащить — своим ходом пойдёт.
— Сильно помялась? — Калмычному с шоссе было не оценить масштаб повреждений.
— Починим. Новую-то все равно никто не купит. — Андреич покосился на директора.
Калмычный, произведя в уме какие-то расчёты, без особой уверенности пообещал:
— К весне две машины возьмём по бартеру. Одна вам отойдёт.
Андреич выбрался на дорогу:
— Надо что-то решать. Когда самолёт?
— Через двадцать минут.
— Значит, поступим так. Ты, — начальник охраны кивнул подчинённому, — останешься ГАИ дожидаться. Какая разница, кто был за рулём? Тем более, что этот козёл, даже когда проспится, ничего вспомнить не сможет. Потом договоришься с каким-нибудь грузовиком, чтобы вытащили. Деньги есть?
Парень отрицательно покачал головой.
— Держи! — Андреич достал «пятисотку». — Этого хватит. А мы едем встречать… Иван Иваныч, телефончиком не разрешите воспользоваться? Вызовем дорожный патруль…
Над местом дорожно-транспортного происшествия продолжали кружиться птицы.
* * *— На меня напали.
— Кто?
— Неизвестные.
— В масках?
— Может, и в масках. Темно было. Не видно.
Акулов видел справку эксперта. Удостоверение Шурика, найденное во дворе физкультурно-оздоровительного комплекса, было признано подлинным. То, которое он предъявил Катышеву — поддельным. Фальшивка была изготовлена довольно грубо и не выдерживала мало-мальски внимательного исследования. Сазонова задержали на трое суток по подозрению в убийстве Громова. Узнав, где работают его родители, Воробьёв схватился за голову, но не стал ничего переигрывать. Как бы то ни было, но от «триста двадцать седьмой»[7] Шурику не отвертеться, полный состав преступления налицо, так что чистеньким он не останется, даже если окажется непричастным к расстрелу около комплекса. Несмотря на свою антипатию, Акулов сочувствовал Рите. Какое бы развитие ни получила ситуация, ей, Тростинкиной, как и Сазонову, были гарантированы неприятности. Шурику — официальные, согласно нормам УК. Маргарите — подковерные, когда улыбаются, прежде чем укусить, и не признают условных приговоров.
— В подъезде меня отоварили. Я даже сделать ничего не успел! Шарахнули по голове, с одного удара отключили.
— Покажи.
Сазонов наклонил голову, показал место:
— Вот здесь.
Акулор пощупал: шишка была. Определить её давность он не мог. Одно понятно: удар был достаточно сильным.
— В «травму» возили?
— Возили, Ритка выписала направление.
— Хорошо. Дальше.
— Очухался уже на улице. Не знаю, сам как-то выбрался, или вынесли меня из подъезда. Лопатник на месте, часы… Ничего не пропало! Кроме этой чёртовой ксивы. Я её дома хватился.
Сазонов замолчал, играя пачкой сигарет. Улыбаться перестал. Избегал смотреть на Акулова. Определить, о чем он думал, было нельзя. Только гадать. Скорее всего, Шурик прикидывал, насколько можно быть откровенным с Акуловым.
Андрей не понукал. Разминал папиросу, прислушивался к своим ощущениям. Его Шурик всегда, мягко говоря, раздражал. Сейчас это сильно мешало. Врёт или нет? Скорее, второе. В любом случае, трудно поверить, что Сазонов завалил Громова. Все, что угодно, любая другая статья, но только не «мокрое». Акулов видел слишком много убийц, чтобы в это поверить. И по работе, и пока сидел в тюрьме. Шурик отличался от любого из них. Может, он и запорол бы кого-то ножом в пьяной драке, но засада с автоматом, совершенно точно, не его уровень.
— Сначала подумал, что где-то выронил. Вокруг дома все обыскал — нету. Потом вспомнил, что не мог никак выронить. Ксива в закрытом кармане лежала, на «молнии». Стал думать, чо делать.
— Самый простой выход в голову не пришёл?
— Какой? Застрелиться? — Сазонов грустно усмехнулся. — Кто бы мне поверил, расскажи я по-честному? Знаешь ведь, какая у меня репутация. Василич первый и предложил бы писать рапорт на увольнение. Короче, не пошёл я сдаваться. Откуда я знал, что ксива так быстро выплывет? Думал, похожу немного с липовой, а потом, когда случай подвернётся — погоня там какая-нибудь, задержание, — объявлю, что её потерял. В таких ведь ситуациях не сильно наказывают, да? Не увольняют?
— Да. Обычно не увольняют.
— Вот видишь, расчёт был верный! Просто не повезло… Есть у меня один чел, который ксивы мастырит. Поехал к нему, хорошо, дома была фотка с погонами, не пришлось ночью метаться, китель искать. Вот и все…
— Что за «чел»?
— Не, этого я никому не скажу, — Сазонов замотал головой. — Пусть лучше сажают!
— Так уже, считай, посадили.
— Все равно не скажу. На фига? Парень мне доброе сделал, помог, а я его заложу? Да ни в жисть! Ничего, посижу чуток — поумнею. Мамка вытащит, не даст пропасть. Адвокат уже приходил. Знаешь, кто?
— Ну?
— Трубоукладчиков Вениамин Яковлевич. Он такие вопросы свободно решает.