Шоколадная принцесса - Габриэлла Зевин

— Всегда пожалуйста, Аня, — сказал он, уходя.

А потом я осталась одна.

Так странно было остаться в одиночестве. Дома всегда был кто-то, кому требовались моя помощь или мое внимание. Мне бы даже понравилось чувство одиночества, не будь я в тюремной камере.

На следующее утро полицейский отвел меня в суд. Даже несмотря на то, что я не знала, что меня ждет, я определенно была рада выбраться из камеры. Светило солнце, и я была полна оптимизма. Возможно, мистер Киплинг был прав, всему произошедшему есть разумное объяснение и я всего лишь немного отдохну от школы. Возможно, худшее, что со мной случится, — большая работа по наверстыванию пропущенного в школе.

Когда я прибыла в суд, мистера Киплинга еще не было. Я не волновалась, хотя он обычно появлялся рано.

Фраппе была в зале суда вместе с какой-то другой женщиной; я решила, что это обвинитель. В 9.01 судья вошла в зал.

— Мисс Баланчина?

Она посмотрела на меня, и я утвердительно кивнула.

— Вы знаете, где ваш поверенный?

— Мистер Киплинг сказал, что он встретит меня здесь. Может быть, он попал в пробку? — предположила я.

— А ваш опекун здесь? — спросила судья. — Я знаю, что ваши родители умерли. Возможно, ваш опекун позвонит адвокату?

Я рассказала ей, что мой опекун — бабушка и что она прикована к постели.

— Печально, — сказала судья. — Я бы предложила начать без поверенного, но так как вы несовершеннолетняя, я предпочту этого не делать. Возможно, следует отложить заседание?

И в этот момент какой-то одетый в строгий костюм парень, по виду чуть старше меня, вошел в зал суда.

— Простите, что опоздал, ваша честь. Я коллега мистера Киплинга. У него случился сердечный приступ, и он не сможет сегодня прийти в суд. Я буду представлять интересы мисс Баланчиной. Меня зовут Саймон Грин.

Он подошел к столу и протянул мне руку.

— Не беспокойся, — прошептал он. — Все будет в порядке. Я не так юн, как выгляжу, и знаю о преступном мире больше, чем когда-либо знал мистер Киплинг.

— С ним все будет в порядке? — спросила я.

— Пока ничего не известно.

— Мисс Баланчина, — спросила судья, — довольны ли вы назначением? Или стоит отложить заседание?

Я обдумала вопрос. По правде говоря, я была совершенно недовольна назначением, но идея отложить заседание совсем не привлекала меня: мне не хотелось провести еще одну ночь в тюрьме или в еще более неприятном месте. Если заседание будет отложено, они, конечно, не пошлют меня на остров Рикерс, но вполне вероятно, что отправят в колонию для несовершеннолетних до тех пор, пока все не выяснится. А помогать Нетти, Лео и бабуле из колонии было бы непросто.

— Я согласна на мистера Грина, — сказала я.

— Хорошо, — сказала судья.

Обвинитель предоставила улики, которые у них были против меня, и судья много раз кивала, как и Саймон Грин. Она закончила свою речь рекомендациями, что делать со мной дальше:

— Мисс Баланчину следует послать в центр «Свобода», где бы она ожидала суда.

Я ждала, что мистер Грин начнет протестовать, но он промолчал.

— Подобная мера кажется мне несколько чрезмерной, — сказала судья. — Девушку еще не признали виновной.

— В обычном случае я бы согласилась с вами, — сказала обвинитель. — Но вы должны принять во внимание тяжесть преступления и то, что жертва может умереть. Также в истории семьи зафиксированы случаи криминального поведения (я начинала ненавидеть эту женщину). Это значит, что она может сбежать, выйдя на поруки.

Я подтолкнула Грина:

— Разве ты ничего не скажешь?

— Мы сейчас слушаем, — прошептал он. — Я скажу больше после того, как услышу все.

Обвинитель продолжала:

— Я уверена, что вы знаете, что ее отец, Леонид Баланчин, был известным преступником, что, возможно, означает, что Аня Баланчина очень хорошо связана…

— Простите меня, Ваша честь, — сказала я.

Судья взглянула на меня, словно пыталась решить, стоит или нет подвергать меня взысканию за нарушение.

— Да? — наконец сказала она.

— Я не понимаю, почему занятия моей семьи имеют отношение ко мне. До сих пор меня ни в чем не обвиняли. Если меня пошлют в центр «Свобода», это приведет к большим сложностям.

— Вы имеете в виду, что вы пропустите школу?

— Нет. — Я сделала паузу. — Я несу ответственность за свою сестру. Моя бабушка больна, и состояние здоровья моего брата… (какое бы тут подобрать слово?) требует внимания.

— Мне жаль это слышать, — сказала судья.

— Мисс Баланчина описывает как раз то, что я и собиралась сказать, — встряла обвинитель. — Больная бабушка — единственный опекун девушки. Если вы позволите Ане Баланчиной вернуться домой, похоже, ее будет некому контролировать.

Судья посмотрела сначала на меня, потом на Саймона Грина и спросила его:

— Можете ли вы описать обстановку в ее доме?

— Хм, простите… я только сегодня получил это дело, и… и… — Он запнулся. — Я специалист в уголовном праве, а не в семейном.

— Ну что же, мне потребуется больше времени, чтобы подумать и найти кого-нибудь, кто действительно разбирается в ситуации, — сказала судья. — В настоящее время я собираюсь отправить мисс Баланчину в центр «Свобода». Не беспокойтесь, мисс Баланчина, это продлится лишь до тех пор, пока мы не выясним всех обстоятельств. Встретимся тут через неделю.

Судья ударила молоточком, и затем мы должны были покинуть зал суда.

Я села на мраморную скамью у входа и попыталась собраться с мыслями и продумать, что мне делать. Я слышала, как обвинитель говорила о том, что мне следует предоставить транспорт до «Свободы».

— Мне очень жаль, Аня, — сказал мне Грин. — Я бы очень хотел, чтобы у меня было больше времени для подготовки.

В какой-то мере в случившемся была и моя вина. Если бы только я промолчала о том, что мне надо заботиться о бабуле, Нетти и Лео! Рассказав о своей ситуации, я только все испортила. В свою защиту могу сказать, что непохоже, будто Саймон Грин собирался предпринять хоть какие-то действия. Кому-то надо было что-то сказать.

— Аня, — повторил он, — мне очень жаль.

— Сейчас нет времени на сожаления, — сказала я. — Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, позвонил кое-кому. У мистера Киплинга должны быть номера. Во-первых, женщине по имени Имоджин Гудфеллоу. Она сиделка моей бабушки. Позвони ей и скажи, что ей надо будет остаться в квартире на весь день. Скажи ей, что мы заплатим ей за работу во внеурочное время в полтора раза больше.

Саймон Грин кивнул.

— Разве тебе не надо это записать? — спросила я. Я ни капли не доверяла этому человеку.

— Я уже записываю, — ответил он, доставая устройство из кармана. — Пожалуйста, продолжай.

Папе не понравилось бы то, что его разговоры записывают, но у меня не было времени волноваться еще и об этом.

— Скарлет Барбер ходит в школу со мной и с моей сестрой. Скажи ей, что ей надо будет провожать Нетти в школу и забирать ее оттуда.

— Да, — сказал он.

— Наконец, мне нужно, чтобы ты позвонил Лео. Скажи ему, что я не хочу, чтобы он работал в Бассейне, потому что мне нужно, чтобы он присматривал за домом. Я не думаю, что он будет спорить, но если вдруг, скажи ему… — Я увидела, что обвинитель и социальный работник направляются ко мне, и потеряла нить рассуждений. Времени оставалось очень мало.

— Да?

— Не знаю, что сказать ему. Скажи что-нибудь, что имело бы смысл.

— Думаю, что смогу найти нужные слова, — сказал Грин.

Социальный работник подошла ко мне.

— Меня зовут мисс Кобравик, — сказала она. — Я отвезу тебя в центр «Свобода».

— Хорошее имя для тюрьмы, — сказала я полушутя.

— Это не тюрьма, а просто место для детей, которые попали в неприятности, — таких детей, как ты.

Миссис Кобравик явно была чрезмерно серьезной особой.

— Да, конечно, — сказала я. Тюрьма — это то место, куда я попаду, если они решат обращаться со мной, как со взрослой, и если я не избавлюсь от обвинения в отравлении Гейбла. Я кивнула Грину: — От тебя ждать вестей?

— Да, — уверил он меня, — я приду к тебе на выходных.

Я смотрела, как он уходит.

— Мистер Грин! — позвала я.

Он обернулся.

— Пожалуйста, передайте мистеру Киплингу мои пожелания скорейшего выздоровления!

И вот тут это случилось. Голос мой прервался на слове «выздоровления», и я начала плакать. Я бы ни за что этого не сделала, но мысль о мистере Киплинге в больнице заставила меня ощутить себя такой одинокой, как никогда в жизни.

— Тише, тише, — говорила миссис Кобравик, — в «Свободе» не так уж плохо.

— Это не… — начала было я, но потом передумала. В конце концов, никто из знакомых мне людей не видел моей слабости.

— Я всегда считала, что самые тяжелые дети проливают больше всего слез, — прокомментировала миссис Кобравик.