Башня Медузы - Лин Картер

С непривычным чувством раздражения от постигшей его неудачи Пангой один за другим удалил из безжизненной крепости усики-щупы. Огоньки на его шлеме померкли и погасли. Усталый, он снял с головы аппарат и поставил его на срезанную колонну — его обычное место.

Колдун впервые столкнулся с таким необычным способом защиты. До тех пор, пока землянин не очнется от своего мертвецкого сна или транса, Пангой бессилен что-либо сделать. А пока надо найти какое-то объяснение для Королевы Ведьм.

— Я хотел настолько обнажить его разум, чтобы вы могли сами расспросить его, госпожа, — сказал он. — В подобном состоянии мозг не подвластен контролю и ячейки памяти немедленно выдают любую запрошенную информацию. С введенным зондом человек не может солгать; и вы смогли бы убедиться, насколько прав ваш верный слуга и чего стоят лживые контробвинения землянина.

Она подняла руку, призывая к молчанию.

— Довольно, Пангой! Должна сказать, что я не вижу достаточных оснований для твоих утверждений. И предупреждаю: если ты это сделал с целью укрепить свое положение и под предлогом подготовить землянина к допросу убил его или искалечил его разум, мое возмездие будет скорым и ужасным.

Он покорно нагнул голову, словно не в силах снести ее ледяной, оскорбительный тон.

— Клянусь вам, он жив и ему ничто не угрожает! Это состояние транса вне моего понимания, но со временем к нему возвратится его нормальное сознание. Тогда мы продолжим, и вы увидите, говорю я правду или лгу.

— Очень хорошо. Мы продолжим, когда придет время, — холодно сказала она, и оба вышли из лаборатории.

Кирин находился в полном сознании и слышал разговор Пангоя с Азейрой, обсуждавших его состояние. Хотя он различал каждое слово, глаза его были закрыты, и он не имел представления, где находится. Более того — он не мог приподнять веки, чтобы оглядеться. Им будто овладел мгновенный и внезапный паралич. Но несмотря на отчаянные попытки освободиться от чар, цепями сковавших его тело, он не мог пошевелить и пальцем.

Легкие сохраняли подвижность. Грудная клетка вздымалась и опадала. Сердце гнало по телу алую кровь. Все жизненно важные системы продолжали функционировать обычным порядком. Но органы чувств, за исключением слуха, вдруг потеряли работоспособность. Состояние было жуткое: будто разум заключили в камеру — в его же черепную коробку.

Между тем в его голове происходили странные вещи. Там шли какие-то перемены, но ощущения были смутными и нечеткими. Словно бы давно запертые двери начали раскрываться одна за другой. Из бездонных глубин поднялись и обрели чудовищные формы какие-то ни на что не похожие образы. Медленно пробуждались к жизни целые пласты подсознания, этого огромного хранилища генетической памяти, куда нет доступа интеллекту.

Мозг захлестнули тревожные видения. Казалось, из свинцовых волн вырастают колоссальные подводные корпуса айсбергов. Огромные объемы памяти прорывались к свету сознания и находили свое место в общей системе ячеек. Мысленным зрением он видел незнакомые миры, уродливые и прекрасные лица, загадочные символы. Вспыхивали неведомые простым смертным краски. Сменяя друг друга, перед ним проходили панорамы фантастической красоты, загадочности, леденящего кровь кошмара.

Он видел громадные горы сверкающих кристаллов, укрывшие неизвестную планету. Ураганные ветры из огненных струй обрушивались на цепи кристаллов, низвергая по сверкающим склонам водопады звенящих облаков.

Иные, прежде подавляемые секторы памяти, поднимаясь из небытия и занимая черные провалы, создавали совершенно невероятные картины. Все это походило на составление в уме мозаичной картинки.

Он видел огромных крылатых существ, испускающих нестерпимый свет, — сквозь клубы золотистого тумана они мчались высоко над землей к своей загадочной цели. Затем волны тумана заволокли горизонт, а когда расступились, у его ног плескались пурпурные воды безымянного моря. Здесь, в коралловых городах, украшенных гигантскими жемчужинами, обитало чешуйчатое, с роскошными плавниками население. Их сверкающие серебром тела рассекали густую, с винным запахом пену. Он видел жуткого вида глубинных чудовищ, которых они приручили и использовали для езды и в качестве мощного оружия в жестокой войне с пернатыми, населявшими заоблачные высоты. Кирину подумалось, что война моря и воздуха длится веками и что в этом вяло текущем времени ей не будет конца. Наконец изображение подернулось дымкой, и туман скрыл его очертания.

Теперь он чувствовал, что стремительно летит сквозь пространства непроглядной тьмы и леденящего холода. Но вот чернота отступила, и он зашагал по величественному, в золоте залу, в дальнем конце которого в буйстве ослепительного света на тронах восседали высокие, безликие создания. Пройдя через зал, он остановился. С ним заговорили, цепочки непонятных слов всплывали в голове. Он смутно понимал, что ему поручается дело огромной важности, нечто такое, что выходит за рамки его природных возможностей.

Он удалился оттуда с полученными наставлениями, вооруженный, с вновь обретенной ужасающей силой. Он спустился сквозь океаны звезд к крохотной световой спиральке, подобно драгоценной игрушке сверкавшей во мраке бездны. Кирин испытал определенный шок, когда той частью разума, перед которой проходили все эти воспоминания, вдруг осознал, что эта блестящая спиралька и есть галактика, в которой он родился.

Там, среди звезд, что-то двигалось. Оно не имело четкой формы, на вид — косматый клубок теней, еще более черный на фоне общей темноты. И он должен сразиться с этим ползущим во тьме сгустком. В эту битву титанов были брошены самые страшные разрушительные силы. Сорванные со своих траекторий звезды летели в свитый жгутом мрак, оставляя за собой рассыпавшийся искрами огненный след. Колоссальные потоки энергии были направлены против того, кто обращал в ничто любое материальное создание богов и которому ничто не могло противостоять в его шествии по космическому пространству.

Наконец ему удалось приблизиться к чудовищу, и между ними завязалось нечто вроде рукопашной. Кольца шелковистых теней опутывали его, из спутанного центра черного сгустка несло леденящим холодом. Ему угрожали тепловые взрывы и всеиссушающее световое излучение. И вдруг…

Но перегруженный мозг Кирина уже не мог справиться с потоком воспоминаний, хлынувших из темных заливов подсознания. Он погрузился в тревожное полузабытье. И лишь одно имя, одно странное, непривычное на слух имя эхом отдавалось под сводами его памяти.

Где-то он уже слышал его, но этот набор звуков ничего не значил для его усталого мозга.