Журнал «Вокруг Света» №04 за 1962 год - Вокруг Света

«Ты падаешь! Последний шанс — это держать курс триста семь. Катапультироваться уже нет смысла».

Через гул и треск наушников Горлов услыхал торопливый голос Сорок третьего:

— Семерка! Отвечай Березе.

— Береза, где ты?

— Я Береза, слушаю вас, — пропищал тоненький голосок.

— Зажгите» огни! Голосок вздрогнул и

растерянно прошептал:

— Сейчас, одну минуту...

— У меня нет минуты! Я ничего не вижу!

Горлов прильнул к бронестеклу, пытаясь через ледяную пелену разглядеть огни.

— Семерка! Я Береза. Видишь меня? — вдруг ворвался властный бас человека, который привык командовать.

«Кто-то свой! Этот посадит. Только держись!»

— На фонаре лед.

— Понятно, дружище... — голос на секунду умолк. По бронестеклу запрыгали вспышки огней. Сквозь лед они походили на снежные комья. Ударяясь о фонарь и рассыпаясь, они искрились всеми цветами радуги, слепили глаза.

— Ты правильно зашел. Выпускай шасси!

«Ты сядешь. Ну, разве это так сложно? Главное, быстро выполняй, что тебе скажут».

— Включай фары! Ручку на себя! Сильней на себя! Ах ты какой...

И через секунду:

— Везучий. Ты чуть не подцепил сопку. Доверни на полградуса. Так... Выпускай воздушные тормоза.

Машину резко тряхнуло.

— Тяни на себя. Та-а-к. Два метра... Полтора... О, многовато. Так держи!..

Горлов ничего не видел, но обостренными нервами он чувствовал посадку. Вот сиденье плавно проваливается вниз. Вот машина несется над полосой, гося бешеную скорость.

— Полметра... Убери левый крен!

Горлов качнул ручку в сторону и в следующую секунду услыхал, как шасси со свистом резануло землю.

...Рывком он открыл замок и откинул тяжелый колпак. По горячему лицу наотмашь ударил ледяной ветер. Навстречу, брызгая ярким светом фар, мчалась машина с техниками и санитарный фургон.

Горлов выбрался из кабины.

«А земля-то действительно твердая». С минуту он постоял, глядя на горячий еще самолет. Провел рукой по плоскости. «Новая машина. Отличная».

В небольшом домике он увидел маленького тщедушного (радиста в штатском и офицера в летной кожаной куртке, склонившегося над рацией. Офицер рокотал в микрофон:

— Порядок, братцы. Да, да. Уже здесь. До связи. Он протянул Горлову огромную ладонь.

— Жить тебе, браток, сто лет. Аэродром неважный. Самый что ни на есть запасной. Скажи спасибо парнишке, как тебя?..

— Бороботько, — сказал радист, краснея.

— Ветер антенну сорвал — он тут наладил. — Как разведчик?

— Что-то у него стряслось. Стал уходить, звал базу, да не дозвался. Может, дотянул, а может, и нет. Ему-то помощи ждать не от кого...

На рассвете Горлов вылетел к себе на аэродром. Знакомая полоса. Возле неё дружными угольничками выстроились перехватчики.

«Джимми Коллинз погиб. Ты остался жить. Коллинз был превосходным летчиком. Но он всегда был один. Он один шел на риск. И никто не помогал ему. А тебе помогли. Пусть никто не знал тебя, но каждому ты все равно был дорог.

Это самое важное».

— Заря! Я Семерка. Прошу посадку! Прием.

Навстречу неслась блестящая от мороси лента бетонки. Тучи, высевая последний дождь, скатывались в океан. День обещал быть солнечным.

Е. Федоровский

Конец «таежной» топи

Когда-то ледник, отступая, оставил здесь озера талой воды. За многие тысячелетия озера затянулись мхами, образовался торф, на зыбком, неустойчивом грунте вырос чахлый лес.

Лет сто назад владельцы этих земель герцоги Мекленбургские повелели вырубить лес. Сохранился только небольшой островок охотничьих угодий, неподалеку от которого герцоги соорудили охотничий замок. Кроме него, в Левитце не было другого жилья.

«Тайга» — так назвали Левитц первые переселенцы, появившиеся здесь в 1957 году. Чувство одиночества и затерянности, которое охватывает человека среди этих бескрайных болот, вероятно, нисколько не походит на ощущение, испытываемое в настоящей сибирской тайге. И все же за Левитцем закрепилось это название — «тайга».

Битву с «тайгой» начала молодежь. «Левитц должен стать образцовым сельскохозяйственным районом», — так было записано в семилетнем плане страны. Союз свободной немецкой молодежи обратился к юношам и девушкам ГДР с призывом отработать здесь по четыре недели. Шефство над Левитцем взяли ребята округа Шверин, к которому примыкает болотистая равнина.

Свершается то, » о чем раньше даже и не могли мечтать немецкие крестьяне. Отступают болота: там, где несколько лет назад рос только камыш, теперь работают современные сельскохозяйственные машины, еще недавно пустовавшие земли превращены в отличные сенокосы.

Новоселы — уже не чужаки в «тайге». Вечерами к ним в клуб приходят крестьяне окрестных деревень. Ребята — частые гости на деревенских праздниках.

Однажды к молодым мелиораторам пришла целая делегация. Она предложила соорудить памятник из... межевых камней. Это значило, что крестьяне не хотят больше дробить землю, обрабатывать ее разрозненные клочки. Не хотят, потому что поняли: новую жизнь нужно строить сообща.

И летом и зимой в разных концах бывшего болота работают люди. Это молодежные бригады роют сточные канавы, прокладывают дороги, разравнивают поля под пашни и общественные выгоны. И непременно над каждым участком развевается знамя Союза свободной немецкой молодежи. Полотнище его победно реет над обновленной землей.

Герберт Домз

Сокращенный перевод О. Кокорина

Индонезийская мозаика

Индонезия, раскинувшаяся на бесчисленных островах, на редкость яркая и многообразная страна. Каждый ее остров в полном смысле слова «остров сокровищ».

Двести различных народностей населяют Индонезию, двести языков и диалектов звучат на ее островах. Яванцы, мадурцы, сунданцы, батаки, сиканезцы, нумфорцы, ниасцы, белунезцы — все они граждане единой и независимой республики. «Bhinnека Tunggal Ika» — «Единство в многообразии» — эти слова начертаны на ее государственном гербе.

Советский журналист Валентин Островский — один из знатоков Индонезии. Он изучил индонезийский язык, несколько раз путешествовал по ее островам. Мы предлагаем вашему вниманию собранные им любопытные сведения об обычаях и сказаниях индонезийского народа. Несколько разноцветных мозаичных камешков не составят, конечно, полной картины, но, с другой стороны, без таких частностей не представишь себе и целое...

Ява

Недалеко от Джокьякарты возвышается знаменитый храм Прамбанан, построенный более тысячи лет тому назад. Множество статуй украшает храм. Жители окрестных деревень рассказывают интересную легенду о том как были созданы эти статуи.

Великан-волшебник полюбил прекрасную принцессу по имени Лара Джонггранг и захотел на ней жениться.

— Я выйду за тебя замуж, — сказала она, — если ты за одну ночь высечешь из камня тысячу статуй и закончишь всю работу до пения петухов.

Вечером великан принялся за дело, и незадолго до рассвета у него уже было готово девятьсот девяносто девять статуй. Оставалось сделать только одну, и времени было вполне достаточно.

Однако неверная принцесса, не желавшая выполнять своего обещания, велела всем деревенским девушкам постучать пестиками о ступы. От шума петухи проснулись и начали петь.

Великан, разгневанный таким коварством, тотчас же превратил принцессу в статую — тысячную по счету.

* * *

В горах Восточной Явы живут тенггерезцы. Они в отличие от остального населения острова в гораздо большей степени сохранили обычаи и верования, восходящие к временам глубокой древности. Изучая быт тенггерезцев, ученые могут составить представление о том, какою была Ява в давно минувшие времена.

Некоторые тенггерезцы и сейчас поклоняются вулкану Бромо.

Суматра

Среди каро-батаков до сих пор распространен чрезвычайно интересный древний обычай: свекор и сноха не имеют права разговаривать друг с другом. Разговор между ними может происходить только через посредника...

— Мухаммад, спроси сноху, есть ли в доме бананы, — говорит свекор.

— Скажи, пожалуйста, свекру, Мухаммад, что я еще вчера принесла с базара целую корзинку, — отвечает сноха.

Мухаммад при этом может сидеть, не произнося ни слова, — роль посредника можно исполнять и молча.

А как быть, если свекор со снохой встречаются где-нибудь на дороге и поблизости нет ни одного человека? В таких случаях посредником может служить любой неодушевленный предмет — камень, дерево, хижина и даже сама дорога.

— Камень, откуда идет свекор?

— Камень, скажи, пожалуйста, снохе, что я возвращаюсь с рисового поля.