Суперфрау из ГРУ - Александр Колпакиди

Началась новая жизнь супругов. Иностранцы в Шанхае, которых было около миллиона, проживали в специальных районах, пользующихся правом экстерриториальности и не подчинявшихся местным законам. В «Международном сеттльменте» и во «Французской концессии» были собственные власти с собственной полицией. Общались иностранцы почти исключительно друг с другом. Рольфа утвердили на должность, он занял видное положение, благодаря чему последовали многочисленные приглашения в гости. Урсулу навещали дамы, ожидавшие ответных визитов. Окружающий мир, «светское» общество, в котором она очутилась, вызывали у молодой женщины отвращение. Она возненавидела бесконечные визиты, приемы, на которых следовало себя вести согласно правилам этикета, непременные партии в бридж или новомодную игру «вегольф» …

При всем отвращении к такой жизни Урсула не противилась ей, понимая, что это необходимо. «Если я, как коммунистка, хочу начать нелегальную работу, то внешне буржуазный характер жизни служил бы надежным прикрытием», — думала она, ожидая известий от партии. В письмах домой Урсула описывала Шанхай как «скучный город» для тех, кто привык к труду. В доме Войдтов всю работу выполняли слуги — бой-слуга, повар и кули. Кроме вынужденного безделья, страдания доставляла чудовищная жара, сковывающая свободу движений — неприятная особенность местного климата. «Это не палящая жара, а влажная. Потеешь просто фантастически — пот не проступает каплями, а просто течет по тебе», — писала Урсула.

С проявлениями снобизма она сталкивалась постоянно. Например, выходные дни супруги проводили у некоего доктора Вильгельма, известного адвоката. Его гости играли в теннис, отдыхали в саду на шезлонгах; между ними бесшумно сновали слуги, предлагая чай, виски с содовой, фруктовые напитки. А любимым выражением хозяина дома, доктора Вильгельма, было — «люди низшего класса». Даже развлечения строго разделялись. «Бывать там не рекомендуется, туда ходят только люди «низшего класса», — говорил доктор Вильгельм о каком-нибудь увеселительном заведении, кинотеатре или просто магазине. Урсула была вынуждена выслушивать все это, не имея возможности возразить.

«Дамы — роскошные кошечки высшего класса», — пренебрежительно отзывалась молодая женщина об окружающих ее женах, подругах и дочерях обеспеченных иностранцев. То, что в Европе назвали бы простой обеспеченностью, в Китае было богатством. В какой бы дом она ни приходила с визитом, везде ее ожидало одно и то же: ленивые, скучающие барыни, изысканно одетые, поглощенные исключительно собственной персоной. Они не работали, не занимались домашним хозяйством, не проявляли интереса к науке и искусству, подчас не заботились даже о собственных детях, перепоручая их заботам местных нянек.

О мужчинах Урсула отзывалась несколько лучше:

— Они имеют профессию и хотя бы немного работают.

Эти бесконечные чаепития нагоняли тоску и вызывали раздражение. Однообразие тем для разговоров повергало в ужас. Немцы, русские белогвардейцы-эмигранты, американцы, англичане — все говорили об одном и том же. Светская жизнь и неотъемлемые ее компоненты — приемы, бридж, собачьи бега, последние кинокартины «самого идиотского содержания». Все кинотеатры Шанхая, за исключением одного, показывали американские звуковые фильмы с пением. Эти глуповатые «опереточные» постановки вызывали буйный восторг у представителей «высшего класса».

Дома Урсула с горечью описывала мужу свои впечатления о стране, людях.

— Общий упадок, моральное разложение — вот что царит в обществе, в котором мы оказались! — восклицала она, нервно ходя по комнате.

Рольф оторвался от газеты, посмотрел на жену.

— Я не понимаю, что тебе так уж не нравится. В Германии у тебя не было работы, ты жила впроголодь, твоя мать вечно экономила. А здесь у тебя масса свободного времени хотя бы для того же чтения.

— Нам бы еще научиться играть в бридж и ма-лонг, покрикивать на слуг — вот мы и стали бы стопроцентными шанхайцами! — не хотела успокаиваться она.

Но невозможно жить среди такого разношерстного общества и не иметь хотя бы знакомых. О некоторых из них Урсула довольно подробно рассказывает в своих многочисленных письмах.

Вот, например, некий Бернштайн из Бреслау. Холостяк, в период войны 1914–1918 гг. был взят в плен и пережил, по его выражению, «лучшие годы своей жизни» в качестве гражданского пленного в Британской Индии, где он проводил время с друзьями, не ограничивая себя в еде и занимаясь спортом. Конец войны он определил иронической фразой — «разразился мир». Господин Бернштайн был расчетливым дельцом, продавал паровозы фирмы «Оренштейн и Коппель» и заключал крупные денежные сделки.

— Он делит людей на хороших и плохих и совершенно не задумывается о том, что многих волнует другой вопрос: хватает ли еды всем этим людям! — характеризовала Бернштайна Урсула.

Еще один знакомый — учитель Кук. Молодой человек, с пробором посередине, с большими круглыми глазами в роговых очках. Когда-то он хотел стать животноводом, но теперь «пас» детей в немецкой школе в Шанхае.

— Его жизнь однообразна и скучна до отвращения, вызываемого педантичным расписанием каждого дня. Каждое воскресенье он ходит на концерт городского оркестра и слушает музыку, жуя при этом инжир. Каждое воскресенье после концерта он играет в хоккей, сражаясь с командой полицейских. И так из месяца в месяц, — иронично рассказывала о новом знакомом Урсула.

Супруги Канн. Она — душа здешнего немецкого театрального союза. Он — биржевой маклер, душа артистического клуба. Уж лучше бы он занимался своим маклерством — настолько скучен его клуб. «Было бы иначе, Рольфу там бы понравилось», — заметила Урсула в одном из писем домой.

Доктор Зеебом — служащий фирмы «ИГ Фарбен», обладатель титулованных родственников и трех сотен граммофонных пластинок. Он очень любил Рольфа, что Урсула объясняла благоприятным воздействием уравновешенности и спокойствия своего мужа на этого «вздорного человека». Профессор Штумпф — инженер, работающий в германо-китайском университете, основатель «Немецкого братства по оружию». Коктейль у Унгерн-Штернбергов, «сверхпородистых, рафинированных интеллигентов»: ее брат — граф Кайзерлинг, его брат — «балтийский барон, белогвардеец, замешанный в шпионские авантюры реакции». Американец Честерфриц, владелец крупнейшей фирмы биржевых маклеров, «сказочно богат», по выражению Урсулы.

Все эти люди не были друзьями Урсулы и Рольфа, но их можно было вполне назвать их приятелями — приятелями поневоле. Если Урсула и терпела их присутствие в своей жизни, то только ради того, чтобы создать себе надежное прикрытие. Рольф попытался принять участие в жизни «общества» — выступил в качестве режиссера спектакля по пьесе Цукмайера «Капитан из Кёпеника». Однако осуществиться его планам помешало гневное письмо от генерального консула Рюдта фон Калленберг-Бёдинхайма, в котором он требовал отменить постановку. «Отвратительный спектакль, — говорилось в письме. — К тем беднякам, которые в этом спектакле показываются, можно испытывать не сострадание, а только отвращение. Театральный союз должен стремиться к более высокому уровню…»