Казанова в Петербурге - Галина Грушина

она вполне усвоила светские манеры и разговорные итальянские выражения. Иногда ей не хватало слов, зато его речи она теперь понимала, он видел это по глазам.

— Когда ты станешь говорить по-итальянски совсем свободно, я влюблюсь в тебя окончательно, — признался он.

— Когда ты окончательно влюбишься, что ты сделаешь? — коварно спросила она.

Он задумался: вопрос был трудный.

— Возможно, я не захочу с тобой расстаться.

А почему бы и нет? Например, у него перебывало множество карманных часов — золотых, с бриллиантами, с портретами, луковкой, плоских, всяких, по три-четыре разом, однако любимыми, которыми он всегда пользовался, всю жизнь оставались часы, подаренные ему еще в Венеции сеньором Брагадино.

КРЕВКЕР И ЛЯРИВЬЕР

Утомленные любовными нежностями, они мирно завтракали в своем уголке. Маленькая дикарка уже научилась пользоваться вилкой и ножом, не чавкать, не вытирать ладонью рот, а если она иногда облизывала пальцы, то влюбленный кавалер ласково ее поправлял. Сидеть за одним столом со своим господином Заира считала за великую честь: дома, когда ее отец ел, вся семья в ожидании своего часа лишь поглядывала издали.

Завтрак любовников был прерван вторжением незваных гостей: то был изящный молодой человек и миловидная его спутница, одетая по последней моде, то есть в фижмах, не пролезавших в дверь. С неудовольствием отставив кофейник — чему Заира была втихомолку рада, так как невзлюбила кофе, — кавалер развернул врученное ему гостями рекомендательное письмо. Оно было от герцога Карла Курляндского. Беспутный Его Высочество горячо хвалил некоего Кревкера, лотарингского дворянина, и его подругу из Парижа м-ль Ляривьер, выражая надежду, что милый друг Сенгальт окажет им в Петербурге свое покровительство.

— Чем могу быть полезен? — весьма сухо осведомился кавалер, кончив читать. Гости хотели, чтобы он познакомил их с богатыми людьми, ввел в свет, на что кавалер резонно заметил, что, будучи иностранцем, мало кого знает в Петербурге.

— Впрочем, если у вас есть деньги, а цель — познакомиться со страной, вам вовсе не нужны светские знакомства. К вашим услугам театр, променады, общественные балы.

— Денег у нас как раз и нет, — живо откликнулся гость. Кавалер внимательно оглядел его камзол: кажется, именно такой он видел на герцоге Карле. Что до платья дамы, оно было с плеча любовницы герцога. Ему стало понятно, что за птички впорхнули в его окошко.

— Как путешествовать без денег? — хмыкнул он.

— Наш кошелек — в карманах наших друзей, — очаровательно улыбнулась гостья, ничуть не смутившись.

Шулер и потаскуха, не было сомнений. Весьма любезно со стороны герцога посылать эту парочку к нему. Чтобы отделаться, он заявил без обиняков:

— Для вас, сударыня, я бы рад служить карманом, однако он у меня пуст. Что до вас, сударь, повторяю, я никого не знаю в Петербурге.

Гости упорно не уходили. Заира, не понимавшая по-французски, обеспокоенно потребовала объяснить, что от него хотят. Кавалера выручило появление Баумбаха. Веселый малый при виде хорошенькой парижанки тут же загорелся и предложил всей компанией отправиться в Красный Кабак. Гости обрадовались, и кавалер тоже: Красный Кабак давно манил его, и вполне пристойно было появиться там с военным человеком. Пришлось взять с собой и Заиру. От радости она не помнила себя и убежала наряжаться.

Если бы не присутствие малышки, поездка прошла бы на славу. В Кабаке было полно офицеров; играли по-крупному. Кревкер тут же вошел в банк, Баумбах и м-ль Ляривьер занялись друг другом, а кавалер не мог оставить Заиру, которая произвела на офицеров такое впечатление, что он в конце концов вынужден был взять ее к себе на колени, ограждая тем самым от приставаний. Офицеры продолжали обращаться к девушке на местном языке, и ему оставалось только хмуриться. Впрочем, внимание Заиры было приковано к м-ль Ляривьер, которую она сразу невзлюбила. Девушка с удивлением наблюдала за кокетством Ляривьер с Баумбахом и с не меньшим удивлением посматривала в сторону Кревкера, не обращавшего на парочку никакого внимания.

— Почему он не ревнует? — наконец спросила она.

— Он ей доверяет, — хихикнул кавалер. — Ведь я тебя тоже не ревную.

— Разве я подаю повод? — удивилась она. — Нет. Мне кажется, он просто ее не любит. А ты ревнив?

— Да, — усмехнулся он. — «Кто тот юноша был, Пирра, признайся, что тебя обнимал в гроте приветливом…»

— Кто такая Пирра и что такое «грот»? — не поняла Заира. По правде говоря, кавалер понятия не имел, ревнив ли он: его многочисленные романы всегда были так кратковременны, что возлюбленные просто не успевали дать повод.

— Измены я не прощаю, — наконец глубокомысленно сообщил он. — Подобно Оросману я способен пронзить кинжалом грудь изменницы.

— Разве можно променять тебя на другого! — изумленно вскрикнула Заира. К зависти окружающих, они поцеловались. В те минуты разнежившийся кавалер был готов исполнить любой каприз своей крошки. Догадайся она тогда, возможно, ей удалось бы выпросить свободу — однако она не хотела свободы; наоборот, ее желанием было как можно крепче привязать к себе необыкновенного любовника.

РЕВНОСТЬ

Наутро от Баумбаха пришло приглашение на обед. Заира начала собираться, однако на этот раз кавалер решил не брать ее с собой: Баумбах писал, что будут его полковые сослуживцы, и кавалер не пожелал снова переживать беспокойство за сохранность собственности. Заира надулась.

— Там будет и эта драная кошка? — Она подразумевала Ляривьер.

— Драная кошка меня не интересует, — сухо отозвался он, — а ты должна знать свое место.

Но Заира не пожелала, расплакалась и схватила парик кавалера, побожившись, что не отдаст его. Ничего не оставалось, как проучить строптивицу тростью. Азиатки понимают лишь побои; более того, они считают битье проявлением любви со стороны мужчины и после становятся как шелковые.

У Баумбаха собралось превеселое общество; Ляривьер оказалась единственной дамой, что, впрочем, ее ничуть не смутило. Играли; «фараон» закончился около полуночи, причем Баумбах проигрался вдрызг. Кревкер кое-чем разжился, и то потому, что пару раз сплутовал. Что до кавалера, то он пополнил свой кошелек порядочной суммой. Затем начали пить — по-московитски, без меры, до бесчувствия. Ляривьер не отставала от мужчин и кончила тем, что, освободившись от юбок, принялась отплясывать на столе. Единственный среди гостей остававшийся трезвым, кавалер с невозмутимостью наблюдал, как веселится молодежь. Когда-то и он предавался всяческим безумствам, однако беспечная юность миновала; нынче его одолевали заботы. Если уезжать из России, то куда? В Испанию, на другой конец Европы, где он пока не побывал? Добраться до Екатерины! Что, если отправиться с визитом к Григорию Орлову? Риск быть не принятым, нарваться на оскорбление сдерживали его. Что за невезение! Он с легкостью добивался аудиенций у европейских монархов,