Купленная революция. Тайное дело Парвуса - Элизабет Хереш

Это непостоянство было присуще Парвусу и в личной жизни. Он называл брак «разбойничьим гнездом», хотя у него их было несколько, и каждый раз бросал жену и ребенка, как только у него появлялся интерес к новому искушению. Его первая жена, Татьяна Гнедина, и сын Евгений вначале получали от него совсем небольшую помощь, а потом и вовсе не видели никакой финансовой поддержки, а если кто и поддерживал их, так это жена Каутского, которая в течение десяти лет сама высылала им скромное месячное пособие.

В период после возвращения из России, после революции и до начала первой мировой войны Парвус был вынужден смириться с драматической утратой своего публицистического имиджа, в то время как Троцкий вырос до уровня блестящего публициста и политического оратора революционного движения. Решающим моментом стал скандал из-за доли прибыли, причитающейся Горькому, которую Парвус растратил, будучи директором издательства, еще до 1905 года. Писатель потребовал через суд в Германии сумму в размере 180 000 золотых марок, которые он частично собирался пожертвовать большевикам.

Партии было поручено заняться этим. Именно первые друзья и покровители, которые приняли Парвуса в свои ряды во время его пребывания в Германии, — Каутский, Либкнехт и Цеткин — были вынуждены устроить внутренний партийный суд, вынести ему приговор и исключить из своих рядов. Сумма нанесенного ущерба, без особого шума, частично была покрыта деньгами из немецкой партийной кассы. Тайное дело стало явным. И Парвус решил скрыться от скандала бегством.

Шел 1910 год, когда Парвус приехал с коротким визитом в Вену. Долго он здесь не задержался. На эмигрантской сцене господствовал Троцкий. Он тосковал по Берлину, потому что ему была скучна, по его мнению, несерьезная венская атмосфера, состоящая из «смеси мелкобуржуазной сентиментальности и аристократического декадентства», а «смешная каста мандаринов в лице австрийских академиков» действовала ему на нервы, но у него не было выбора. Из-за скандала, который опорочил его репутацию, авторитет Парвуса уменьшился.

Его уже манила новая цель — Балканы. Два года назад в Турции пришел к власти режим младотурок. В этом Парвус предугадывал «революционный подъем». Он ожидал, что эти изменения повлекут за собой конфликты между Турцией и великими европейскими державами. А это ему нельзя было пропустить.

Деньги — это власть

Получив задания от немецких и русских газет, среди которых оказалась и «Киевская мысль», авансы редакций за свои сообщения о Балканах, взяв кредит, Парвус в конце 1910 года собрался в дорогу. Путешествие было запланировано всего на несколько месяцев. Но оно затянулось на четыре года, которые стали поворотными вехами в его жизни.

Явно уже подошло время сменить место жительства. Исходя из комментариев его русских друзей по партии, ему уже больше нечего было сказать на политической сцене. Так, например, Карл Радек нашел неодобрительное объяснение для отъезда своего товарища Парвуса. Позже он так писал об этом в «Правде»:

Парвус бежал от дегенерирующей немецкой социал-демократии в Константинополь, где только что одержала победу молодая турецкая революция. Очевидно, изучение империализма привело его к убеждению, что новый сильный импульс для рабочего класса должен прийти с Востока. После того как в России как раз действовала контрреволюция, — под этим Радек подразумевал стабилизацию положения в России после беспорядков в 1905–1907 годах — «Парвусу было необходимо либо большое дело, либо новые приключения».

По своей старой привычке Парвус путешествовал под фальшивым именем — на этот раз как Альбрехт Дворак, а в качестве своего адреса для друзей и редакций он указал следующее: «Австрийская почта, Константинополь».

Его путь проходил через Софию, что было не случайно. Там он хотел восстановить контакты со своим старым другом социалистом Христо Раковским, выходцем из Румынии. Еще в первые годы нахождения в Германии Парвус знал Раковского как своего единомышленника и сторонника. После того как его оттуда выслали, он обосновался на Балканах. В будущем он мог бы стать лля Парвуса незаменимым партнером.

Вначале Парвус, как и было запланировано, делал сообщения для немецкой прессы о событиях, носивших, прежде всего, общественно-политический характер. Но вскоре он начал писать для турецкой партийной газеты «Турк Йурду» — «Молодая Турция». Там он смог не только развернуться как пропагандист и теоретик классовой борьбы, но и блеснуть своими экономическими знаниями. Так он, к примеру, разъяснял, как Турции «освободиться от оков европейских договоров о капитуляции».

Очень скоро это принесло ему известность. Первую статью он еще своенравно подписал словами: «Эта статья написана одним революционным марксистом». Постепенно Парвус все большее внимание стал уделять вопросам торговли и финансовым проблемам Турции. Его анализ и прогнозы, а также критическое отношение к «последствиям европейского империализма для Турции», которой Парвус срочно выписывал рецепты для достижения финансовой независимости от Европы, вскоре заинтересовали членов турецкого правительства.

Тот факт, что он встретил здесь благосклонное отношение, только усилил его стремления вмешаться во внутриполитические процессы. Так, например, он попытался выдвинуть требования одинаковых материальных условий для местного пролетариата и иностранных рабочих во время организации демонстрации портовых рабочих 1 мая 1911 года, но инициатива не увенчалась успехом.

Его идея укрепить новое положение Турции созданием Балканской Федерации с Болгарией также не прошла. И все же турки находились под впечатлением от него.

Вскоре Парвус стал экономическим редактором «Молодой Турции» и полуофициальным советником турецкого Министерства финансов. Это не мешало ему консультировать также и частных предпринимателей — армян, которые приезжали в Константинополь в большом количестве; или русских. Вскоре он представлял интересы торговца оружием и магната Базиля (Василия) Сахарова. Фундамент его собственного состояния был заложен.

Оставаясь верным своим взглядам, что Турция могла бы уравняться в правах с Европой, только окрепнув экономически, и руководствуясь официальными требованиями «помочь Турции вернуть ее национальную свободу и достоинство», он начал систематически содействовать созданию инфраструктуры страны. То, что он при этом получал финансовую выгоду не только как консультант, зависело от его способностей налаживать торговые связи. Он также не упускал возможности удовлетворять потребности замешанных в балканских событиях партии в снабжении и оружии и действовал как военный агент.

В конце концов, вопрос заключался в ослаблении влияния России, которая уже учуяла легкую добычу в «больном человеке на Босфоре». В то же время царь должен был обратить внимание, как кайзер Вильгельм в 1912 году организовал военную миссию в Константинополе. В ответ на протест, выраженный российским послом в Берлине, Вильгельм многозначительно спросил: «Это угроза или ультиматум?» и во время приема русской делегации позволил себе нарочито громко обронить одиозное замечание, как будто бы оно было предназначено только для сидящего рядом соседа: «Война между германцами и славянами и без того предрешена, и при этом не имеет значения, кто ее начнет…»

Из Одессы и Болгарии Парвус импортировал в Турцию зерно, из России — оружие и боеприпасы не только для турецкой армии, но и для маленьких балканских государств, машины фирмы «Крупп» из Германии для строительства железнодорожных линий, дерево и железо — из Австрии и других стран. Для него было важно подготовить Турцию к войне. В течение двух лет Парвус, который уже давно имел резиденцию на расположенных близ Константинополя Принцевых островах, стал гордым обладателем торговой империи, куда входили и собственные банки. Он стал супербогатым человеком.

То, что он сумел не только наладить собственный бизнес, но и позитивно повлиять на экономическое положение Турции, требовало хороших связей с наиболее значительными политиками страны. То обстоятельство, что он охотно выполнял работу шпиона для турецкого правительства, только добавляло ему симпатий в этих кругах. Итак, Парвус был в дружеских отношениях и пользовался доверием и политической протекцией Энвера и Талаата Паша, а также министра финансов Турции. Впервые у него было такое пьянящее чувство, которое дарила ему атмосфера власти.

Имея деньги, он мог купить еще больше власти и влияния, — это открытие как с неба свалилось на него на Сканах, — а с помощью власти он смог бы, если бы захотел, стать еще богаче: этакий захватывающий круговорот, который приводил Парвуса в величайший восторг.

Что его огорчало, так это очерк, написанный далеким Троцким с отвращением к корыстолюбию Парвуса, которое в его глазах раз и навсегда дисквалифицировало Парвуса как революционера. Очерк назывался «Некролог живому другу». В нем Троцкий обвинял Парвуса в том, что тот сумел вырасти от революционного enfant terrible до политического суфлера, а из-за своего богатства превратился в «политического Фальстафа». Теперь у него было все, что он желал, и ни один брошенный в него камень не смог бы достичь цели.