Дурни Вавилонские - Далия Трускиновская

— Ничего не выйдет, — вмешалась Таш. — Они все боятся воды.

Не успели мы разинуть рты, чтобы согласиться, как Гамид пробежал по короткому и крутому откосу, крикнул для храбрости и прыгнул в канал. Он пропал в воде весь, с головой, показался и снова пропал.

— Этот дурень не умеет плавать! — воскликнула Таш.

— Сейчас вытащим, — хладнокровно сказал мужчина. У него была при себе свернутая кольцами толстая веревка, и он метнул ее Гамиду.

— Держи, держи! — закричали мы, когда он опять вынырнул. Он сообразил и вцепился в веревку. Мы ухватились за нее и выволокли Гамида на берег.

— Ничего страшного, — сказал он, отплевавшись. — Совсем ничего! Я нашарил ногами и корзины, и тачки. Там совсем мелко — если встать на корзину, то можно дышать.

— Ты вставал на корзину, несчастный?! — в полном отчаянии спросила Таш.

— Не бойся, в воде тело весит меньше, — успокоил ее мужчина. — Ты смелый парень. Сейчас я облегчу твою задачу, привяжу к веревке крюк, на другой веревке он уже есть. Тебе останется только зацепить их на ощупь за ручки корзины, а эти молодцы будут тащить.

— Послушай, не умнее ли запомнить это место и вернуться с людьми, которые умеют нырять? — предложила Таш, стараясь не глядеть на Гамида, и мы все это заметили.

— Умнее. Но если тут бродят люди из Той Башни и обратили внимание на наши крики и суету, то лучше бы вытащить корзины сразу. Они ведь поймут, что мы не напрасно топчемся на берегу канала. Что скажешь, молодец?

Этот вопрос он задал Гамиду.

— Ты прав, господин, — ответил Гамид. — Я уже не боюсь воды. Привязывай крюк к веревке.

— Я полезу с тобой, я выше тебя, мне будет легче, — вмешался Тахмад. Он, наш старший, не хотел выглядеть нелепо — а это и получилось, ведь тот мужчина не к нему обращался, а к Гамиду, и Тахмад хотел показать, что он еще сильнее и смелее.

— Самый высокий тут я, — напомнил Абад.

— И самый сильный, — одобрительно сказал мужчина. — Ты спустишься к воде и будешь тянуть за обе веревки разом, ровно и без рывков, чтобы корзина не опрокинулась. А когда вытащишь на берег — ее потащат наверх другие. Ну-ка, парни, выстраивайтесь на откосе.

Мы были счастливы — вот пришел человек, который знает, что и как нужно делать. Когда такой прикажет, и в воду лезть не страшно.

Гамид спустился туда первый, держась за веревку, за ним Тахмад. Там они поделили обязанности: Гамид ушел под воду и, хотя не сразу, зацепил первую ручку и передал веревку Тахмаду, потом зацепил вторую, Абад взялся за обе веревки, и корзина поехала наверх по траве. А Гамид с Тахмадом обнаружили, что вплотную к берегу могут стоять на дне и даже не слишком вытягивать шеи.

Таш дала знак возчикам, и обе повозки неторопливо покатили в нашу сторону. А мужчина, не сходя с мула, давал советы и хвалил нас всех поочередно. Мы же трудились изо всех сил.

Так мы вынули из воды все шесть корзин и ни одной не опрокинули, а тачки решили оставить в канале — ведь у нас теперь были другие. И тут Таш, не желавшая видеть нашего торжества и разъезжавшая поблизости, подала сигнал тревоги.

Наверно, кто-то, имевший отношение к тем корзинам, заметил нас с Нашей Башни и выслал стражников на ослах.

— Скорее, скорее грузите корзины, — велел мужчина. И мы вскинули их, словно они были наполнены пухом, а не тяжелыми табличками. Тут же возчики ударили ослов, и повозки покатили прочь.

— Мы должны встретить их и не дать им догнать повозки, — сказал мужчина. — Вы драться умеете?

— Кулаками, — ответил за всех Тахмад.

— Ясно. Идти с кулаками на всадника нелепо. Будете нападать так — вдвоем на одного. Один хватает осла за поводья и не дает ему шагу ступить, другой стаскивает наездника наземь и бьет ногами, — тут мужчина посмотрел на нас очень внимательно. — Вставайте в пары — ты вот с этим, в голубой повязке, ты — с этим, ты — с этим. Осла останавливают — ты, ты и ты. Всадника стягивают — ты, ты и ты.

Мы поблагодарили богов за такого хорошего господина. Если бы не он, мы могли бы вшестером броситься на одного осла.

Этих стражников было десять человек с копьями. Наш господин выехал вперед и вступил в переговоры. Мы не слышали, о чем он толковал с их старшим, но они не договорились, и четверо наездников поспешили к нам.

Лучше бы они этого не делали. Мы справились с ними, отняли у них копья, а двоих скинули в воду. Зато, когда подоспели еще пятеро, нам пришлось тяжко. Они уже поняли нашу ухватку. С шестым, их старшим, сцепился господин, скинул его с осла и поскакал прочь, не оборачиваясь.

Мы бились отчаянно, а между тем закатная пора перешла в ночную. Мы ободрали все кулаки об этих проклятых стражников. Но они были жирные и со слабыми руками, а мы — молодые, крепкие и с сильными руками. Зато их учили драться, а нас — нет. Кончилось побоище тем, что нас оттеснили к канаве, и мы все вместе туда полетели. Они с берега еще пытались достать нас копьями, но мы ушли по канаве, и если кто скажет, что бежать по илистому дну, путаясь в каких-то скользких водяных травах, большое удовольствие, отдайте его жрецам Асторет, чтобы его всего обрили и лишили мужского орудия.

Наконец мы, мокрые и злые, вылезли из канавы неведомо где и уже собирались пойти неведомо куда, но вовремя обернулись. Время было еще не позднее, и во многих окнах Другой Башни горел свет.

— Туда, — сказал Тахмад. — Мы честно бились, и мы заработали хотя бы горячую кашу. Как твоя рука, Гугуд?

— Ничего, почти не болит.

— А твое плечо, Абад?

— Какое плечо?

Стараясь подбадривать друг друга, мы потащились в потемках к Другой Башне, но, пока мы дошли, все огни погасли и стало ясно, что каши мы не получим. Никто нас не встречал, никто о нас не беспокоился, и нас утешала только мысль, что корзины, которые мы чуть не погубили, спасены. Мы нашли свой дом, но его дверь была заперта. Ведь мы не одни там жили, а еще несколько парней, гонявших тачки, и почему они должны оставлять дверь на ночь открытой?

— Идем к пекарне, — решил Тахмад. — Там еще ночью начинают печь лепешки, и там тепло. Попросимся к пекарям — может, позволят хотя бы лечь на полу возле печки.

— К тому же в Нашей Башне нас научили дружить с теми, кто, как мы, работает много, а получает мало, — напомнил Левад. — Вот и начнем.

Пекари впустили нас и по доброте душевной дали нам черствые лепешки. Мы размочили их в воде, съели и заснули на полу.

Утром, на заре, они нас растолкали — должен был прийти их хозяин, а он не любил, чтобы чужие сидели в пекарне. Мы вышли на свежий воздух голодные, но уже почти здоровые — разве что в синяках.

— Идем в харчевню, — сказал Тахмад. — Хоть каши наедимся вдоволь. А потом нас, может быть, найдут и поблагодарят.

А в харчевне свершилось чудо — я увидел Лиш.

Миски с горячей кашей нам выдавали внизу, в большой харчевне на двадцать длинных столов, — и вот так вышло, что мою миску принесла она. Я посмотрел на нее и понял, зачем сбежал из Нашей Башни в Другую Башню. У нее были кудрявые волосы, которые торчали из-под платка во все стороны, и тонкий нос с горбинкой, как мясницкий нож, и губы, как разрезанный плод красной сливы, и глаза, как колодцы в пустыне! Я посмотрел на нее, она посмотрела на меня, и мы поняли, что должны вечером встретиться. Ведь девушек, которые работают в башнях, охраняют не очень строго — это просто невозможно.

Мы взяли свои тачки, пошли к глиняной горе, нам накидали тяжелой влажной глины, и мы погнали тачки ко входу в нору. Там оказалось, что не у всех у нас есть таблички на веревочках — Гугуд и Левад потеряли свои во время драки. Их впустили, но велели добыть для них новые таблички. Так начался день, который показался мне странным — тачка почти ничего не весила, а уклон норы словно бы исчез. Я думал — нужно покрепче держаться за тачку, а то взлечу!

— Как звали того господина, к которому нас посылала Таш? — спросил Тахмад, когда мы внизу у горы ждали своей очереди. — Того, который велел Зубастому взять нас? Вспоминайте — мы пойдем опять на третий ярус, Найдем его, а он поможет найти Таш.

— Не поможет, — вдруг сказал Гугуд. — Мы были ей нужны только ради проклятых корзин. Без нас она бы их не привезла в Другую Башню. А теперь корзины уже здесь — и мы ее больше не увидим.

Самый младший из нас сказал то, что должен был сказать старший, — вот как странно действуют на людей эти башни.

— Может, оно и к лучшему, — ответил ему Тахмад, покосившись на Гамида.

Нам нагрузили тачки, и мы погнали их в нору.

Я всё время поглядывал на Гамида, мне не нравилось его молчание. Лучше бы он изругал Таш на все лады — так думал я, зная, что потом ему полегчает. Но он молчал и отворачивался. И так — до самого вечера, до ужина.

Когда мы жили в Нашей Башне, то ходили в город развлечься. Но тут до города было далековато. Мы спросили у товарищей по тачке, чем они развлекаются, и нам показали площадку, где играют в кости, и другую, где бросают камни в цель, и место, где поют и пляшут. Но плясать я не собирался.