Гуль (СИ) - Кочеровский Артем

— Павел Леонидович, просите, но звонит… Грищев.

ПЛ нахмурил брови, посмотрел в потолок, помотал головой: «не помню».

— Отец Грищева Дениса, которого взяли с гашишем, — прошептала секретарша.

— И?

— Он требует, чтобы мы вернули ему половину гонорара, так как наши адвокаты не смогли сбить срок в половину.

— П-ф-ф-ф! — ПЛ махнул рукой. — Он за кого нас принимает? За страховую?! Скажи этому кретину, что он заплатил деньги за юридическую защиту. Мы выполнили свою часть сделки. Если он хотел, чтобы его сынок-торчок отделался условкой, то бабки нужно было нести судье! Вот блин потеха: вернуть гонорар! Шли его в задницу! А если он не согласен, то пускай подаёт в суд! Благо, себе мы адвоката найдём! Ах-ха-ха-ха!

Развеселившийся собственной шуткой ПЛ пошел к единственной непрозрачной стене в офисе. Секретарша убрала давление с сиськи, приложила трубку к уху и ласковым голосом затараторила о обязательствах, пунктах в договоре и возможных рисках, которые «даже такая серьезная адвокатская фирма не всегда в состоянии предотвратить». Пожелала хорошего дня и пообещала господину Грищеву, как исключительному клиенту, переговорить с директором по его вопросу.

ПЛ потянул ручку двери с табличкой «Директор» и вошел в свой кабинет. Он подошёл к столу, открыл ящик. Достал бокал и бутылку вина, налил. Густое виноградное обволакивало стенки и прекрасно пахло. Он поводил бокалом возле носа, аккуратно пригубил. Проглотил и разочарованно скривился. Выпил бокал залпом, убрал в ящик.

— А ведь для полного счастья не хватает самой малости. Насладиться вкусом сраного вина…

Сорвавшись с места, ПЛ подошел к небольшому встроенному хлоднику, открыл его и за двумя рядами бутылочек с водой нашел свёрток. Взял его, подошел к окну и посмотрел на город с высоты сорок второго этажа. Прекрасный вид. Он медленно водил головой, а его руки разворачивали свёрток. Прохладное, бордовое, в меру свежее. Да катись оно в жопу это вино! Его глаза налились красным, челюсти разъехались. Он чуть сдержал себя, точно пёс, ждущий разрешения хозяина, а затем вгрызся в сырой кусок мяса. Его челюсти клацали и с легкостью отрывали куски, которые он был способен проглотить не жуя. Спустя всего несколько секунд мяса не стало. ПЛ вернул своим глазам прежний вид, расправил плечи. Промокнул подушечкой указательного пальца красную капельку, оставшуюся на бумаге, и облизал.

— Павел Леонидович, к вам Терехов. Можно?

ПЛ выкинул бумагу в урну, взял влажную салфетку, вытер рот и руки, затем сел в кресло и нажал кнопку:

— Запускай!

Постучавшись, в кабинет вошел Терехов — заместитель директора. Высокий парень тридцати пяти лет. Его острые колени выпирали из узких брюк.

— Доброе утро, Павел Леонидович, — Терехов подошёл к столу и положил бумаги. — Вот отчет, который вы просили.

ПЛ взял бумаги. Несколько секунд вдумчиво смотрел, а затем позволил себе улыбнуться. Линия «доходы» на графике стремительно отрывалась от линии «расходы».

— Хорошо.

— Ещё нам звонили из мэрии, — Терехов замолчал.

— Что на этот раз?

— Они спрашивают: не хотим ли мы взять дело на добровольной основе. Там какой-то благотворительный проект о помощи выходцам из интернатов. Вот дело, — Терехов показал обложку папки. — Парень был материально ответственным в какой-то фирме, а при увольнении на него повесили…

— Нахер ты мне это говоришь? — ПЛ поднял на помощника глаза и скривился. — Убери!

Терехов спрятал папку за спину:

— Но… Мэрия… они же…

— Что?!

— Мы отказываем им третий раз подряд. Это дело, если разобраться, — сущий пустяк. Мы могли бы…

— Пусть они идут на х*й со своими благотворительными делами!

— Как бы нам не обернулось это…

— Ничем нам это не обернётся, — ПЛ ещё раз взял распечатку, поднял повыше и снова улыбнулся, любуясь взлётом линии «доходы». — Пускай, хоть одна государственная крыса сунет свой нос в мои дела, и я его лично отгрызу. Вернее, даже не я, а Булкин. Он возле мэра ошивается. Этот придурок покупает у дилера, которого я отмазал, пакет белого каждую неделю. Дай мне знать, если появятся проблемы, и по моей указке Булкин всех их перетопчет. Ещё что-то?

— Нет..., — Терехов собрался уходить, но потом развернулся. — То есть, да. Звонил Жуков из инвестиционного фонда.

— Я знаю, кто такой Жуков.

— Он хочет с вами пообедать. Сегодня вечером в Соломенной.

— Вечером я занят, — отмахнулся Павел Леонидович.

— Он сказал, у него какое-то дело.

— Знаю я его дела. Сидеть в ресторане, жрать картошку, рассказывать дебильные анекдоты, а в конце озвучить «потрясающее» предложение инвестировать «миллиончик, другой» в его фонд. Скажи Жукову, что я встречусь с ним на следующей неделе, а сегодня у меня настоящее дело, — ПЛ посмотрел на Терехова. — Звонил какой-то очередной мажорик. Вляпался во что-то серьёзное и хочет отмазаться, пока дело не зашло слишком далеко. Сказал, что его папаша готов заплатить двести кусков. Вот это я понимаю — дело! А не пустой пизд*жь с Жуковым.

… … …

Я стоял среди обшарпанных зданий обанкротившегося прокатного завода. По правую руку от меня высился цех — сплошная металлическая стена профиля, слева — кирпичные здания с окнами, забитыми фанерой. Я стоял в дверном проёме одного из них и смотрел на дорогу. Тень человека в черном плаще я увидел за двести метров. Горшков клюнул. Ещё бы. Я пообещал ему двести тысяч. Клюнул и даже последовал моим правилам. Мы договорились, что он придёт один. Причем, приедет не на машине, а выйдет из такси в двух кварталах. На запах таких денег он приполз бы даже на карачках.

ПЛ обошел погнутую трубу шлагбаума, протопал двадцать метров и остановился на дороге. Фонари на брошенном заводе, разумеется, не работали. И различить в этой темени что-то было непросто, особенно когда кругом валялись остатки былых мощностей производства — балки, двутавры, бочки, голые катушки от проволоки. Он повертел головой. Я вошел в здание и достал телефон.

— Да, — ответил ПЛ.

— Идите сюда, Павел Леонидович, — сказал я и нажал тумблер.

Из проёма двери на улицу упал желтый свет. Горшков хотел что-то сказать. Ему не очень нравилось выбранное место, но я положил трубку.

Он протопал двести метров, сунул голову в дверной проём и увидел меня:

— Привет, — сказал он, сморщившись. — Чем тут так воняет?

— Не знаю, — ответил я. — Маслом, наверное.

Брезгливо ступая по грязному полу, Горшков вошел в здание и осмотрелся. На потолке висел большой фонарь и чуть покачивался. Само помещение было хоть и грязным, но очищенным от завалов. Оно было прямоугольным и вытянутым в длину. На дальней стене белой жемчужиной среди грязи, кокса, масла, ржавчины и гнили висела новенькая маркерная доска. Я стоял у неё.

— Боюсь даже представить, что ты натворил, пацан, — хмыкнул Горшков и пошел ко мне. — Я, конечно, в разных местах встречался с клиентами, но это…

Он подошел и долго смотрел на меня, изредка морщась от химической вони. Я предположил, что он хочет узнать во мне, сына кого-нибудь чиновника или знаменитости. Не узнал. Развернулся и ещё раз осмотрел помещение:

— Ты один? А твой отец?

— Он не хочет, чтобы его видели, — я шмыгнул носом и опустил глаза. — Он сказал, что я должен всё подробно и в мельчайших деталях вам рассказать. И вы поможете.

— Да, но…, — Горшков закрыл нос пальцами.

— Предоплату он передал, — я показал на стол, где лежал конверт.

— А-а-а, ну тогда..., — и тут глаза Горшкова округлились. Он убрал руку от лица, наклонился ко мне и втянул носом полную грудь. — А-а-а! Вот оно что! Теперь ясно!

— Поэтому мы и обратились к вам, — я пожал плечами.

— И теперь я примерно представляю кто твой отец, — кивнул Горшков. — Ну, рассказывай! Должно быть с голодухи грохнул кого-то из родственников? Сестру, брата? Или друзей? Тело уже нашли или пока?.. Слушай, а нахер эта доска здесь висит?

— Отец сказал, что чем больше я расскажу, тем будет лучше.