На стороне бога - Чингиз Абдуллаев

— До утра осталось не так много, — напомнил Усманов, — утром все будет по-другому.

Он отпивал чай маленькими глотками. Погорельский, сидевший на диване, уже заснул, смешно свесив голову и раскрыв рот.

— Кажется, нас становится меньше с каждым часом, — пошутил Усманов, взглянув на режиссера.

— Это у него реакция на события сегодняшней ночи, — объяснил Дронго. — Думаю, что больше ничего не произойдет.

— Вы считаете, что убийца теперь не полезет в дом? — спросил Олег Шарай.

— Надеюсь, что не полезет. Осталось не так много времени до утра, и я очень рассчитываю, что у нас больше ничего не случится.

— Как было бы хорошо, если бы вы оказались правы, — произнес Усманов, поставив пустой стакан на столик, — хотя ни в чем нельзя быть уверенным. Нужно было заколотить дверь на веранду хотя бы до утра. Тогда мы будем знать, что убийца точно не ворвется к нам.

— Он и так не ворвется, — сказал Дронго. — Рахман-ака, вы принимали участие в гражданской войне?

— К сожалению, да, — вздохнул Усманов. — Это было большое несчастье для нашего народа. Брат пошел на брата…

— И вы воевали на стороне оппозиции?

— Это вам Алтынбай рассказал? Он — как это говорят по-русски? — не компромиссный человек. Нет, бескомпромиссный. Ничего не может простить и забыть.

— Вы воевали на стороне оппозиции? — настаивал Дронго.

— Разве я могу воевать? — добродушно спросил Рахман-ака. — Мне уже много лет. И мне трудно держать в руках автомат или пулемет. Я перешел на сторону тех, кому мог верить. И я, конечно, не сражался. Я только морально поддерживал сомневающихся.

— А ваш помощник Олег Шарай тоже не сражался?

— Конечно, нет, — вставил Олег.

— Он прибыл к нам в республику только в середине девяностых, — прервал порыв своего помощника Усманов. — Я понимаю ваши вопросы. Вы хотите обвинить кого-то из нас. Хотите доказать, что печальные события девяносто второго года, о которых говорил вам режиссер, каким-то образом связаны с таджиками, находящимися в этом доме. Но вы избрали не правильный путь. Здесь нет виноватых.

Мы все жертвы неизвестного убийцы.

— Я не хотел вас обидеть, — заметил Дронго.

— А я и не обижаюсь. Я только вам объясняю, что вы не там ищете. Олег, пожалуйста, принеси мне еще стакан чаю.

— В чайнике вода кончилась, — сказал Шарай, — нужно заново поставить.

— Ну и поставь, — посоветовал Усманов, — только не оставляй нас на всю ночь без чая.

Шарай поднялся и пошел к лестнице, не забыв взять свечу. За столиком остались сидеть четверо мужчин. Погорельский по-прежнему спал, Усманов сидел в кресле, а Дронго и Вейдеманис разместились на стульях.

— Когда вы уезжаете отсюда? — спросил Усманов.

— Хотели завтра утром, но боюсь, что теперь придется остаться.

— Думаете найти убийцу?

— Обязательно. И найду, можете не сомневаться.

— Ваш друг сказал, что вы лучший эксперт, — добродушно заметил Усманов, — но я, кажется, догадываюсь, о чем вы думаете. Хотите скажу?

— Будет интересно, — кивнул Дронго.

— Вы связали убийство молодой актрисы со случаем, происшедшим в Таджикистане. Не знаю почему, но вы так думаете. И конечно, вы решили, что убийца находится среди нас. Кроме того, вы рассуждаете как бывший следователь в Советском Союзе. Алтынбай сражался на стороне действующей власти, значит, он честный человек. Я был на стороне оппозиции, значит, не совсем честный. Но вы понимаете, что я не мог быть убийцей — у меня не хватит сил удержать молодую женщину и задушить ее голыми руками. Значит, остается Олег, вот его вы и подозреваете. Именно поэтому все ваши расспросы касаются девяносто второго года. Верно?

— Вы очень наблюдательный человек, — кивнул Дронго.

— А кого еще вы можете подозревать? Только Шарай не виноват, он переехал к нам в девяносто шестом и ничего не может знать о нашей войне.

Ничего.

Из бильярдной вышел Алтынбай и направился к ним. Посмотрел на столик, очевидно, в поисках воды.

— Пить хочется, — сказал он, поворачиваясь к лестнице. Он не стал брать свечу, так как стоявшие на столике три свечи почти догорели. Алтынбай сделал несколько шагов к лестнице.

Всхлипнул во сне Погорельский.

— Нельзя плохо думать о людях, — нравоучительно произнес Усманов.

Вейдеманис взял со стола яблоко, и Дронго невольно посмотрел на своего друга. На лестнице послышались шаги, показался свет от свечи. И в этот момент, прогремел выстрел…

Глава 10

Выстрел прозвучал так внезапно, что многие даже не поняли, что именно произошло. Некоторые подумали, что снова прогремел гром. Однако падение тяжелого тела наверху и крик проклятия не оставляли сомнений. Затем об пол ударилась винтовка, словно убийца решил избавиться от улики.

— Опять не слава Богу, — сказал в наступившей тишине проснувшийся Погорельский.

— Сюда! — крикнул из темноты Алтынбай. — Быстрее сюда!

Схватив свечи, Вейдеманис и Дронго подбежали к лестнице. На полу весь в крови лежал Олег Шарай. Пуля попала ему в живот, и теперь он умирал — мучительно и страшно. Открывая рот, он пытался что-то сказать, но от этого страдания только усиливались. Усманов тоже подошел ближе.

— Олег, — воскликнул он встревоженным голосом, наклоняясь к тяжелораненому, — что произошло?

Шарай все еще пытался что-то сказать, но изо рта у него шла кровавая пена.

— Убийца! — крикнул Усманов, показывая наверх. — Посмотрите, где находится убийца!

Вейдеманис и Алтынбай поспешили наверх. Дронго наклонился к умирающему.

Тот задыхался. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять тяжесть ранения.

Даже если бы рядом были врачи, они бы ничего не смогли сделать — с такими ранениями нельзя выжить. Все внутренности несчастного были разворочены прямым попаданием картечи в живот.

— Врач нужен, — горько сказал Усманов.

— Какой врач! — возразил подошедший Погорельский. Он видел, как мучается Шарай. — Здесь уже священник нужен, — пробормотал режиссер.

Дронго отвернулся, чтобы не смотреть в лицо умирающему. Шарай поднял руку, чтобы коснуться Усманова, но рука внезапно упала, и Олег откинул голову.

— Он умер, — трагическим голосом прокомментировал Усманов. — Какой-то негодяй убил его.

Рахман-ака наклонился и закрыл глаза умершему, затем он взглянул на Дронго и спросил:

— Теперь вы его уже не подозреваете? Или вам кажется, что он сам себя застрелил?

— Не кажется, — угрюмо ответил Дронго, взглянув на убитого. Он отошел к входной двери, пока Рахман-ака, наклонившись к убитому, читал молитву.

Наверху показались мужчины. Кроме Вейдеманиса и Алтынбая, там стояли Сергей Буянов и Отари Квачадзе.

— Что у вас? — крикнул Дронго.

— Никого нет! — закричал в ответ Вейдеманис.

— А где Мамука? — спросил Усманов.

— Он в комнате убитой, — ответил Отари. — Я сидел рядом с ним, когда прогремел выстрел.

— А где были вы, Сергей? — спросил Дронго.

— Рядом с Наташей Толдиной, как вы мне и поручили.

— Посмотрите на веранде! — приказал Дронго. — И проверьте все окна.

Вейдеманис поспешил выполнять указание друга. Через несколько секунд он крикнул сверху:

— Дверь заперта!

— Может быть, это Гасан убивает наших людей? — спросил Усманов. Он был явно не в себе.

Дронго, перескакивая через несколько ступенек, поднялся по лестнице на второй этаж. В коридоре, кроме Вейдеманиса, никого не было. Он открыл дверь в первую спальню. У тела погибшей супруги сидел Мамука. Дронго невольно вздрогнул. У несчастного за два часа поседели волосы. Дронго закрыл дверь, ничего не спросив. Во второй комнате он увидел, как Людмила кладет влажный платок на голову стонавшему повару.

— Как он? — спросил Дронго.

— Плохо, — ответила она, — он приходит в себя. Боль дает о себе знать.

— Может быть, дать ему еще виски? — предложил Дронго.

Людмила взглянула на него так, что он понял бессмысленность вопроса.

— У них осталось двое детей, — сказала она с болью.

— До утра уже не очень долго, — пробормотал Дронго, не зная, что говорят в таких случаях. При столкновении с подобными человеческими трагедиями он всегда немного терялся. — Скоро начнет светать. И дождь, кажется, прекратился, — несколько растерянно добавил он.

Она ничего не ответила, и Дронго вышел из комнаты. В третьей спальне находилась Наталья Толдина. Когда он открыл дверь, она вскрикнула.

— Вы пришли меня убить? — спросила она.

— Успокойтесь, — посоветовал Дронго. — Скоро будет утро, и вы отсюда уедете.

— Нет, — вдруг сказала она, — мы отсюда не уедем. Мы все останемся в этом доме. Я слышала выстрел. Слышала, как кто-то крикнул. Выстрел. Я все слышала. Кого-то опять убили. Людмилу, да? Ее убили? Они хотят убить всех женщин в этом доме.