В землю Ханаанскую - Георг Мориц Эберс

что исходит из уст старика, и между членами совета найдется очень мало людей, которые бы с ним не соглашались; вот потому все и идет у нас кое-как, благодаря его неумелому управлению.

— Так ты желаешь знать мое мнение? — воскликнул Горнехт. — Я не задумаюсь отдать все, лишь бы низвергнуть…

Жрец закрыл ему рукою рот и посоветовал быть осторожнее, потом пододвинулся к нему и тихо сказал:

— Меня ждут во дворце, итак, выслушай меня еще: если Осии удастся дело примирения, то его народ вернется — виновные и невиновные. К новым мы должны причислить все колено нашего военачальника, называемое Ефремовым, начиная от старого Нуна до мальчика в твоем доме.

— Мы должны пощадить их, но ведь Мезу также еврей, что мы ему сделаем?

— Подобные дела не обсуждаются на улице, и нет ничего легче, как посеять вражду между двумя мужчинами, которым случится властвовать в одном и том же кругу действий. Я позабочусь о том, чтобы Осия одержал верх; тогда должен фараон, будет ли он называться Менефта или, — тут он еще понизил голос, — или Синтах, все равно, фараон, говорю я, должен дать ему самую высокую должность, и он этого заслуживает, потому что хорошо поймет, какую пользу мы желаем извлечь из его действий. Существует, Горнехт, такое блюдо, от которого никто не отказывается, раз он его попробовал.

— Блюдо?

— Я подразумеваю тут могущество, сильное могущество. Наместник целой области, начальник всех войск вместо Аарсу, он поостережется порвать с нами связь. Я знаю его. Если удастся уверить его, что Мезу был неправ перед ним, — а этот честолюбец наверно даст повод к неудовольствию Осии и мы убедим его, что по закону следует наказать волшебника и наиболее худших людей из его народа, то Осия допустит это и еще выскажет нам свое одобрение.

— А если дело примирения не удастся?

— Тогда все же Осия вернется обратно, так как он не изменит клятве. Но в том случае, если Мезу, которому все будет доверено, удержит силою нашего военачальника, то мальчик нам будет очень полезен. Осия любит племянника, еврейский народ вообще дорожит жизнью, а мальчик принадлежит к знатному роду. Фараон должен во всяком случае пригрозить Ефрему, а мы будем защищать его, тогда его дядя снова завяжет с нами сношения и присоединится к нам, разгневавшим фараона.

— Превосходно!

— А самое верное средство прийти к цели — это заключить еще другой союз. Прошу тебя только быть спокойным. Твой товарищ по оружию, мой спаситель жизни, храбрейший человек во всем войске, который со временем достигнет самых высоких почестей, должен сделаться мужем твоей дочери. Казана любит его, я знаю это от моей домоправительницы.

Горнехт опять сдвинул брови; он видел, что ему нельзя противиться более назвать зятем человека, происхождение которого ему не нравится, хотя он лично и ценит его по достоинству. Все же начальник стрелков не мог удержаться, чтобы не произнести проклятия, хотя и очень тихим голосом. Однако ответ его звучал спокойнее и разумнее, чем этого ожидал жрец.

— Какой злой дух овладел Казаною, что она питает такое влечение к чужеземцу? Откуда она взяла эту волю? Но Осия даже и не сватался за нее! Ни ты, ни кто другой не могут заставить меня отдать мою дочь человеку, который, считаясь нашим другом, даже не выбрал времени зайти к мам в дом! Попридержать мальчика — другое дело; я беру это на себя.

XI

Глубокое, чистое, украшенное мириадами звезд небо возвышалось над плоским ландшафтом восточной дельты и городом Суккотом, который египтяне называли местопребыванием бога Тума или Пифона.

Мартовская ночь клонилась к концу, беловатые пары носились над каналом, вырытым еврейскими рабочими и перерезывавшим равнину, орошая расстилавшиеся по его берегам обширные луга, которые терялись в бесконечной дали.

На востоке и на юге небо было покрыто густым туманом, поднимавшимся из больших озер и из маленького заливчика, врезавшегося далеко в землю. Степной ветер, дувший днем очень сильно, несколько унялся к ночи; чувствовалась прохлада, предшествующая и в Египте восхождению солнца.

Кому случалось быть прежде в этом пограничном местечке с его пастушечьими палатками, хижинами и небольшим количеством более или менее сносных домов, тот, конечно, не узнал бы его в эту ночь.

Даже единственное замечательное строение местечка, за исключением храма бога солнца Тума, большой укрепленный амбар для запасов, представлял в эту ночь какой-то странный вид. Хотя его длинные белые стены выдавались, как и всегда, в темноте ночи, но, обыкновенно, в этот час в местечке все спало тихо и спокойно, тогда как в эту ночь заметно было необыкновенное оживление. Этот амбар служил также укреплением для отражения разбойничьих нападений шазушаров[7], обходивших защищенные границы сухим путем; за неразрушимыми стенами этого здания находился египетский отряд, который мог устоять против значительной военной силы.

Сегодня же это имело вид, точно тут хозяйничали дети пустыни; но все эти женщины и мужчины, суетившиеся у стен и на самих стенах гигантского здания, были не шазушары, а евреи. С громкими криками таскали они пшеницу, рожь, ячмень и вообще все припасы, находившиеся в амбаре; они начали свое дело еще до захождения солнца и складывали награбленное в мешки, чашки, кружки, чаны, одним словом, кто во что мог.

Наиболее знатные не участвовали в этом грабеже, однако тут немало видно было и детей, которые просто пригоршнями таскали припасы из амбара. Иные же дети и женщины с факелами освещали отделения амбара, чтобы их единоплеменникам удобнее было грабить. Кроме того, перед тяжелыми замкнутыми воротами, пригодными для любой крепости, ярко горели смоленые факелы и в разливаемой ими полосе света ходили взад и вперед вооруженные пастухи. Если же изнутри бросали каменья или слышались ругательства на египетском языке, то стоявшие вне здания евреи отвечали насмешками и бранью.

В день праздника жатвы, во время первой вечерней стражи появились в Суккоте евреи из столицы и объявили своим единоплеменникам — число которых в двадцать раз превышало численность живших там египтян, — что они ночью оставляют Танис и что евреи, живущие в Суккоте, должны также готовиться в путь.

Тогда между евреями началось ликование, что они в ночь новолуния, после весеннего равноденствия, когда начинается праздник жатвы, должны также, как и их единоплеменники из Таниса, города Рамзеса, собраться каждая семья в своем доме для торжественного ужина. Кроме того, им приказано было передать от имени старейшин племен, что для них настал день освобождения и Господь Бог поведет их в землю обетованную.

Как в Танисе, так и здесь