Жертвы - Шон Хатсон

Под потолком вспыхнуло сразу несколько ламп дневного света, залив комнату холодным свечением.

Справа стоял большой письменный стол, за ним — бесконечные ряды картотеки.

Сверху, с металлического блюда на него смотрела отсеченная голова.

Миллер бросил взгляд на этот забрызганный кровью предмет и улыбнулся.

Глава 15

Труп был нагой.

Он сидел в углу комнаты на стуле с высокой спинкой. Голова, запрокинутая назад, открывала огромную рану, почти отделявшую голову от туловища. Кровь стекала по груди и животу к нижней части тела, которая была сильно изувечена.

Между ног трупа, поднятый, как при эрекции, был виден опухший, похожий на толстого червя орган, болезненно-бледного цвета, но тоже весь в крови. Рядом с головкой этого органа находилось что-то наподобие крошечных рук с загнутыми когтями на пальцах. Отдаленно напоминавшее бескровного уродливого головастика, существо открыло рот: в острых зубах застряли куски плоти, которую оно прогрызало, освободившись от тела хозяина.

Миллер с гордостью рассматривал свою работу. Это было одно из наиболее дерзких и великолепных изобретений, которые он когда-либо создавал. Оно использовалось при съемках фильма «Пришелец», которому он отдал два предшествующих года. Когда картина была готова к прокату в Штатах, начались разговоры о том, чтобы вырезать сцену, в которой это существо прогрызало себе путь, освобождаясь от хозяина, лежавшего на своей жене. После этого, по сценарию, оно должно было проникнуть во влагалище женщины и вызвать там подобное же кровавое опустошение, но эта последняя часть сцены в конце концов отправилась на полку. Но даже и после этого из-за ряда других омерзительных видеоэффектов, задуманных Миллером, картину запретили в США, и она впоследствии так и погибла, не дойдя до экрана. Но все равно Миллер был доволен тем, как сработали его эффекты. Он еще некоторое время любовался своей работой, потом перевел взгляд на другого обитателя комнаты.

Это была женщина.

Кожа у нее на лице была содрана, обнажив паутину мышц и сухожилий. Одна глазница пуста: глаз болтался на уровне щеки, удерживаемый ниточкой нерва. Рот открыт, внутри — остатки языка, отрезанного тем же ножом, которым так искусно освежевали лицо женщины.

Рядом с ней — какое-то обгоревшее тело.

Отрубленная нога, вся покрытая личинками червей, примостилась в углу комнаты, как стойка для зонтиков.

Около нее лежало туловище мужчины с толстыми щупальцами вместо ног; задушенное щупальцами, скрючилось изувеченное и окровавленное тельце ребенка.

Довольная улыбка не сходила с губ Миллера, пока он оглядывал свое произведение. При изготовлении каждого из щупалец была использована гидравлика в сочетании с проводами, и ему вместе с группой из шести технических специалистов потребовалось больше недели, чтобы подготовиться к съемке кадра, длившегося не более восьми секунд. И по сей день, в очередной раз смотря фильм, Миллер убеждался: проводов не видно, хотя ему было известно расположение каждого из них. Это была еще одна сцена, которой он справедливо гордился.

В кресле сидел мужчина с пробитой головой. Миллер изготовил голову из пустотелой формы, а потом наполнил ее говядиной, бутафорской кровью и бараньими мозгами. Когда настало время «жертве» получить" выстрел в голову, занятый в эпизоде актер просто выстрелил из ружья в верхнюю часть макета, и полголовы как не бывало. После съемок Миллер принес макет человека домой. Теперь тот таращился на него своим пустым стеклянным глазом.

Специалист по эффектам уселся за письменный стол и оглядел мастерскую. Он сам оборудовал себе кабинет вскоре после того, как переселился в этот дом. Вначале, когда он работал фотографом, это была фотолаборатория. В ней до сих пор стояла двойная раковина, а в воздухе висел запах проявителя, теперь, правда, к нему примешивался стойкий запах резины. Латекс был одним из наиболее часто использовавшихся материалов при изготовлении искусственных органов, и Миллер считал, что он прост в обращении и долговечен. Некоторые из страшилищ, деливших с ним мастерскую, выглядели как новые, как в день их создания.

Миллер улыбнулся про себя, вспомнив, как однажды, беря у него интервью, корреспондент из одного журнала о кино назвал его современным доктором Франкенштейном, окружившим себя собственными созданиями.

Наряду с целыми фигурами в комнате повсюду валялись многочисленные головы, глаза, черепа и конечности. Все это когда-то использовалось в фильмах, над которыми он работал. На письменном столе лежали эскизы грима, разрабатываемого им для фильма «Астроканнибалы», а также фотографии как готовых изделий, так и опытных образцов. Усаживаясь за стол, Миллер пробежал глазами эскизы и фотографии, но вдруг его внимание привлекла стена напротив.

На ней висела огромная доска для объявлений и афиш, сплошь усеянная разнокалиберными фотографиями. Только запечатлены на них были не изобретения Миллера. То было наследство от прежних времен, когда он работал фотографом в полиции и в прессе. Цветные и черно-белые памятки ужасов, которые он хранил многие годы.

Вся в кровавых подтеках расплющенная детская коляска, сбитая машиной, за рулем которой сидел пьяный водитель, и бесформенная груда мяса под передним колесом. Миллер до сих пор помнил душераздирающий крик матери ребенка у себя за спиной, пока он щелкал аппаратом. Помнил, как замедляли ход машины и водители глазели из окон. Помнил кровь, струящуюся к водосточной решетке.

Щелк.

Женщина после группового изнасилования четырьмя мужчинами и связанная электрическим шнуром перед тем, как ей затолкали во влагалище разбитую бутылку.

Щелк.

Две жертвы убийства из мести. Им вырвали зубы клещами, а потом задушили проволокой для резки сыра.

Щелк.

Самоубийца, увлекший за собой какого-то бизнесмена, бросившись на находящиеся под током рельсы на станции «Найтсбридж».

Щелк.

Мужчина, решивший проявить геройство и оказавший сопротивление вооруженному налетчику, ограбившему почту; найден в придорожной канаве с вырванными гениталиями и руками, глубоко засунутыми в отверстие в промежности.

Щелк. Щелк. Щелк.

Миллер снова отхлебнул из стакана и бросил взгляд вдоль шкафов с ящичками. Все они тоже были полны фотографий. Хранилище боли и унижения, навек запечатленных благодаря фотоаппарату. Ламинированный ужас, к которому он часто обращался. Но еще более объемным хранилищем зрелищ и впечатлений была его память. Любая гнусная, отвратительная картина прилипала к его сознанию, как короста, которую невозможно отодрать.

Сзади него громко тикали часы, гулко отдаваясь в тишине комнаты.