Жертвы - Шон Хатсон

— А мне казалось, что у вас нет никаких зацепок, — сказал репортер из газеты «Экспресс».

— Не верьте тому, что пишут в газетах. — Гибсон изобразил на лице подобие улыбки — вот, мол, и мы умеем шутить. — Пока мы располагаем одной-двумя не очень надежными уликами, которые мало о чем говорят, но мы уверены, что очень скоро последуют официальные обвинения.

— Как вам это удастся? — послышался громкий голос откуда-то с задних рядов.

— Мы обнаружили некую взаимосвязь между всеми шестью совершенными убийствами, — сказал Гибсон, глядя в лежащий перед ним блокнот.

— А вы не могли бы сказать, что это за взаимосвязь? — настойчиво спросила Терри.

— В данный момент — нет, — ответил Гибсон. — Все, что я могу пока сказать, это то, что мы установили ряд аналогий в способах убийств.

— Что вам известно об убийце? — снова спросила Терри, заметив, что Гибсон опять украдкой посмотрел на Чапмена.

Комиссар полиции едва заметно качнул головой.

— Пока ничего, — сказал Гибсон, смахивая с верхней губы капельку пота.

— Как скоро вы сможете сообщить какие-нибудь подробности? — спросил тот же репортер из «Экспресса».

— Ответа не будет.

Раздался громкий залп — десятки аппаратов щелкнули одновременно.

— Действительно ли тела всех жертв были сильно изуродованы? — выкрикнул человек, стоящий рядом с Терри. Блокнот его был открыт, он торопливо что-то записывал.

— Воздерживаюсь от ответа.

— Есть ли у убитых женщин какие-либо признаки полового насилия? — прогремел с заднего ряда голос корреспондента газеты «Сан».

— Не могу ответить.

— Что вы можете сказать о личности подозреваемого? — не отступала Терри, пригвоздив Гибсона взглядом. — Его возраст, пол, социальное положение, вообще что-нибудь?

— Я уже объяснил — не могу. — Гибсон почувствовал, что у него пересохло в горле. Взял со стола стакан и отпил из него.

Терри отвела глаза и заметила, что Чапмен в упор смотрит на нее. И почему-то поежилась под его взглядом.

— Может быть, вам все-таки известны мотивы убийств? — продолжала допытываться Терри.

— Ответа не будет, — поспешно бросил Гибсон.

— Пожалуй, нам не следует излагать больше никаких деталей данного дела, — вдруг вступил в беседу Чапмен. — Достаточно сказать, что арест произведен и в положенный срок мы представим полный отчет. — Он переглянулся с Гибсоном. — А на сегодня пока все! — выкрикнул Чапмен, когда треск фотоаппаратов и голоса присутствующих слились в гул, нарастающий крещендо. Представители прессы словно бы не спешили расходиться. И только когда полицейские поднялись со своих мест и направились к расположенному за их спинами выходу, репортеры по одному потянулись из комнаты.

Терри на мгновение задержалась, глядя вслед выходящим из дверей Гибсону и Чапмену, которые о чем-то шептались. Когда дверь за ними закрылась, она вздохнула, недоверчиво покачав головой и нахмурив брови.

— Так они нам и поверили! — обеспокоенно воскликнул Гибсон, стоя в коридоре рядом с конференц-залом.

— А куда они денутся? — ухмыльнулся Чапмен. — По-моему, вы переоцениваете интеллект этих щелкоперов, Стюарт. Мы объявили, что произвели арест, и они клюнули. К завтрашнему утру об этом растрезвонят все газеты, сообщат по всем программам телевидения. Что касается прессы и общественности, пусть они думают, что убийца арестован.

— Но что будет, если кто-то докопается до истины? Если обнаружится, что мы знаем об этом подонке ничуть не больше, чем после первого убийства? Что тогда?

— А это уж наша с вами забота — не дать им ни о чем пронюхать. Я и позвал их на эту пресс-конференцию для того лишь, чтобы они оставили нас на время в покое, вы же знаете. Мы обязаны обезвредить маньяка до того, как он совершит новое убийство.

Гибсон вздохнул и мельком взглянул на Чандлера.

По губам сержанта тенью скользнула усмешка.

Глава 19

Концы с концами не сходились.

Сколько бы раз Терри Уорнер ни пыталась сопоставить разрозненные сведения, ей никак не удавалось выстроить их в логический ряд.

Еще неделю назад полиция была просто сбита с толку этой серией убийств, после которых не оставалось абсолютно никаких улик. А теперь вдруг выясняется, что арестован подозреваемый. Терри недоуменно качала головой, обдумывая эту новость. И все равно факты не сходятся. Как в поговорке: нет желатина — не будет и заливного.

Убирая упавшую на лоб темную прядь, она почувствовала, что кожа покрылась капельками пота.

В машине было душно, как в духовке.

Терри взглянула на сломанный обогреватель, от которого тянуло жаром, и решила, что, как только у нее выдастся свободная минута, немедленно займется им. Поток машин впереди нее замедлил ход, и она опустила боковое стекло.

Облачко выхлопных газов тотчас ворвалось в машину, пришлось поспешно закрывать окно. Жара, решила она, все же лучше смрада. Сзади нее водитель черного «порше» сильно нажал на клаксон. Терри поправила зеркало заднего вида и взглянула на нетерпеливого автомобилиста, нервно барабанящего пальцами по рулю. Неожиданно он дал газ, круто развернулся и промчался мимо нее на такой скорости, будто ушел со старта в автомобильных гонках.

Терри улыбнулась про себя, поймав в зеркале свое отражение. Темные круги под глазами стали слишком заметными. Терри досадливо прищелкнула языком: сказываются бессонные ночи. Видела бы ее сейчас мама! «Тереза Николь Уорнер, тебе надо больше следить за собой». Она явственно слышала мамин голос. Родители были категорически против, когда семь лет назад она объявила о своем намерении уйти из отчего дома. Они тут же стали приводить ей расхожие доводы о том, что Лондон — это исчадие зла и преступности, а дурные люди только того и ждут, чтобы в их сети угодила наивная двадцатилетняя девушка. Тот факт, что она уже работает в крупном рекламном агентстве и нашла вполне приличную квартиру для себя, не внес успокоения в их души. Было бы, однако, удивительно, если бы они не выказали своего неудовольствия, а потому она спокойно воспринимала их паранойю, все эти предостережения и увещевания до тех пор, пока мама не предприняла попытку зайти с другого конца. За две недели до намеченного дня отъезда Терри она впала в глубокую депрессию. Это ее состояние приводило Терри в тихую ярость, особенно после того, как мать повадилась разглядывать по вечерам старый семейный альбом, сетуя при этом, что теряет свою единственную дочь. Сначала Терри пыталась отшучиваться, и вот тогда-то в нее полетели первые стрелы.

— С того дня, как умерла Ева, — сказала мама однажды, — ты — единственное, что у нас осталось. Она была бы против твоего отъезда.