Жертвы - Шон Хатсон

Полицейский выглянул в окно и кивнул.

— Почему бы тебе не поговорить с этой девицей? — сказал с улыбкой Чандлер. — Глядишь, попал бы в десятичасовой блок новостей.

Он пустил струю дыма мимо своего начальника.

— Она висит на этом деле столько же, сколько и мы, — сказал Гибсон.

— Интересно, знает ли она что-нибудь такое, чего не знаем мы? А помощь нам бы не помешала, от кого бы она ни исходила, — мрачно заметил Чандлер.

— Да, твоих улик явно не достаточно, Шерлок Холмс, — бросил в ответ инспектор, с укором взглянув на коллегу.

— Теперь меня это тревожит не меньше, чем тебя, — признался Чандлер. — Правда, моя ответственность с твоей не сравнима. Не меня же повысили.

— Ну да, — махнул рукой Гибсон, отворачиваясь от своего старшего по возрасту сослуживца, — не тебя.

— Свой отчет я представлю тебе, как только закончу, Стюарт, — ввернул Лумис, стараясь прервать словесный поединок двух сыщиков.

— Счастливо, Сэм, — сказал Гибсон. — Слушай, а ты действительно уверен, что и на этот раз действовал тот же самый убийца? Уж слишком разнятся способы убийства.

— Уверен, — оборвал его Лумис. — Раны на теле нанесены сильным ударом правой руки аналогично тому, как это было со второй жертвой, помнишь?

— Забудешь тут!

Вторая жертва, Николас Блейк, был найден тремя неделями раньше на скамейке в Гайд-парке. Его горло было перерезано в шести местах, голова практически отделена от туловища. Никакого орудия убийства обнаружено не было. Никакого оружия. Никаких отпечатков пальцев. Никаких зацепок.

Никогда не оставалось никаких следов.

— Можешь ли ты с уверенностью сказать, что убийца действовал один? — обратился Гибсон к патологоанатому.

— Я же объяснил, — начал Лумис, — манера нанесения режущих ран — одна и та же в двух случаях. Кроме того, все жертвы были обнаружены приблизительно в одном и том же положении — лежа на спине, что свидетельствует об определенном постоянстве, характерном для убийцы. Первая жертва была застрелена в положении лежа на боку, после чего труп был перевален на спину. Может быть, убийца стремился показать нам, что действует в одиночку.

— Зачем? — удивился Чандлер.

Лумис пожал плечами.

— Ты меня спрашиваешь? Я патологоанатом, а не психиатр.

— Бог ты мой, — вздохнул Гибсон, присаживаясь на ручку стоящей рядом софы и глядя на темно-красные разводы на ковре. — А я обещал своим ребятишкам, что завтра буду дома с ними.

— Издержки профессии, — заключил Чандлер. — С положением приходит ответственность.

Гибсон, уловив сарказм в голосе коллеги, рассерженно вскочил на ноги.

— Правильно! — выпалил он. — И не забудь, на ком ответственность, Чандлер. Повысили-то меня. Все твои вздохи и ахи ничего не изменят, так что не заняться ли тебе своими прямыми обязанностями? — Полицейский инспектор направился к двери, но, дойдя до нее, обернулся: — Пока тебя не заменили кем-нибудь другим. Помоложе.

Чандлер насупился и что-то злобно процедил сквозь зубы, когда начальник вышел из комнаты.

Помоложе! Хватит с него и того, что приходится получать указания от Гибсона, размышлял Чандлер. В свои сорок пять он был на семь лет старше своего начальника. На семь лет больше опыта, думал он с горечью. И все же, когда пришло время, повысили того, кто помоложе. Мысленно он постоянно возвращался к одному и тому же вопросу: почему его обошли? Может быть, потому, что, работая в отделе по борьбе с порнобизнесом в лондонском районе Сохо, однажды брал у торговца видеофильмами запрещенный товар? Нет, резонно рассуждал он, никто об этом не узнал, иначе бы его давно вывели на чистую воду. Скорее всего, это — ведомственная политика, в этом он не сомневался. Гибсон женат, у него двое детей, а Чандлер жил один, и его одиночество скрашивала лишь восточно-европейская овчарка. Гибсон представлялся лучшей кандидатурой на продвижение по служебной лестнице. Он казался более степенным, более надежным. И ко всему прочему участвовал в задержании членов вооруженной банды, которая шесть месяцев тому назад ограбила грузовик, перевозивший драгоценности на сумму в 750 тысяч фунтов стерлингов. Цепной пилой они проделали в грузовике дыру и тут же разделались с охранником, решившим сыграть роль героя. Другой караульный остался на всю жизнь парализованным — заряд из дробовика перебил ему позвоночник, а третьему охраннику удалось улизнуть, отделавшись легким ушибом головы, — бандиты ударили его топориком, который, пробив шлем, чуть-чуть зацепил череп.

Гибсон руководил захватом банды, состоявшей, как оказалось, сплошь из заморских профессионалов. Однако, перекрыв аэропорты и паромные переправы и сжав кольцо поиска вокруг центральной части Лондона, Гибсону и его людям удалось обнаружить часть денег, а с их помощью выйти на след одного из водителей, увозивших банду с места преступления. На допросе он раскололся и выдал своих сообщников. В течение четырех дней все они были пойманы и предстали перед судом.

Во время поисков и захвата банды Чандлер находился дома на больничном — у него было смещение хряща — и пропустил операцию. А Гибсон получил поощрение и продвижение по службе.

Чандлер сделал последнюю затяжку и бросил окурок в пепельницу на столе. На улице он увидел, что Гибсона опять занимает вопросами женщина-телерепортер. С тех пор как начались эти убийства, она постоянно оказывалась на месте события. Лучше бы ей держаться подальше от этого, размышлял он, скользя оценивающим взором по ее ладной фигуре. Джинсы, заправленные в сапоги, соблазнительно облегали ее ноги и бедра. Крепенькая, подумал про себя полицейский, проходя мимо.

— Не могли бы вы сообщить какие-то неофициальные сведения? — подступала Терри к полицейскому инспектору.

— Вам, телевизионщикам, ни одного лишнего слова! — воскликнул Гибсон. — Стоит немного увлечься, как это станет главной новостью следующего вашего выпуска.

— Общественность имеет право знать, что происходит, — ответила журналистка. — Если объявился маньяк, совершающий массовые убийства и терроризирующий население района, вам не следует скрывать от людей факты.

— Когда придет время довести до общественности все факты, это сделает Новый Скотленд-Ярд, не полагаясь на разных репортеров, — проскрипел Гибсон. — Вы, должно быть, меня за дурака принимаете. Думаете, мне неизвестно, к чему все эти расспросы? Да вы вцепились в это дело с самого начала, делаете себе на нем имя, вот почему вас так все интересует.

— Я делаю свое дело, — сказала Терри.

— Уж это точно! Так создается великое телевидение! — сострил он. — Да ведь и я стараюсь заниматься своей работой, только моя работа не в том, чтобы давать интервью на месте каждого убийства.