Академик Г.А. Николаев. Среди людей живущий - Сергей Александрович Жуков

— Самой дорогой наградой за пять лет моего руководства кафедрой было то, что на Ученом совете сказали недавно: на кафедре сохранился николаевский дух.

— По-николаевски доверяете своим заместителям?

— Обязательно. Я в правительственных учреждениях часто бываю, а они внутренними вопросами занимаются. И, представьте, ни одного конфликта!

— Значит, не разбежался народ?

— Ни в коем случае! Всех сохранили и еще набираем.

— А кабинет Георгия Александровича сохранился?

— Его не трогаем, это святое. Хотим там сделать мемориальную комнату.

— Заведующим вы стали еще при Николаеве?

— Да, он просил. И Елисеев меня уговаривал. Я не хотел поначалу — Георгий Александрович был еще в силе. Потом согласился при условии, что Николаев останется научным руководителем кафедры с сохранением кабинета и оклада.

— В последнее время вы много с ним разговаривали?

— Очень. Особенно у меня дома. Там мы все Пасхи отмечали. Георгий Александрович был верующим человеком...

— Мне говорил об этом Алексей Иванович Киселев...

— Вот-вот. У меня дед мог и выпить.

— ?!

— Обычно я говорил: «Мне покрепче, а вам, Георгий Александрович, — кагорчика...» — «Кагорчика, Николай Павлович? — Алешин мастерски копирует деда. — Пожалуй, давайте кагорчика...»

Однажды я повез его к себе на родину, за триста километров, в Рязанскую губернию. Искупал в святом озере. Тут и разговорились мы с ним по вопросам веры. (Я с детства глубоко верующий, не по моде.) В тот вечер Николаев выпил кагорчику и всю жизнь свою рассказал, и как веровать начал.

— В гимназии?

— Раньше. В 1907 году... Ему четыре года было. Дед его по отцовской линии сидел в тюрьме...

— По уголовному делу или политическому?

— По политическому. И в камеру было явление Богородицы, которая сказала, что в семнадцатом году будет большая беда в Москве, а вы спасайтесь. Вот они с мамой и уехали из Москвы! Да...

* * *

— Не забуду, как дед возвращался из Мексики после того, как читал там лекции. Перед отъездом я говорю: «Георгий Александрович, у вас ботинки как лыжи, носки загнулись, один каблук отвалился. Купите себе новые». — «Хорошо, голубчик, куплю».

Возвращается. Едем в машине.

— Заедемте-ка в Минвуз, — дед вынимает из кармана толстую пачку валюты, гонорар за лекции. — Надо сдать... Там (поднимает палец вверх) все видят (КГБ имел в виду).

Смотрю — на нем те же чоботы.

— Георгий Александрович, ну хоть ботинки-то вы могли себе купить?

— Знаете, голубчик, а эти удобные. Не жмут.

Алешин прочитал, как Алексей Киселев рассказывает о своем поступлении в МВТУ, и оторвался от записок:

— У меня была похожая ситуация. В 1962 году после машиностроительного техникума я поступал в МВТУ на сварку. Между защитой диплома и вступительными экзаменами было дня четыре. Я получил одну тройку и недобрал балл. В списках зачисленных себя не нашел. Что делать? Особых знакомств я в Москве не имел. Родом из глухой рязанской деревни Нармушадь, отца в 1942 году убили на фронте... Мне и говорят: сходи к Николаеву.

Георгий Александрович принял, выслушал. Посидите, говорит, у секретаря. Смотрю, бежит председатель приемной комиссии, роняя папки на ходу. Слышу сквозь дверь: «Молодой человек с отличием окончил техникум, сдал все экзамены, а вы его не принимаете! Если останетесь формалистом, нам будет трудно вместе работать».

...Пролетели годы учебы. Алешин — заместитель секретаря бюро ВЛКСМ факультета МТ.

— Комсомольские секретари на факультете были личности: Чеботарев, Володя Скворцов, но последующего секретаря я в глаза раскритиковал на факультетском собрании: «Не видишь людей, не умеешь с ними работать». Вышел крупный скандал. «Большой» комитет решил не рекомендовать меня для распределения в МВТУ.

Николаев вызвал вузовского секретаря ВЛКСМ и сказал коротко, как отрезал:

— Знаете, пока я ректор, я сам буду решать, кого мне оставлять на кафедре, а кого — нет.

Так он второй раз определил мою судьбу.

Третий раз это случилось несколько лет спустя. Я был уже заведующим лабораторией, кандидатом наук. Первые годы моего брака были счастливыми, родился сын. Со временем начались проблемы, и я подал на развод. В один прекрасный день получаю повестку в суд. Как не проживавшему в течение шести месяцев с семьей, мне грозило лишение права на жилплощадь и автоматическое выселение из Москвы. Суд вынес решение о моем выселении. Я подыскал работу во Владимире, но тут подключился дед, который узнал о происходящем от ребят с кафедры. Ничего не говоря, он стал нажимать на какие-то клавиши и за два дня до срока выезда вручил мне ордер на комнату в эмиэтэушном доме! Ему пришлось использовать все свое влияние ректора и депутата Верховного Совета...

Однажды мы крупно поссорились с ректором А.С. Елисеевым. Прихожу к Николаеву, сообщаю: сцена вышла, видно, не работать мне в МВТУ. И добавляю:

— Пойду в священники...

— Голубчик, — спрашивает Николаев, — вы хоть литургию знаете?

— И литургию, и все службы...

Тут Николаев и поведал мне один случай:

— Однажды в Америке сопровождавший меня профессор говорит: «Мистер Николаев, я должен перед обедом помолиться». А я ему провел литургию на латыни и старославянском, и он с час стоял ошарашенный...

— Но в церковь-то Николаев не ходил?

— Не пропустил ни одного крестного хода!

— Невзирая на все ограждения милиции и комсомольские оперотряды?

— А что? «Комсомольцев не пускают, — Алешин опять копирует деда, — а мы с Иван Иванычем — два старичка, на нас и внимания не обращают...»

С Иваном Ивановичем Макаровым они были закадычные друзья. Тот был самородок из рабочих, дед уважал его за золотые руки.

— Николаев — это эпоха... Он — потрясающий. У Буденного очередная внучка поступала в институт. Выбор пал на Бауманский. Дело было в 1965 году, Николаев только стал ректором. Семен Михайлович приехал к нему, а Николаев стал валять дурака.

— М-м-м, боюсь, возможности наши ограничены... Так что ничем не можем помочь...

Маршал пошел пятнами. После беседы в таком духе он быстро уехал, а дед потер руки: надо с него слупить миллионов двенадцать на строительство... Слупил!

Тактик был выдающийся! Заседания Сварочного совета вел как дирижер. Острые углы обходил по лезвию ножа. Чувствует, что нарастает большая склока, спохватывается:

— Виталий Александрович (профессору Винокурову), совсем забыл — меня ждут в Минвузе. Проведите-ка заседание вы...

Иными словами, выясняйте свои отношения сами... Потом будет ахать: жаль, меня не было, я бы повел