Враги целуют жадно - Людмила Сладкова

Машка примостилась рядом с ней. Даже на Клюева должным образом не среагировала. Не заметила даже. Зато в нее вцепилась мертвой хваткой, жалобно умоляя о взаимности:

- Обними меня. Пожалуйста. Обними покрепче.

Выполнив ее просьбу, Аня прокаркала чужим голосом:

- Не пугай меня! Скажи, что стряслось?

- Ничего.

- Это неправда! Ты что-то натворила?

- Нет. Наверное. Я… я не знаю.

- Мария! – разгневанно, строго. – Я же чувствую - что-то не так!

Она медленно отстранилась. Ласково прильнула к ее плечу.

- Я тоже частенько тебя чувствую, хоть ты и не веришь мне, - прикоснулась к золотому кулону, висящему на шее - половинка сердца на массивной цепочке. Вторая половина этого сердца принадлежала Ане.

Это был подарок мамы на их шестнадцатилетие. Последний ее подарок.

И они так сильно дорожили им, что никогда его не снимали.

Будто прочитав ее мысли, Маша тихо прошептала:

- Помнишь, как мама говорила? У нас с тобой два тела, но одно сердце!

Конечно, Аня помнила. И сама искренне верила в это. Но вида не подавала.

- Не заговаривай мне зубы, - беззлобно усмехнулась она, поглаживая ее по волосам. – Рассказывай! В чем дело?

Сестра отрицательно покачала головой:

- Возможно, в другой раз. А сейчас…

Она замолчала, заметив охапку цветов на столе. И Клюева в непосредственной близости. Неверно сопоставив факты, Машка выдохнула:

- А, Никитос! Решил действовать по классике, да? Цветочки, конечно, миленькие. Но… ты даже не представляешь, какие букеты дарили моей сестре. И в каком количестве. С ней такое не прокатит, дружок, ведь…

- Маша! – предостерегающе шикнула Аня, прерывая ту на полуслове.

- Упс, - мгновенно встрепенулась она, улыбаясь Клюеву. – Не позорься, в общем. И оставь ее в покое. Настоятельно советую!

- Или что? – скривился Никита. – Что ты мне…

На сей раз замолчал и он. А все потому, что дверь в аудиторию резко распахнулась. И дружный хор голосов буквально оглушил Аню:

- Здравствуйте, Ярослав Маркович!

На пороге мрачным изваянием застыл ректор. И впервые… впервые на ее памяти он ни с кем не поздоровался в ответ. Вместо этого, окинув присутствующих тяжелым ястребиным взглядом, направился… прямиком к ним. Холодея от странных предчувствий, Аня покосилась на Машку.

Та, потупив взор, напряженно застыла. От волнения что есть мочи стискивала ее руку, и жевала собственные губы. Явно натворила что-то, но боялась признаться в этом. Вот тольrо… что?

Бондарев тем временем подобрался к ним вплотную. Потеснив Клюева, обеими руками оперся о крышку стола, прогнувшуюся под его весом. Гневно прищурившись, он тоже уставился на Машку. А вскоре в звенящей тишине, раздался его властный голос:

- Ко мне в кабинет, Мария! Немедленно!

Глава 7

«Твою мать… ТВОЮ МАТЬ! Какого хрена я творю?!»

Ответа не было. Оправданий и уверенности в собственной адекватности – тоже. Вадим готов был башкой об стену биться, лишь бы понять… как? Как он оказался в подобной ситуации? Где были его мозги? И что на него нашло?

За время отношений с Ксюхой, он ни одного цветочка ей не подарил! Даже мысли подобной не возникало. Да и сама она предпочитала более ценные подарки. Памятные. Практичные. В общем, они с ней и без этих бесполезных веников прекрасно обходились. А тут… само собой как-то вышло. Стоило увидеть синяк на руке Стекловой – отметины, оставленные его пальцами на ее бледной бархатной коже, и Вадима накрыло. Внутри что-то надломилось. А дальше все, как в тумане. Поиск лучшего в городе магазина, выбор букета, оформление заказа. В себя Вадим пришел лишь увидев курьера, рыскающего по коридорам ВУЗа в поисках нужной аудитории. С этим самым треклятым букетом! Тогда-то реальность и обрушилась на него тяжким грузом. Отбойным молотком шарахнула по голове, простреливая виски острой ноющей болью. И Вадим… охренел от собственных действий.

Понял, какую кашу заварил, намереваясь завалить цветами… не свою девушку. Но перехватить курьера и отказаться от доставки, не раскрыв при этом себя, как заказчика… не вышло бы. Ведь именно в тот момент Вадим общался с Клюевым, в красках описывая этому недоумку, что сделает с ним, если тот ослушается его еще хоть раз. В конечном итоге, Никитос догадался бы. Он тот еще клоун, но не дурак. В общем, рисковать Збруев не стал.

Не придумав ничего умнее, решил опередить доставку и, раз уж на то пошло… поприсутствовать при вручении. Лично понаблюдать за Аней. Тайно проследить за ее реакцией. Не зря, как оказалось. Не вмешайся он вовремя, и его опрометчивый поступок вылез бы ему боком. Аукнулся бы серьезными последствиями. Ведь Аня с легкостью могла раскрыть его. Узнать имя отправителя, сделав один единственный звонок. И тогда…

Благо, Вадиму все же удалось предотвратить катастрофу и сохранить свою грязную тайну. Свой маленький секрет, от которого до сих пор кровь кипела в жилах и руки тряслись, как у наркомана на отходняках. И все из-за нее!

«Стеклова… Ох, Стеклова! Стекляшка чертова!»

Дарить цветы этой выскочке… изначально было херовой затеей!

Глупой и необдуманной. Но прикасаться к ней… прижимать к себе, стискивая дерзкую сучку, что есть мочи – вообще непростительной ошибкой!

Он чудом остался жив. Чудом не сдох в ту секунду, когда она… прильнула своим упругим задом к его члену. И сердце едва ни лопнуло в груди от напряжения. От шального выброса адреналина в кровь. Ситуация стремительно выходила из-под контроля. Вадим до последнего сражался за самообладание, цеплялся за мысли о Ксюхе, но… проиграл. Его жестко коротнуло. Мир вокруг померк. Провалился в гребанную бездну. Инстинкты взяли верх над разумом. Немедленно поставить эту выскочку раком - все, чего хотелось ему в тот момент. Будто почувствовав это, Аня включила заднюю. Дернулась, пытаясь отстранилась. А его вдруг осенило:

«Клюев! Вчера она точно также терлась о ширинку Клюева!»

Это было сродни удару в солнечное сплетение. С вертушки.

Это порождало истерический смех в недрах его затуманенного сознания.

И это отрезвило. Придало сил. Злости. Буквально рассвирепев при мысли, что Аня проделывает подобные финты со всеми подряд, Вадим брезгливо скривился. Ему стало мерзко и противно до тошноты. До реальных рвотных позывов. Отпустив ее, отступив на пару шагов, он испытал самое настоящее облегчение.