Белая Русь(Роман) - Клаз Илья Семенович

— Капрала Жабицкого зовите!

Тот появился без промедления.

— Поскачешь с письмом в Несвиж. Чтоб отдал в руки ясновельможного пана гетмана Януша Радзивилла.

Войт Лука Ельский ушел к себе в кабинет, грузно опустился в кресло, придвинул чернила и бумагу. Прикрыв глаза ладонью, долго собирался с мыслями. А они, как назло, текли рассеянные и обрывистые. Начал с графа Гинцеля, а потом строчку за строчкой о положении в крае. Писал осторожно, сдержанно, ибо понимал, что гетман Януш Радзивилл не хуже знает, что теперь деется на Белой Руси. Все же осмелился предостеречь гетмана: если сейчас не покончить с Гаркушей, Небабой и прочими харцизками, то будет полыхать край в огне. А это, бесспорно, осложнит положение коронного войска на Украине, ибо ударить по Хмелю с севера, как это мыслят в Верховном трибунале и депутаты сейма, не будет никакой возможности.

Письмо получилось длинное, деловое. Прочел его вслух и остался доволен. Ждать, пока просохнут чернила, не хотел. Посыпал песком, связал волосом, поставил печать и приказал прислать капрала. На дворе смеркалось. Подумал: посылать ли на ночь? Теперь и ночью дороги опасны. Но ответил себе: немедля! Скакать ночь и день!..

Письмо пинского войта Луки Ельского гетман Януш Радзивилл прочел, скомкал и стиснул в жестком кулаке так, что побелели пальцы. Бросил бумагу на стол: пинская крыса будет писать и говорить, что надобно делать! Подробное же письмо получил днями от воеводы из Слуцка. Гетман насупил седые брови, и под худыми щеками заходили мускулистые желваки. Эти два вислоухих пана считают своим правом подсказывать ему и давать какие-то советы. Знает гетман, что письма эти не последние. Возле Чечерска объявился еще один схизматик, посланный Хмельницким, — атаман Кривошапка. В коротком бою он разбил отряд пана Горского. Как удалось поганому Кривошапке саблями одолеть отряд, вооруженный мушкетами и двумя легкими кулевринами, было пока загадкой. Гетман строил всякие предположения. Был склонен даже к тому, что Хмель подкупил сотню татар и те подкрались на рассвете к спящему лагерю. Разбив Горского, Кривошапка пошел на Чериков и почти без боя взял его. К схизмату, как мухи на мед, слетается чернь. Теперь вор Кривошапка бродит возле Могилева. Но гетман спокоен: черкасам Могилева не взять. Зато казацкий загон объявился под Туровом. Черкасы вместе с чернью обложили Слуцк. Висят тучи над Бобруйском и Меньском.

Не хочет больше думать Януш Радзивилл ни о казаках, ни о сенаторах, ни о черни. Вышел из кабинета и через голубой зал побрел сам не зная куда. Остановился у балкона. Через раскрытые двери видна бриллиантовая гладь озера и канал, что разделяет дворец и крепость. «Не посмеют… им не одолеть…» — прошептал гетман, на мгновение представив казацких коней, скачущих вдоль крепостного рва. Прилила к голове кровь, стало жарко: на всякое могут решиться черкасы. Грохнул дверями балкона и, ступая по мягким коврам, прошел в кунсткамеру. Покосился на картины, писанные маслом. Они висят здесь уже не один десяток лет. Некоторые привезены из Италии неизвестно кем и когда, некоторые из Голландии. На полотнах баталии, и рыцари, и кустистые деревья, под которыми пасутся барашки… Смотреть на все это не хотел. Носком сапога толкнул двери, и сразу успокоилось сердце. Застыла неподвижно, как часовой, бронзовая фигура рыцаря, одетого в доспехи. Сверкающий щит острием касался пола, а к ноге приставлен овальный меч, прошитый железными заклепками и разрисованный дивной насечкой. Возле фигуры рыцаря на оленьих рогах подвешены мушкеты и пистоли, кремневые колесные и ударные, отделанные серебром и дорогой чеканкой. Висят две пистоли с золочеными рукоятками. Одна была за поясом короля Речи Посполитой Владислава XV, вторая у английского короля Карла I. Висят охотничьи мушкеты. А рядом — чучело медведя с раскрытой пастью. Медведь огромный. Такие редко встречаются в здешних лесах. Охота на них трудная. И все же какая прелесть идти на зверя с мушкетом! Вышел из зала почти бегом, пролетел пять комнат и крикнул слуге:

— Зови в замок!.. — приложил палец к виску: кого же звать? — Хорунжего Гонсевского, зови главного писаря и этого… что привез письмо… капрала… Жабицкого. Пойду на охоту.

Через час из замка выехал на гнедом иноходце гетман Януш Радзивилл. Он был одет в короткий малиновый доломан с отделкой из черного бархата, высокие сафьяновые сапоги с серебряными шпорами. За плечом мушкет, а в руке длинный ременный кнут со свинчаткой на конце. Рядом с ним ехал хорунжий пан Гонсевский, поодаль капрал Жабицкий, псари с рожками, за которыми тащилось с полсотни злющих гончих псов.

Жабицкий качался в седле, с недоумением поглядывал на сухую и сутулую спину гетмана. Не мог понять, неужто у ясновельможного гетмана есть такая надобность в охоте именно сейчас, когда горит земля под копытами боевых коней? Может быть, казацкие загоны потому гуляют, что полки с пушками стоят здесь, у Несвижа? И нет причины гетману беспокоиться. Жабицкий верит гетману и пану войту пинскому Луке Ельскому, что с первого пушечного выстрела разбежится чернь.

Ехали молодым лесом. Пряный аромат сосны кружил голову. Дышалось легко, хоть воздух был теплый и густой. Над головой на все лады свистели птицы. Гетман Януш Радзивилл не разговаривал, поглядывал по сторонам на бархатно-зеленые вершины сосен и пощелкивал кнутовищем по сапогу.

Давно ускакали вперед загонщики с собаками, и где-то далеко, то справа, то слева, и впереди слышался хриповатый лай. Выехали к большому лугу, окруженному лесом. Здесь и стали ожидать загонщиков. Лай то приближался, то уходил и совсем пропадал за стеной леса.

— Гонят, ваша ясновельможность, — заметил хорунжий пан Гонсевский и, вытянув шею, замер в седле.

— Обождем, — проронил гетман. Он снял мушкет, но, передумав, отдал его слуге. Поднял кнут. — Вот этим попробую…

— От так, ваша ясновельможность, — одобрил Гонсевский.

Хорунжий пан Александр Гонсевский уже не молод. Седина давно лежит на его длинной, угловатой голове. И несмотря на то, что хорунжему шестьдесят, он удивительно бодр, в седле сидит крепко и, самое важное, что особенно ценит гетман, трезв умом и острословен. Особо Януш Радзивилл ценит храбрость хорунжего. Тридцать лет назад он лихо сражался с русскими войсками у Смоленска и не менее храбр был в бою с войском шведского генерала Горна. Шведов Гонсевский разбил. Теперь, когда стало неспокойно в крае, гетман Януш Радзивилл возлагал большие надежды на хорунжего.

Гонсевский оставил отряд под Слуцком и прискакал в Несвиж. Зачем и надолго ли его вызывал гетман, Гонсевский не знал, да и было это ему безразлично. Все же тревога не покидала хорунжего. Под Слуцком бушует чернь. Неделю назад холопы сожгли сыроварку пана Шкутьки. Гонсевский посадил трех мужиков на кол, многих высек. Чернь усмирилась, но злобу затаила.

А возле Слуцка рейтары перехватили мужика с возом. На дробницах, под сеном нашли десяток сабель, два мушкета и мешочек пороха с пулями. Пока рейтары удивлялись, мужик сбежал. А жаль. Как был бы доволен гетман, если б хорунжий выявил тайную, кузню. Сабли — что! А где мужик раздобыл новые мушкеты? Есть у Гонсевского подозрение, что мушкеты те из имения пана Замбржицкого. Еще в прошлом году хорунжий заметил, что пан Замбржицкий втайне связан с чернью. Но об этом гетману не доносил…

Наконец лай собак раздался совсем близко. Справа и слева, вдоль поля, у самого леса замелькали красные островерхие шапки загонщиков. Януш Радзивилл приподнялся на стременах и сжал ладонью кнут.

— Идет, ваша ясновельможность, идет! — закричал Гонсевский и выбросил руку.

Гетман увидел, как из леса на середину луга большими, тяжелыми прыжками вышел волк. А за ним — стая гончих с остервенелым лаем. Иноходец захрапел и, как ни дергал повод гетман, пятился боком, выгибая упругую шею.

— Ну!.. — выругался гетман и, дернув повод, дал шпоры. — Пшекленто быдло[9]!

Иноходец мотнул головой, прижал уши и пошел наперерез волку. Гетман поднял кнут, изогнулся крючком, прижался к гриве коня. Когда осталось два аршина до встречи с конем, волк припал к земле, ощерив бледно-малиновую пасть, и, сделав прыжок в сторону, подался к лесу. А навстречу к нему мчался Жабицкий. Зверь остановился. И здесь, как вихрь, налетел гетман. Со всего маху ударил плетью по зверю. Свинчатка опустилась тяжело. Замахнулся второй раз, но налетели собаки. Какое-то мгновение Януш Радзивилл любовался страшным поединком, и на сухом лице его застыла улыбка.