Квадратура круга. Пьесы (сборник) - Валентин Катаев

Парасюк. Ну, уж это вы, Анатолий Эсперович, положим, сильно преувеличиваете…

Экипажев. Нет, нет! Я понимаю вашу скромность. Это делает вам честь. Но факт остается фактом. Против факта, батенька, не попрешь.

Парасюк. С этим, конечно, можно спорить, но… Однако ж вы и дымите, Анатолий Эсперович. Как паровоз.

Экипажев. Увы! Скверная привычка. Я, знаете, ужасно много курю. Особенно во время процесса мышления или же когда чем-нибудь взволнован.

Парасюк. Чем же вы взволнованы?

Экипажев. Ах, не говорите. У нас в семье такое несчастье! Мне даже вам как-то совестно говорить. Но все равно, вы свой человек. Шила в мешке не утаишь! Моя другая дочь вышла замуж за хама.

Парасюк. За хама?

Экипажев. За формального хама. Это ужасно, но факт. Просто за мастерового.

Парасюк. У нас нет мастеровых. У нас рабочие.

Экипажев. Это безразлично. Мастеровой, рабочий – одно и то же. По-ихнему – рабочие, а по-нашему – хамы.

Парасюк. Однако вы чересчур загибаете!

Экипажев. Но если б вы его только видели! Я лежу болен. У меня сорок. И вдруг он вваливается! Водкой несет, как из бочки. Руки непропорционально длинные. Череп – обезьяний. Уши плебейские. Двух слов связать не умеет. Только мычит нечто нечленораздельное: «Папочка, папулечка, ку-ку». А вы говорите – Дарвин… И нагло требует приданое. Приданое, а? Как это вам покажется?

Парасюк. На четырнадцатом году пролетарской революции – приданое? Анекдот!

Экипажев. Именно анекдот. Скверный анекдот. Да как требует – чуть ли не через милицию. С ножом к горлу. Верите ли, он меня почти задушил. И знаете, какое кровожадное животное? Все время каких-то младенцев требовал. Я их, кричит, сейчас жарить буду. Младенцев жарить – а? Ужас! Ужас!

Парасюк. Ничего себе зять! Так это ж просто какой-то уголовный тип. Люмпен.

Экипажев. Во, во! Золотые слова! Уголовный тип! Именно! Но ужаснее всего – это приданое. Откуда-то он вообразил, что я даю за дочерьми приданое. Действительно, в свое время я предполагал. Были такие небольшие сережки… Но теперь, вы сами понимаете… А? Вы ведь понимаете? А он требует. Разве так бы поступил интеллигентный человек, как, например, вы? А?

Парасюк. Действительно анекдот. Прямо для «Крокодила». Что у нас – эпоха феодализма, чтобы брать за девушками какое-то приданое? Еще, может быть, калым!

Экипажев. Вы действительно так думаете?

Парасюк. А как же иначе?

Экипажев. Благодарю вас. Благодарю вас. (Жмет ему руку.) Другого я от вас и не ожидал. А дочь еще опасалась. Но я был уверен. Так вы, значит, действительно не претендуете?

Парасюк. Я? Претендую??? На что??? На приданое? Да вы меня просто смешите. Какие могут быть разговоры! Конечно, нет. Все совершенно ясно.

Экипажев. Ясно? Мерси! Мерси!

Рукопожатие.

Парасюк. Да, наконец, советское законодательство не признает никаких приданых.

Экипажев. Не признает?

Парасюк. Но признает.

Экипажев. Вы это наверное знаете?

Парасюк. Да господи ж!

Экипажев. О, благодарю вас! Благодарю!

Рукопожатие.

Я этому хаму так и заявлю. Вы знаете, антр ну суа дит, это единственное мероприятие Советской власти, которое я вполне одобряю. Но все-таки это ужасно. Каждую минуту он может ворваться сюда. Я даже не знаю, ну как мне с ним говорить: «ты» или «вы», «братец», или «голубчик», или «любезнейший», или «товарищ»? И о чем, ну о чем мне с ним говорить? О кабаках? О харчах? О спинжаках? О портянках? Не представляю себе! Посоветуйте!

Парасюк. Да что ж тут советовать! Будет безобразничать – гоните его в шею, не глядя, что зять.

Экипажев. Что вы! Что вы! Нельзя. Он же партийный.

Парасюк. Партийный? Ну, значит, тем более. Таких партийных надо из партии вон.

Экипажев. Из партии вон? Вы меня воскрешаете! Мерси! Мерси!

Парасюк. Да вы не расстраивайтесь. Все уладится.

Экипажев. Мерси! Мерси! Я так и сделаю.

Парасюк. Анатолии Эсперович. Мои старики очень вас просили. Особенно папаша. Вечерком – к нам, на стаканчик чаю.

Экипажев. О, с восторгом, с восторгом! Я давно мечтал потолковать с вашим батюшкой. Мы ведь с вашим батюшкой, можно сказать, люди одной закваски. Последние, так сказать, дубы. Так сказать – обломки старого русского либерализма. Ведь ваш батюшка отчаянный либерал?

Парасюк. Да… как сказать. Пожалуй, что и отчаянный, но только либерал ли, кто его знает.

Экипажев. Либерал, либерал. Я знаю – либерал!

Парасюк. А уж поговорить с интеллигентным, просвещенным человеком – это у него первое удовольствие.

Экипажев. Хе-хе-хе! Да и я, знаете, не прочь стариной тряхнуть.

Парасюк. Так я вам адресок запишу.

Экипажев (мечтательно декламирует). «О чем шумите вы, народные витии…»

Явление XV

Врывается 2-й жилец.

2-й жилец (бурно). Анатолий Эсперович! Ключ!

Экипажев. «Зачем анафемой грозите вы России?..» Который раз?

2-й жилец. Второй! Второй!

Экипажев. Ой, третий?

2-й жилец. Второй! Второй! Ключ!

Экипажев. На руки ключ ни-кому! Пожалуйте вместе. Извините, дорогой мой, я вас оставлю на две-три минуты. Мне тут нужно по одному общественному делу. Я, знаете ли, как старый общественный деятель, даже в частной жизни не могу без общественных обязанностей…

2-й жилец. Да ну вас! Ну же! Идем!

Экипажев. Пардон.

Уходят.

Явление XVI

Парасюк один, пишет адрес.

Парасюк. Рогожская застава, Третий Песочный переулок, дом номер три А, четвертый корпус, третий подъезд, квартира номер семьдесят, спросить Парасю… Цыц! Никаких Парасюков! (Зачеркивает слово «Парасюк».)

Явление XVII

Входит сияющая Шура.

Шура. Ванька! Здорово!

Парасюк. Шурка Ключикова! Ты как сюда попала?

Шура. Так же само, как и ты.

Парасюк. Как это?

Шура. А очень просто. Парасюк! Ох, нет, ни за что не скажу!

Парасюк. Ну все-таки?

Шура. Я здесь постельку нанимаю.

Парасюк. Что нанимаешь?

Шура. Ну, постельку, коечку.

Парасюк. Ах, у Экипажевых угол снимаешь?

Шура. Угол! Фи, как вы вульгарно выражаетесь! Может, еще ночлежка – скажете. Постельку, постельку. А ты что, в зятья к Экипажеву заделался?

Парасюк. Экипажев сам по себе, а я сам по себе.

Шура. Такую себе подругу оторвал!

Парасюк. Что, хороша?

Шура. Во!

Парасюк. А ты все ездишь?

Шура. Езжу, чтоб им всем повылазило! Ох, Парасюк, поди сюда, что я тебе скажу. Нет, нипочем не скажу! Хоть ты меня зарежь!

Парасюк. Учиться бросила?

Шура. Какой там! Учусь. И Мишка учится. Мишка – это Экипажев-сын, Михаил Анатолиевич. Мы оба думаем в сентябре держать в техникум.

Парасюк. Ишь как разоделась! В пух и прах. Ты что – ограбила кого-нибудь или обокрала?

Шура. Сверхурочные получила. Сорок два рубля. Тапочки новые купила. Во! Гуляем! Ох, Парасюк! Значит, мы теперь с тобой вроде как… ох, не скажу!

Парасюк. Малохольная! (Смотрит на часы.) Ого! Мне еще в Комакадемию надо смотаться. Тут где-то Агнесса, так ты ей скажи, чтоб меня не ждала. И старику скажи. Он тут по каким-то общественным делам пошел.

Шура. Дежурит с ключом возле уборной, чтоб жильцы свет тушили. Вот тебе и всех общественных делов.

Парасюк. А, ты, маленькая язва! Приходи вечерком… с Мишкой со своим… А?

Шура. Ах ты, язва.

Парасюк уходит.

Явление XVIII

Шура одна.

Шура. А набросано! А накурено! Только выскочи из квартиры… (Поднимает с полу квитанцию.) Квитанция какая-то: «Магазином Госторга уплачено Экипажеву А.Э. за дамские бриллиантовые серьги четыре тысячи пятьдесят рублей». Такой документ прямо на полу валяется, как сметье. Ей-богу, эти интеллигенты – чистые дети. Такой денежный документ! Надо его спрятать и Мишке отдать, а то старик уж совсем никуда не годится.

Явление XIX

Входит Экипажев.

Экипажев. Где зять?

Шура. Сказал, что извиняется. В академию пошел. (Уходит.)

Экипажев. Зять пошел в академию. Вот это зять! А вы говорите – Дарвин!

Явление XX

Входит Ананасов, трезвый, но с сильного перепоя.

Экипажев (про себя). Парасюк.

Ананасов. Здравствуйте.