Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами - Генри Мэйхью

завязывают предосудительные связи с состоятельными женщинами, женами торговцев и даже дамами, которые снабжают их деньгами и очень щедры к ним и лишь ставят условием, чтобы была сохранена тайна их любовных связей. Конечно, множество женщин заполняют окрестности Найтсбриджа, Олбани-стрит, Сент-Джорджа, Портмана и Веллингтонских казарм в Бирдкейдж-Уок. Возможно, какие-то из них приехали из провинций; были известны некоторые женщины, которые следовали за конкретным полком с места на место по всей стране и отставали от него только тогда, когда полк получал приказ служить за границей.

Женщина, с которой я познакомился около Найтсбриджских казарм в одной из пивнушек, рассказала мне, что она всю свою жизнь была солдатской подружкой.

«Когда мне было шестнадцать лет, — сказала она, — я совершила ошибку. Сейчас мне за тридцать. Так я живу уже четырнадцать или пятнадцать лет. От этого никак не уйти, как только ты начала этим заниматься. Я родилась в Чэтеме. Там у нас была небольшая булочная, я обслуживала покупателей и присматривала за магазином. В Чэтеме много солдат, как вы знаете, и они обычно заглядывали в окошко, проходя мимо, кивали мне и смеялись всякий раз, когда им удавалось обратить на себя мое внимание. Мне нравилось, что солдаты меня замечают. В конце концов один молодой парень — как мне кажется, он был недавно прибывшим в полк новобранцем, так как сказал мне, что недолго пробыл в учебной части, — вошел в булочную и заговорил со мной. Ну, это продолжилось, и все развивалось так, как это всегда бывает с девушками, которые встречаются с мужчинами, особенно солдатами. А когда его полк отправился в Ирландию, он дал мне немного денег, которые позволили последовать за ним. И так я ездила с места на место, всегда держась поблизости к одному и тому же полку. Моему первому мужчине я надоела через год-другой, но это не имело значения. Я затем стала встречаться с сержантом, который был по званию выше рядового, и все было замечательно. Когда мы были в Дувре, там на западных холмах квартировал артиллерийский ополченский полк постоянного состава, и я разговорилась с одним офицером, которому понравилась. Тогда я на вид была посимпатичнее, чем сейчас, — можете мне поверить, — и они находили меня необычной. И хотя я совсем не порвала со своими старыми друзьями, я имела связи с этими ребятами все то время, когда мы были там, и заработала кучу денег. Я купила себе платья получше и кое-что из украшений, что замечательно изменило меня. Один офицер предложил содержать меня, если я захочу жить с ним. Он сказал, что снимет для меня дом в городе и заведет для меня экипаж с пони, если я соглашусь. И хотя я видела, что это сделает мое положение в обществе выше, я отказалась. Я любила своих старых приятелей и не хотела общества господ. Так что, когда полк ушел из Дувра, я отправилась вслед за ними и оставалась с ними до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать пять. Тогда мы размещались в Лондоне, и однажды я увидела с одним из моих друзей рядового Королевского конногвардейского полка и впервые в жизни влюбилась. Он заговорил со мной, и я сразу же приняла его предложение, оставила своих старых друзей и отправилась жить в другое место среди незнакомых людей. И с той поры я все время была среди служащих Королевского конногвардейского полка, переходя от одного к другому, и никогда долго не оставалась с одним и тем же, только пока получала деньги. Я немного получаю, очень мало, едва достаточно, чтобы прожить.

Днем я немного шила и занималась рукоделием. Ну, не знаю, хотя я время от времени и стиркой подрабатываю, и глажением, чтобы выкрутиться. Я не очень много плачу за свою комнату, всего шесть шиллингов в неделю. Это немного. Некоторые девушки здесь живут в домах. Я — нет, никогда не могла этого вынести. Ты не хозяйка сама себе, а я всегда любила свою свободу. Я не очень довольна, эта жизнь, она жестокая штука. Правда, не грех меня беспокоит. Я не смею об этом думать. Но я думаю о том, как счастлива я могла бы быть, если бы всегда жила в Чэтеме и была бы замужем, как другие женщины, и у меня был бы хороший дом и дети. Вот чего я хочу, и когда думаю обо всем этом, вся прямо разрываюсь. Этого достаточно, чтобы довести женщину до исступления, если она будет думать, что отказалась от всех шансов на это. Я чувствую, что меня и не уважают. Если у меня происходит ссора с каким-нибудь парнем, он всегда первый начинает колоть мне глаза тем, что это он и его товарищи сделали меня такой. Сейчас я не чувствую это так сильно, но сначала чувствовала. Нужно вовремя отделить все такие вещи, и могу сказать, что острота твоих чувств постепенно пройдет. Вот так. А потом еще выпивка нам очень приятна, она поднимает настроение. Ведь что может сделать женщина в моем положении без хорошего настроения, без способности говорить, ругаться и давать каждому парню, которого она встречает, столько, сколько он дает ей?»

Легко понять состояние души этой женщины, у которой было страстное желание иметь то, чего, как она понимала, никогда не сможет иметь, но ее материнский инстинкт заставлял ее желать этого. Это один из грустных аспектов проституции. Она ведет в никуда: брак, разумеется, исключается; у проститутки нет будущего. Ее жизнь, за исключением мимолетных волнений, пуста. Все ее надежды рушатся, и если в ней осталась хоть крупица религиозности — а так обычно бывает, — она время от времени должна содрогаться от того, что заслужила своей легкой уступчивостью, когда голос искусителя звучал так сладко.

Бывают и счастливые проститутки, которые представляют собой либо совершенно очерствевших умных скептиков, умеющих вертеть мужчинами, использовать их в своих собственных целях и находиться в лучшем обществе (они являются завсегдатаями ночных заведений Лондона и в конце концов почти всегда хорошо выходят замуж), либо тихих женщин, которых содержит любимый и любящий мужчина — он делает соответствующие распоряжения, чтобы оградить ее от нужды и капризов любви.

Ранимая, сентиментальная, не очень умная, импульсивная, нежная девушка покатится по наклонной и умрет на навозной куче или в работном доме. Мне показали женщину, которая была известна тем, что сожительствовала с солдатами. У нее были грубоватые, но хорошие черты лица и добродушное выражение на нем. Она считалась самой вспыльчивой во всей округе. Когда ее охватывал гнев, она крушила