Петр Первый - Владимир Буров

– Эту ахинею. – Но тут ему показалось, что этот человек знаком ему, и это небольшое замешательство тут же решило исход и этого поединка: клинок незнакомого знакомца тронул его горло даже до крови.

– Вы не теряете времени, – сказал Василий Мелехов, и сам отдал шпагу ручкой вперед.

Во время ужина у костра Голицын всё пытался сказать, что:

– Вы от нас ничего не добьетесь, и знаете почему?

– Да, мы ничего не скажем, – поддержал его Василий.

– Конечно, – высказался и атаман. – Вы сами всё расскажете. Останавливать придется.

– Никогда! – рявкнул Голицын. Он обнял руками голову, ибо странно:

– Никак не удавалось вспомнить, зачем они сюда пришли?

– Проводите его первым в опочивальню Пифии, – сказал рослый Незнакомец.

И Василий не мог думать ни о чем другом, как только:

– Это один и тот же человек? – но не мог даже додуматься в это время: кого с кем сравнивает. Ясно, что Веселого Роджера, но с кем его можно сравнить, вот в чем закономерный вопрос?

– Василий, ты с детства мечтал стать кем? – спросила Пифия.

– Мы где, на необитаемом острове?

– Увы, но твоих вопросов здесь никто не поймет.

– Как я тогда смогу что-то узнать, если не буду спрашивать? – удивился Василий.

– По вопросам своим узнаешь себя.

– По вопросам?! – очень удивился Василий.

– Прости, прости, я спутала, по ответам, конечно.

– Пифия, которая путается в вопросах и ответах, – усмехнулся он, – это мне нравится. – Он поднялся и хотел двинуться к ней, поближе, но сделав один только шаг провалился в бездну.

Голицын запомнил только одно:

– Пифия показала ему вещь, с одной стороны которой была Невидимая Точка.

– Так, что это была за точка? – спрашивали его ребята, с которым Василий ходил на это дело, и с ними же вышел.

Хорошо, что Петра уже не было на месте с его охотничьим войском, а то бы неизвестно, что и отвечать пришлось.

– Верно, – ответил второй Василий, Мелехов, – никто не поверил бы, что мы там были.

– Я и сейчас не верю, – сказал один из пятерки десантников, которых всего было шесть, если не считать самого князя, который резюмировал:

– Будем надеяться, что Петр забыл, что посылал нас в лес на этой охоте.

– Действительно, – сказал еще один из группировки, – если не дождался – значит разуверился.

И не могли они даже предположить, что Петр ждал у этого Владимирско – Суздальского леса месяц. Сказал, как сделал:

– Месяц не уйду, чтобы знать точно: так и не вышли.

– Зачем? – спросил Ромодановский.

– Чтобы перед собой не было стыдно: хотел создать Российскую Академию Наук, но не ждать же, действительно, больше месяца даров этих научных.

Но целый месяц проводили возле этого леса учения.

– В лес бы войти? – сказал вопросительно Шереметьев.

– Нет смысла, – ответил вместо царя Александр Меньшиков.

– Почему?

– С деревьями придется сражаться, а они, как говорится, вместе с листьями всегда в большинстве.

Пришлось помолчать.

– Очень опасно, – разрядил обстановку Петр. А здесь мы будем считать, что перед нами Троя, и хоть когда-нибудь, а взять ее придется.

И таким образом два полка, сначала Преображенский, а потом вызвали и Семеновский строили укрепления напротив леса. Но скоро опомнились, и вторые полмесяца бились друг с другом, да так сильно, что Степан, например, вернулся домой к Дуне Тонкопряхе, с перевязанной башкой.

Так и было ему сказано:

– Ты голову-то, мил херц, хгде потерял? – спросила Евдокия.

– Дак, на месте, слава богу.

– Это, – она потрогала нахлобученные на его голову тряпки, – башка.

– Да не беспокойся ты так, ибо связь осталась прежняя не только иё с руками и ногами, но и с остальными членами.

– Да?

– Да.

– Тады присаживайся.

– Раньше ты говорила: марш в кровать.

– Да?

– Ты тоже, что ли была на войне, если никак понять ничего не можешь с первого раза?

Таким образом, все приличные люди, которые оставались в Москве, боялись – печалились только об одном:

– Как бы ни проговориться на балу – тем более в дыму курева, хрен знает из чего сделанного табака, что все всё уже знают о поражении Петра под Суздалем. Хотя и не проиграл вроде ничего, а всё не то, ибо.

Ибо никаких – как из Амстердама – подарков не припер вовсе. А ждали, как всегда не на щите, а:

– Под щитом, с караваном отбитых у архаровцев соболей, лис и других белок.

– Опять проигрался в пух и прах, – как донес благородному стрелецкому народу Федька Шик с нового помоста, где покоился большой топор на не больно кому нужной плахе.

– Как?! – очень удивилась одна практически никому не известная барышня. – Неужели никому не привез подарков?

– Более того, – поднял вверх руку с помоста Федор, – теперь сами будем добывать себе пропитание, как на войне.

– Вы это серьезно? – спросила девушка, в которую переоделась сама Софья, считавшаяся почти что в монастыре.

– Не поверите, но мы теперь можем ловить в лесу не только зайцев и лис, но и…

– Но и? – улыбнулась молодая леди. – Рабов? – добавила она, не снимая с лица улыбки.

– Да, но только с присказкой, – добавил парень: – Не меньше двух.

– Одного себе, а другого придется отдать боярину?

– Этого еще не хватало, ибо если еще и боярину платить такую же дань, то себе никогда ничего не останется.

– Значит, только царю? – спросила дама.

– Да, надо ему зачем-то.

– Зачем, не узнал?

– Дак узнал, естественно: Питер будет строить.

– Но это вряд ли, не дадут амстердамцы заодно с роттердамцами.

– Шведы, что ли? Дак вот все пойманные разбойники – что не наша половина – и будут с ими воевать до полной победы, чтобы уж лечь там в болотах – так навсегда.

Федор Шак забыл, что перед ним Софья, и потащил ее за помост к забору. А она подумала, что прикинулся дураком-то, и ну быть его по горбатой спине, в том смысле, что:

– Сошлю тя звонарем на колокольню Ивана Дурака.

Но устоять не смогла, несмотря на то, что был шанс:

– Из-за деревьев всё равно будут подглядывать. – Все равно – значит, будут, даже если никого нет. Ибо:

– Свято место пусто не бывает:

– Есть зрелище – будут обязательно и зрители, – как говорил Вилли Шекспи. Ибо хотя это две вещи несовместные, но и находятся они:

Конец ознакомительного фрагмента.