Петр Первый - Владимир Буров

– И знаешь почему? Это такой же русский, как мой татарско-польско-литовский.

– Скорее всего.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что по-русски я не ничего не понимаю, а тут, – она показала двумя указательными пальцами двух разных рук, крест-накрест, что:

– Если слушать вас вместе, то понимаю почти всё.

– Ничего страшного, – сказал Алекс.

– Пожалуй, я согласен, – сказал Петр. – И знаешь почему? Не надо, – добавил он, – думать, что на меня не будет пок3шений, а:

– А настоящий царь должен быть бессмертным.

– Гениально. Будем жить, как шведская тройка, – леди улыбнулась.

Они строили лодку, и вспоминали, как будут вспоминать, как счастливо они жили во время первого в своей жизни строительства настоящего, плавающего по морю, а не по какой-нибудь там Темзе или Волге корабля.

Неожиданно прибежал лодочник, и они испугались.

– Что случилось, Лодочник? – встревоженно спросила эта Лаура Монс, как подумал Петр, которого местные лодочники звали как всех:

– Лодочник, – но ребята подумали, что это:

– По-ихнему:

– Русский умеющий плавать, точнее, учащийся бороздить озера, такие как Балтийское, в отличие от тех, кто собирает в лесу орехи, и им же поклоняющийся.

– Что случилось, Лодочник?! – спросила Монс – толи Анна, толи Лаура, как от сильного волнения назвал ее Петр.

– Они не хотят выпускать нас в открытое море.

– Предлагают нести эту лодку – корабль на себе? Я так и знал, – сказал Александр.

– Почему не сказал сразу? – удивился Петр, – авось, я бы передумал.

– Боялся, что не передумаешь, мин херц.

– Как, как? Впрочем, я понял: ты хочешь или – или.

– Да, но тебе выбирать.

– Хорошо, я буду стрелять из пушек, а ты с багром пойдешь на штурм их каравеллы. Или, что у них есть еще там.

– Я буду подавать вам холодное пиво, обернутое полотенцем, чтобы не согрелось от огня и дыма, – сказала Монс.

– Не в этот раз, милая, и знаешь почему?

– Почему?

– Кто-то должен вести лодку между мелей. Надеюсь ты успела украсть карту навигации?

– Нет еще.

– Это плохо. Если придется уходить этой ночью, или завтра с утра, то нас потопят, когда мы на нее сядем.

– На кого? – решил уточнить Алекс, – на мель?

– Не только, возможно фарватер заминирован, – сказала Анна. И добавила: – Возможно, я украду ее, когда придет Карл Двенадцатый, но нужны гарантии.

– Ты получишь в России особняк с пропиской в моем дворце, – сказал Петр.

– Этого мало.

– Чего еще ты хочешь в придачу?

– Леди хочет, чтобы один из нас на ней женился.

– В каком смысле?

– Имеется в виду ты, точнее, я, но как ты.

– Это можно, я побуду некоторое время в двух других своих ипостасях, как-то:

– Плотник и Лодочник.

– Ты можешь также побыть бомбардиром Преображенского полка.

Приехал Карл Двенадцатый и Алекс узнал в нем того громилу, с которым дрался уже довольно давно ночью.

Несмотря на это мнение, Карл Двенадцатый сказал, переворачивая привезенные с собой шашлыки из осетрины:

– Тебя просто били.

– Хорошо, может, сейчас попробуем?

– На чем? На шпагах, ты вряд умеешь даже держать ее, на кольях, может быть?

– Лучше на лошадях с деревянными копьями.

– Как на турнире? У тебя есть лошадь?

– Здесь нет, но Анна отдаст мне свою.

– Что значит, свою? – Анна даже чуть не обожгла красивые пальцы пенкой, хлынувшей через край при малейшем волнении.

– У нее жадность до кофе, – прокомментировал Петр, и облизал пальчики леди Монс. И именно в этот момент собирания маленьких зернышек кофе с ее прелестных тонких-тонких пальчиков Петр подумал:

– Не такие ли пальцы должен иметь монс-тр? – Ибо настоящий монстр никого не душит своими руками.

У нее должен быть помощник, и это не Карл Двенадцатый. Какой из этого можно сделать вывод:

– Хорошо, когда проливают кофе, или наоборот, когда лижут пальцы? Надо запомнить эти приметы. Авось, на них попадется этот помощник.

После рыбы с красным и белым вином выдержки походов Ричарда Львиное Сердце на завоевание – защиту Гроба Господня – скорее всего:

– Подделка, – сказал Петр, – начался турнир, но не на колах и не на лошадях с деревянными копьями, от одного из которых погиб король Франции Генрих Второй, как рассказал ему заранее Нострадамус, а на шпагах.

И вот некоторые могут сказать, что так писать нельзя, или, по крайней мере лучше не надо. Получается, как бросок мяча в баскетбольное кольцо:

– Из-под Дэ.

Да. И вот также подумал Алекс, когда получил удар шпагой, сделанный из-за спины Карлом Двенадцатым. Шаг вправо, а рука со шпагой пошла назад, за спину и прямо надо сказать в жопу Александру. Но попала только в ляжку ноги, так как понявший весь ужас своего опять обманутого Карлом Двенадцатым положения, подпрыгнул, как козел, но все равно плакал безутешно.

– Я перевяжу, – утешила его Анна.

– Вам надо сражаться на палках, – сказал Карл, и добавил: – Еще триста пятьдесят лет.

– Это предсказание? – спросил Петр.

– Да, предсказание, а что же еще, – ответил Карл, и вынужден был принять предложение Петра биться:

– На колах? – спросил Карл.

– Нет, – ответил Петр, – просто лапами.

– Без всего, ладно, – и Карл скинул свой походный синий с желтым камзол, а Петр красный кафтан.

Оба в белых рубашках встали друг напротив друга, обхватили друг друга, и швед неожиданно бросил Петра подхватом.

– Что это было?

– Дак, он бросил тя на землю, мин херц, – сказал ласково Александр, а Анна поддержала:

– Да, было дело, ты летел, как орел.

– Как орел, на бреющем полете? – спросил Петр.

– Нет, камнем вниз, как будто увидел на дне моря черепаху.

– А это по-честному?

– Что?

– Ну, без ног же ж обычно идет борьба, – сказала Петр поднимаясь.

– Какой смысл биться без ног, если ноги есть? – спросил Карл Двенадцатый, ласково протягивая повергнутому противнику маленькую чашечку крепкого кофе с какой-то – как подумал Петр – самогонкой.

– Я никогда не слышал, – сказал Петр, что можно кидать ногами.

– Да, ты прав, мартышка – прости: оговорился, – сказал Карл, – но вы просто еще имеете, как это сказать по-русски:

– Не все дома.

– Ну, – попробовала более понятно перевести Анна Монс, – не положили ишшо, – она постучала себя, а потом и Петра по головке, – записку:

– Ноги есть – дерись ногами.

– Да-а, – вынужден был согласиться Петр, – это похоже на правду. С одной стороны, это как-то не по-честному – драться ногами, а с другой – это же ж тоже я. Какой хрен мне мог это запретить? Или рабство – это и есть рабство ума и даже сердца, а не внешние по отношению к человеку законы.

– Это вопрос? – спросил Анна.

– Да, пока что вопрос, – ответил Петр.

В конце бала, где все по очереди танцевали с Анной – Лаурой – как упрямо продолжал ошибаться Петр в ее честном имени, вспоминая, вероятно, Петрарку, и примеривая на себя его костюм:

– Мог ли и я вот также сходить куда-нибудь далеко-далеко за Аленьким Цветочком, пусть даже он будет в образе Командора или Железного Рыцаря, и даже:

– С усами?

– Что за мысли, мин херц, какие-такие усатые ужасные бабищи тебя грезятся?

– Маленькое золотце кроется в большем.

– И наоборот, – улыбнулась подбежавшая Анна Монс: – Большое в малом.

Карл Двенадцатый как раз отлучился толи в Амстердам, толи в Роттердам, а они уже были готовы и морально, и физически к побегу.

– В тумане скрылся милый Амстердам, город поблизости от Стекольни, города цветных стекольщиков, – пропела Анна Монс.

Они до того увлеклись изучением приемов борьбы:

– З ногами, – что поняли, как Обходной Маневр, или:

– Присоединение к себе соседней силы, – что продолжали делать друг другу Подхваты и Подсечки даже на пути к кораблю.

– Прекратите баловаться, – сказал Петр, а сам потихоньку подкрался и провел болевой из стойки Анне Монс.

Леди не на шутку разозлилась, и сказала, что если они так будут жить всю оставшуюся жизнь, то в гроб им положат только кости, да и не все.

Медиум:

– Я отправлю тебя, Лодочник, как Харона на переправу Стикса.

– Хорошо, я буду там переправлять воинов Одина.

– Ну! Я убью тебя, Лодочник.

– Что-то очень легко нам удалось уйти, – сказал Петр, правя в отрытое море.

– Что ты делаешь? – спросила Анна.

– Так, дранк нах остен, – ответил за него Алекс.

– Нет, вы серьезно?

– Почему нет?

– Я думала, это только Предестинация.

– В каком смысле?

– В значении репетиции.

– Это была дезинформация, – сказал Петр.

– Я это предвидела.

Как только они вышли из бухты в отрытое море, в глаза им ударили прожектора.

Все, и даже Анна Монс попадали на палубу, забыв, что в лапах уже были коктейли и бутерброды с красной рыбой – это в зубах, а в другой руке – с голландским сыром, чуть сбрызнутом плесенью.