Черный свет - Майк Германов

Жарков не говорил. Целью были исследования в области влияния солнечных лучей на кожу.

– Рак?

– Возможно. Но, по-моему, не только.

– Что еще?

– Не знаю.

– Вы сказали «изначально». Что-то изменилось?

Анна Шварц кивнула.

– Кажется, да. Жарков однажды обмолвился, что возникли проблемы, и результаты оказались не совсем такими, как ожидалось. – Женщина нахмурилась, словно что-то припоминая. – Кажется, он говорил о монете.

– О монете? – удивился Самсонов.

– Да.

– При чем тут это?

– Две стороны – так он сказал.

– Нельзя ли поконкретнее?

– К сожалению, нет. Я пыталась расспросить Жаркова, но он заявил, что и так слишком много болтает. Заказ-то был секретный, сами понимаете.

– Кто может знать название азиатской компании, поручившей исследование «Фармасьон Прайвит Энтерпразис»?

Анна Шварц покачала головой:

– Не имею представления. Но в нашей компании вы сведений об этом не найдете.

– Почему?

– Если записи и существовали, они уничтожены атакой вируса.

– Кто принимает такого рода заказы?

– Кто-то из высшего руководства. Тот, кто поручил Жаркову заниматься этими исследованиями.

– И о ком речь?

Анна Шварц поджала губы.

Было заметно, что ей очень не хочется отвечать на этот вопрос. Она остановила взгляд на керамической кадке в углу комнаты, в которой росла небольшая раскидистая пальма с сочными мясистыми листьями. Ее ствол был мохнатым и производил из-за этого отталкивающее впечатление – словно растение было скрещено с животным и породило мутанта.

– Это Петер Лунд, – произнесла, наконец, Анна Шварц.

– Экспат?

– Да.

– Какую должность он занимает и как его найти?

– Про должность ничего не знаю. А искать его надо там, где вы уже были, – в здании «Фармасьон Прайвит Энтерпразис». Спросите на охране, вам скажут, где его кабинет. Только запишитесь на прием, а то можете его и не застать.

– Он редко бывает на рабочем месте?

– Он часто разъезжает по России и за границей бывает регулярно.

– Вы его хорошо знаете?

Анна Шварц покачала головой.

– Видела пару раз. Мы даже не были представлены.

– Но Жаркову он поручил исследования?

– Они, насколько мне известно, тоже не были хорошо знакомы. Петер Лунд выбирает ученых, исходя из отчетов, которые для него составляет секретарь. Так он распределяет заказы.

– А Жарков был в «Фармасьон Прайвит Энтерпразис» на хорошем счету?

– Очень.

– Значит, «Ультрафиолет» был серьезным и сложным исследованием?

– Думаю, да.

– Откуда вы знаете, как Лунд выбирает…

– Мне рассказал его секретарь, – перебила Анна Шварц. – Он русский, его зовут Кирилл Денисов. С ним я неплохо знакома.

– Насколько?

Женщина усмехнулась и хотела что-то сказать, но передумала. Вместо этого она после непродолжительной паузы ответила:

– Ничего личного, но по работе пересекались регулярно. Хороший парень, мне кажется.

– Он может что-нибудь знать о секретных проектах?

– Нет, что вы. Он только документацией занимается. В основном статистика, сбор сведений и все в этом роде.

– Ясно, – Самсонов окинул женщину взглядом, пытаясь понять, действительно ли она выложила все, что знает, или оставила что-нибудь про запас. – Хотите рассказать что-нибудь еще? – спросил он.

Анна Шварц пожала плечами.

– Вроде нет.

– А как насчет лаборатории?

– Вы о чем?

– Где проводились исследования? В «Фармасьон Прайвит Энтерпразис»?

– Ах, это. – Женщина понимающе кивнула. – Нет, на базе нашей компании такими вещами не занимались. Всегда арендовались площади.

– И где оборудовали лабораторию для «Ультрафиолета»?

– Не знаю. Кажется, этим занимался Горштейн.

Самсонов едва не подскочил, услышав знакомую фамилию. Ему стоило немалого труда взять себя в руки.

– Горштейн?

– Ну, да. Он занимался подбором и обустройством подобных лабораторий. Неофициальных.

– Но он же никогда не работал в «Фармасьон Прайвит Энтерпразис».

Анна Шварц многозначительно улыбнулась:

– Естественно! Чем меньше связей между ним и «Фармасьон Прайвит Энтерпразис», тем лучше для компании.

– Понятно. Но, насколько мне известно, сейчас он несколько не в форме. Маразм.

– Да, в последнее время ему пришлось передать свои обязанности племяннику. Кто бы мог подумать, что так сложится судьба? Гениальный специалист, истинный ученый – и подобное завершение карьеры, – Анна Шварц сокрушенно покачала головой.

Самсонов медленно кивнул. Ему показалось, что ситуация постепенно проясняется.

– Последний вопрос, – сказал он.

– Валяйте.

– Ваши татуировки. Что они означают?

Анна Шварц удивленно приподняла брови.

– Ничего особенного. Делала их давно, года четыре назад. Это биомеханика.

– Как вы сказали?

– Биомеханика. Есть такое направление в искусстве.

– А поподробнее?

– Зачем вам?

Самсонов и сам не знал толком, почему спросил женщину о наколках. Возможно, из-за того, что его представления об ученых не ассоциировались с татуировками, а он привык обращать внимание на такие вещи.

– Любопытно, – сказал Самсонов, обезоруживающе улыбнувшись.

Анна Шварц усмехнулась в ответ.

– Ну, хорошо. Мои картинки символизируют организм, который, по сути, является механизмом. Работает по тем же законам. Я увлекалась этой теорией когда-то, ясно?

– Теперь так не думаете?

– Все несколько сложнее. Организм – это не только плоть.

– А что еще? Душа?

– Характер, поведение. Социальные модели. Много чего. Есть что изучать, короче говоря.

– Я думал, вы занимаетесь генетикой.

– Да, конечно. Но могу ведь интересоваться чем-то еще? Люди давным-давно задумывались о том, как улучшить природу человека. Сначала это были магические ритуалы, вроде поедания сердца врага или других частей тела, чтобы обрести его способности. Затем – спорт. Вспомните Древнюю Грецию с ее культом тела.

Самсонов кивнул, делая вид, что слушает очень внимательно.

На самом деле он бы предпочел обойтись без лекций, но не хотел «спугнуть» Шварц, поскольку она явно заговорила на близкую ей тему, а Самсонов по опыту знал, что в такие моменты люди становятся более откровенными и могут даже иногда проговориться. Словом, их начинает «нести».

– Потом, – продолжала разглагольствовать Анна Шварц, – люди обратились к евгенике. Слышали о такой?

– Лженаука? – отозвался Самсонов, вспомнив недавний разговор с Валентином.

– Скорее теория селекции.

– Это отбор?

– Да. Существовали два направления евгеники: позитивная и негативная. Первая призывала воспроизводить носителей ценных для человечества генетических признаков, а вторая – препятствовать размножению особей, обладающих наследственными дефектами.

– Похоже на фашизм, – заметил Самсонов.

Анна Шварц кивнула.

– Да, в послевоенный период евгеника стала ассоциироваться с нацизмом и расовой гигиеной, хотя зародилось учение в Англии, и сам термин придумал Френсис Гальтон, двоюродный брат Дарвина. Он считал, что евгеника подтверждает право англосаксов на мировое господство. – Женщина взглянула на Самсонова и улыбнулась. – Наверное, я слишком углубилась в вопрос, да? Вы не рассчитывали слушать… все это.

– Нет-нет, продолжайте.

Шварц пожала плечами.

– Зачем вам все это?

– Никогда не знаешь, что может пригодиться. Вы занимаетесь на работе чем-нибудь подобным?

– Селекцией?

Самсонов кивнул.

– Да, конечно. Только не людей, а животных. Нам часто заказывают разработки селекционных программ.

– Кто?

– Например, сельскохозяйственные фирмы, конные заводы. Да хоть бы предприниматели, которые решили разводить красную рыбу в пруду или крокодилов, чтобы делать из них кожгалантерею.

– Понятно.