Море серебряного света - Тед Уильямс

Что-то ударилось о соединявшую обе комнаты дверь, как будто кто-то пытался выйти из нее. Рэмси успел только удивиться, почему в таком дорогом номере настолько тонкие двери, что вздрагивают от удара кулаком по столу во время телеконференции, а Дойл уже вскочил на ноги. Он в два шага пересек номер, именно так быстро, как Рэмси и боялся, встал перед дверью в спальню генерала и прислушался. Потом дважды громко постучал.

— Генерал? С вами все в порядке? — Он бросил быстрый взгляд на Пилгера, который тоже уже был на ногах, и постучал опять. — Генерал Якубиан? Не нужна ли вам помощь, сэр? — Он облокотился о дверь, стараясь услышать ответ. Ничего. Через секунду он опять ударил ладонью по двери. — Генерал! Откройте, сэр!

— Что они делают? — спросила Кристабель и залилась слезами. — Почему они кричат?..

Дойл отступил на шаг, схватился за плечо Пилгера для большей устойчивости, поднял ногу и ударил по двери. 

— Заперто, — проворчал он. В следующее мгновение они оба одновременно ударили по двери ногами. Дверь не выдержала и упала вовнутрь. Пилгер сорвал остатки двери с петель, а Дойл выхватил из плечевой кобуры огромный пистолет-пулемет, мгновенно снял его с предохранителя и осторожно вошел внутрь, скрывшись в комнате.

Потом Рэмси услышал, как он выругался: «Блин!»

Пилгер вошел следом, и его оружие уже было наготове. Рэмси подождал несколько секунд. В спальне никто не стрелял, он встал и подошел к двери под таким углом, чтобы увидеть, что там происходит. Капитан Паркинс наклонился вперед на своем кресле, его рот был открыт.

— Кристабель! — где-то за спиной Рэмси крикнул Соренсен. — Не вставай! Оставайся на чертовом диване.

Дойл присел над телом генерала Якубиана, которое лежало на полу между дверью и большой гостиничной кроватью, халат генерала сполз на ноги, открыв заросшую седыми волосами грудь. Загорелая кожа странно посерела. Язык вывалился изо рта и свисал, как кусок тряпки. Дойл начал делать массаж сердца; на мгновение Рэмси удивился, как телохранитель ухитрился за несколько секунд так сильно нажать на грудь генерала, что там образовалось широкое пурпурное пятно.

— Скорую помощь к гаражу, — сквозь зубы сказал Дойл. — Сердечный приступ. И возьми аптечку.

Пилгер уже бежал обратно в главную комнату, с пальцем, прижатым к разъему на шее. Он выплюнул в воздух последовательность кодов, потом внезапно повернулся и махнул дулом пистолета: 

— Эй, вы все! На пол, немедленно! — Даже не взглянув, выполнил ли кто-то его приказ, он упал на колени, вытащил из-под дивана чемодан и бросился обратно в спальню. Открыв замки, он толкнул его к Дойлу, который все еще работал над генералом; при каждом ударе Якобиан подпрыгивал на ковре. Пилгер вытащил из одного из внутренних пакетов шприц. Проверяя надпись на нем, он заметил Рэмси, стоящего около дверного проема. Тут же в его второй руке появился пистолет.

— Черт побери, я же сказал: все на пол!

— Папочка! — Кристабель опять заплакала в салоне. — Папочка!

Катур Рэмси отступил назад, беспомощно глядя на невероятно большое отверстие на конце ствола пистолета-пулемета Пилгера, одновременно уголком глаза заметив какую-то вспышку. Он мигнул, но это был не выстрел. Взглянув направо он увидел нечто, что вообще не имело смысла: Майор Соренсен стоял на кухонном стуле с горящей салфеткой в руках, которую он держал парой щипцов для льда. Он поднял ее к самому потолку, и в таком виде напоминал странную пародию на Статую Свободы с ее факелом.

— Я приказал вам всем лечь, — крикнул Пилгер, не видевший необъяснимого зрелища. Даже когда Дойл впрыснул гиподермик в середину темного шрама на груди Якубиана, пистолет Пилгера бегал от одной стороны дверного проема к другому, потом опустился вниз и уставился на колени Рэмси. Что-то стукнуло, потом зашипело.

Внезапно пошел фиолетовый снег.

Плитки потолка сложились, как венецианские жалюзи. Дюжины летучих мышей понеслись вниз, рассеивая облака бледно-фиолетовой противопожарной пыли. Лампы в комнате замигали, включаясь и выключаясь, воздух наполнило болезненно громкое гудение. Соренсен метнулся мимо Рэмси, схватил дочку с пола, прыгнул к двери лифта и начал жать на кнопку вызова.

Дойл тратил секунды, прикладывая ко все еще неподвижной груди генерала два электрода, но Пилгер выскочил из спальни с взведенным пистолетом, разгоняя дым взмахами свободной руки. Он прижал дуло к затылку Соренсена, в нескольких дюймах от перекошенного ужасом лица Кристабель. 

— Ты же не хочешь лечь на пол вот так? — прорычал он. — Чтобы твои мозги брызнули на твою девчонку? Отойди от двери и ложись на пол!

— Нет. Никто из них не ляжет так. — Капитан Рон Паркинс вынул свой пистолет-пулемет и наставил его на голову Пилгера. Лицо Паркинса покраснело от гнева. — Мы не собираемся дать убить себя ублюдкам вроде тебя. Я отвечаю за этих людей, а не ты. Иди занимайся генералом. Мы уходим.

На мгновение все затихло, за исключением низкого воя сигнала тревоги, и тут дверь лифта открылась. Рэмси, на пути которого к безопасности стояли и Пилгер и капитан Паркинс, постарался успокоить неистово стучащее сердце. Дышать было трудно, и хотя большая часть фиолетового дыма уже осела на пол, в воздухе еще оставалось достаточно, чтобы появилась мать всех чихов. «Все, крышка,— подумал он.— Чихи плюс стрельба, капец».

— Дай нам уйти, — спокойно сказал Соренсен, не обращая внимания на пистолет Пилгера, все еще прижатый к его затылку. — Генерал мертв. Быть может вам на помощь прибегут еще ваши люди, но теперь сработала пожарная тревога, и здесь появится много народа, не вашего. Подумай об этом. Он мертв. Оно того не стоит.

Пилгер уставился на него, потом скосил глаза на серебряный ствол капитана Паркинса. Искривив губу, он опустил ствол и пошел обратно в спальню, даже не взглянув на них. Тело генерала дрожало на полу — Дойл включил дефибрилятор на полную мощность. Рэмси приказал себе не падать в обморок.

— Выходите здесь, — проворчал капитан Паркинс. Они были в пяти милях от отеля, фургон остановился прямо перед станцией узкоколейки. — Берите такси, поезд, любой чертов транспорт, какой хотите. И убирайтесь.

— Рон, спасибо, парень, спасибо тебе. — Соренсен помог дочке выйти из фургона. Два молодых солдата, которые не смогли стереть удивление со своих лиц, когда увидели трех мужчин и девочку, выходящих из лифта в облаке фиолетовой пыли, сели немного прямее.

— Не знаю, что и думать, — зло сказал Паркинс. — Но даже если из-за этого я потерял свои погоны, я должен был… я просто не…

— Не думаю, что ты еще раз услышишь об этой истории, Рон. По меньшей мере по официальным каналам. — Отец Кристабель смахнул пыль с ее волос, и она быстро взглянула вверх, как если бы хотела убедиться, что это сделала его рука, а не какого-нибудь незнакомца. — Поверь мне — тебе не нужно знать ничего обо всем этом кроме того, что ты уже знаешь.

— Да, верю, и не хочу ничего знать.

Рэмси тоже спустился на землю, все еще удивляясь, что он жив и опять видит чистое небо. 

— Благодарю вас, капитан Паркинс. Вы спасли наши жизни.

Паркинс растерянно взмахнул руками. 

— Господи Иисусе! — Он повернулся к Соренсену. — Ну… Майк, позаботься о своей жене и этой малышке. Я тут подумал, быть может однажды я попрошу тебя все мне объяснить. Ты не против?

Майор Соренсен кивнул. 

— Как только я все до конца выясню, ты будешь первый, кому я расскажу.

Несмотря на жару, Кристабель никак не могла согреться и дрожала. Когда военный фургон уехал, Рэмси снял с себя ветровку, стряхнул с нее облако пыли и укутал ее плечи. И только теперь, идя вслед за ребенком и ее отцом, сообразил, что дрожит ничуть не меньше ее.

ГЛАВА 3

Беспокойные дикари

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: IEN[6], 4 часа (Евр, СевАм) — «Удар в спину»

(изображение: Йохира получает имплантат)

ГОЛОС: Ши На (Венди Йохира) — пленница в штаб-квартире секты злого доктора Мафусаила (Мойше Рейнер), находящейся в сердце Новой Гвинеи. Сможет ли Кэн Стаббак (Каролюс Кеннеди) спасти ее прежде, чем она присоединится к членам секты, готовящим ритуал массового самоубийства? Требуются: 28 членов секты, 5 дикарей, 2 «особых подхалима» доктора Мафусаила. Заявки подавать по адресу: IEN.BKSTB.CAST.

Память возвращалась к нему очень странным образом: внезапно всплыли новые картины, как если бы крыша древней могилы обрушилась и свет солнца осветил ее содержимое в первый раз за много столетий. И в то же самое время, воспоминания казались новыми и болезненно свежими, как новая кожа, вырастающая под коркой на ране.

Но, конечно же, у него не было времени думать об этом…