Генетик - Анатолий Маев

— Хватит дурака валять! Будешь брать или нет? — повторил визитер.

— Что я должен у вас взять? — начал раздражаться хозяин.

— По Лемину тематику заказывал твой друг или нет? — повысил голос мужик с косичкой.

Шнейдерман наконец понял, в чем дело:

— Ах, да, конечно! Закрутился, вылетело из головы. Еврухерий же предупреждал, что бывает на блошином рынке. Проходите.

— Проходить не буду — я не в гости. Короче, есть трусы Лемина. Синие. Простые. Сатин. Хочу три тысячи. Без торга.

— Покажите, — взволнованно попросил Боб Иванович.

Гость вынул из-за пазухи газетный сверток, развернул и протянул Шнейдерману. Тот взял, осмотрел предмет и задал вполне законный вопрос:

— Как я могу быть уверен в подлинности товара?

— Никак. Только на веру, — пожал плечами продавец.

Сын восьми народов еще раз исследовал трусы. Обнаружил штампик и с трудом прочитал: «Мануфактура Ефима Ивановича Поливаева. Тверь. 1907 годъ».

— Нет, за три тысячи купить не могу — нет уверенности, что это белье тело вождя облегало. Вижу, что по возрасту подходит, но где гарантия, что им вождь пользовался, а не какая-нибудь рвань с Хитрова рынка? Сто рублей, не больше, — был категоричен Шнейдерман.

— Мне только дорога сюда в сто девяносто обошлась. Короче, давай обратно, — с явным неудовольствием потребовал гость, — в Музее Красного переворота и то больше дадут.

Товар был возвращен, и его владелец ушел. Шнейдерман обулся и отправился на рынок. Все, что надо, купил быстро, тяжело нагруженный вернулся, поднялся на свой этаж и обнаружил на лестничной площадке двух подозрительных типов. Боб Иванович предположил было, что это грабители, но ошибся.

— Шнейдерманом вы будете? — спросил тот, что помоложе и без кепки.

— Я был, есть и буду Шнейдерман! Ясно? Что надо? — грубо ответил второй человек в партии, поскольку терпеть не мог, когда к его фамилии применялись падежи.

— Извините! Мы товар принесли. Коллеги с блошки адрес дали.

Так и не открыв дверь, Боб Иванович поставил пакеты с продуктами на пол и попросил показать. Мужчина постарше вынул из-за пазухи сверток. Шнейдерман обнаружил трусы.

— Эти подштанники мне уже приносили сегодня, и я их не купил.

— Между прочим, уважаемый товарищ, я доцент философии в Институте чугуна и пластмассы и степень имею, — сообщил вдруг старший. Потом он указал на второго, без кепки: — А он — мой аспирант. И то, чем мы вне работы занимаемся, наше хобби. Боюсь, вам не понять. Заявляю официально: эти трусы вам сегодня не предлагали. Уверен, что и вчера тоже.

— Я тоже боюсь, что мне не понять, — зло ответил Шнейдерман. — Гарантии подлинности имеются?

Молодой ответил, что в те годы сертификаты качества не выдавались, нотариусов не было.

Покупатель стал рассматривать товар и обнаружил, что трусы действительно другие — с небольшой, размером с копеечную монету, дыркой. «Видимо, их владелец много сидел», — подумал Боб Иванович, но тут же отказался от своего предположения, потому что дырка была спереди. «Может, вождь задом наперед надевал? Ведь соображал плохо в последние свои годы». Продолжая внимательно исследовать трусы, второй человек в партии нашел надпись печатными буквами: «Пошиты фабрикой трусов и лифчиков имени К. Макса. 1923 год».

— Сколько хотите? — спросил Шнейдерман.

— Трусы вождя в цене не падают: три тысячи, — безапелляционно заявил доцент.

— Сто рублей и оплата транспортных расходов на двоих в оба конца, — предложил Боб Иванович.

— Пятьсот и оплата на двоих в оба конца.

Покупатель подумал и согласился.

— Девятьсот восемьдесят, будьте добры, — быстро подсчитал младший.

— Многовато за дорогу просите, — возразил Шнейдерман. Но продавец без кепки был готов к ответу:

— На двоих метро, автобус, электричка — двести сорок. Умножаем на два конца. Получается ровно четыреста восемьдесят. Или вы можете посчитать по-другому?

Шнейдерман попросил подождать, открыл дверь, вошел в квартиру и позвонил Вараниеву. Тот выслушал и посоветовал брать. Трусы были куплены. Когда новый обладатель раритета отсчитывал деньги, человек в кепке обронил фразу, значение которой Боб Иванович понял спустя некоторое время:

— По пятьсот за килограмм — на вес возить будем…

— Спасибо, пока достаточно, — поблагодарил Шнейдерман.

Перед уходом продавцы предложили обменяться номерами телефонов, что и было сделано.

Вскоре в квартиру Боба Ивановича позвонили вновь.

— Кто там? — спросил он.

— Скажите, трусы здесь принимают? — отозвался из-за двери осипший мужской голос.

— Показывайте, — предложил Шнейдерман очередному бизнесмену.

Средних лет коренастый мужик держал товар в руках. Сразу было видно, что трусы — другие. Они были черного цвета и замысловатые — с кармашком внутри. «Что же туда класть предполагалось? Для пенсионеров, что ли?» — размышлял Шнейдерман. Рассматривая товар, он без труда определил, что фасон укороченный и расклешенный.

— Брать будете? — последовал вопрос.

Шнейдерман задумался. Спросил:

— Сколько?

— Пока одни. Под заказ привезу партию, — ответил незнакомец.

— Стоят сколько? — чуть повысив голос, уточнил Боб Иванович.

— Три тысячи плюс дорога туда и обратно, а это электричка, метро, автобус. Стало быть, двести сорок рубликов дополнительно, — сообщил продавец.

Шнейдермана осенила догадка: товар поступает из одного источника.

— Послушайте, — обратился он к визитеру, — хочу предложить вам сделку: я плачу три тысячи — вы говорите, откуда трусы.

Гость оказался неплохим психологом. В результате торгов сошлись на пяти тысячах, и Шнейдерман получил координаты: «Кочки Леминские. Найти Леонида Васильевича». Хотя время приближалось к вечеру, Боб Иванович не мешкая отправился по указанному адресу и через час с небольшим был на месте.

Здание располагалось в парке, было оплетено строительными лесами, по которым ходили рабочие, явно не славянской внешности. Найти указанного человека труда не составило — Леонидом Васильевичем звали завхоза. Он оказался словоохотливым и простым в общении, поэтому Шнейдерман не стал начинать разговор издалека, а напрямую изложил суть дела. Выслушав про будущий музей, про необходимость сбора материала и трудности с поиском подходящего здания, завхоз проникся желанием помочь товарищам и предложил забрать самовывозом весь интересуемый материал. Он рассказал, что во время ремонтных работ рабочие нашли в подвале деревянный двухметровый короб, а внутри битком набито это барахло. Выбрасывать было жалко, продать не получалось, вот Леонид Васильевич и пустил слух на блошином, что в Кочках трусы Ильича можно получить бесплатно, надо только приехать. Недели три прошло — ни один желающий не пожаловал, а тут — как прорвало: за день с пяток покупателей наведались. Один даже обещал вернуться, если товар пойдет.

Шнейдерман дал сторожу три тысячи и попросил никому больше не продавать — сам приедет на грузовике и все заберет по сто рублей за штуку. Завхоза такое предложение вполне устроило, и он пообещал неделю хранить добро.

Довольный, Боб Иванович вернулся домой ночью и обнаружил две записки, воткнутые в зазор между дверью и косяком. Они были примерно одного содержания — предлагали трусы.

Перед сном уставший Шнейдерман говорил по телефону с Вараниевым, рассказал о покупках, о поездке в Кочки. Высказал кое-какие соображения по дальнейшим планам, отругал Макрицына:

— Ну не сукин ли сын? Не свой адрес дал, а мой. А если бы я не съездил, представляешь, что бы здесь творилось?

Вараниев, выслушав товарища, дал разрешение потратить из партийной кассы необходимую сумму денег.

Ганьский в обед позвонил Марине и замер от волнения, уловив в ее голосе радость. Договорились провести вечер вместе — пойти на спектакль или послушать музыку.

Встретились у памятника Маяковскому.

— Надеюсь, ты не разочаруешься в моем выборе: купил билеты на Восьмую симфонию Малера в зале Чайковского, — сообщил Ганьский.

Марина ответила, что с музыкой Малера знакома мало, и ей будет интересно.

Симфония даме понравилась.

А после концерта они гуляли на Красной площади. Как-то незаметно Марина взяла Ганьского под руку. Им было хорошо вдвоем.

— Это твоя любимая симфония?

— Одна из любимых, — ответил Аполлон.

— И мне понравилась.

Ученый все больше и больше привлекал женщину. Марина не решалась спросить о его прошлом, а Аполлон почему-то не затрагивал эту тему, не проявляя повышенного интереса к тому, что было у нее за плечами. Собственно, оригинальности в ее прошлом он и не нашел бы. Любовь, свадьба, ребенок, разочарование, развод. С тех пор практически одна. Банальная история.

Аполлон Юрьевич предложил посетить то же самое кафе, что и в первый день знакомства. Пока шли, Ганьский отметил, что дама не просто держит его под руку — прижимается к нему. В кафе, в ходе разговора, обнаружились общие, давно живущие за границей, знакомые. Марина с вдохновением рассказывала о голландской школе живописи, и Аполлон в шутку заметил, что теперь она подавляет его своим интеллектом, поскольку сам в изобразительном искусстве не очень разбирался. Ганьский восхищался ее красотой, чем немного смутил спутницу. Решили завтра вечером погулять в Нескучном саду (Ганьский очень любил это место). Он, как и в первый день знакомства, проводил даму, вежливо отказавшись от предложения зайти на вечерний чай.