Приговор при свечах / Judgment in candlelight - Владимир Анатольевич Арсентьев

определения положила протест прокурора и согласилась с ним. Что касалось вновь выявленного уголовно-процессуального нарушения, вытекавшего из текста предъявленного Кочетову обвинения, то вышестоящая судебная коллегия посчитала это опечаткой и предложила суду первой инстанции самому исправить допущенную органами следствия ошибку, мотивируя тем, что «время совершения действий по сокрытию преступления в состав преступления, в котором Кочетов обвиняется, не входит»[51].

Хотя в своём постановлении судья прямо указал со ссылкой на конкретные материалы дела и процессуальные документы, составленные следственными органами, что текст постановления о привлечении Кочетова в качестве обвиняемого противоречил обстоятельствам, вытекавшим из материалов дела, что требовало дополнительного расследования и являлось препятствием к рассмотрению дела судом. Тем более, изложение противоречивых между собой событий происшествия делало обвинение по существу ничтожным и, более того, не подпадало под понятие опечатки как ошибки в печатном тексте, возникающей обычно в результате случайности. Наоборот, закономерностью выглядело перекладывание на суд несвойственной ему функции обвинения, поскольку по делу сложилась ситуация, при которой необходимо было не только добыть доказательства, из которых установить обстоятельства преступления, но и сформулировать на полученном основании обвинение Кочетову. В данном случае имел место утилитарно-формальный подход в удовлетворении протеста прокурора, выразивший обвинительную направленность до разрешения судебного дела по существу. А каким судом судите коллеги, таким и будете судимы.

В подобных случаях не судебная власть, подчинённая закону, а власть законодательная возлагает на государственного обвинителя обязанность доказать обвинение в суде, тем более сформулировать или конкретизировать обвинение в соответствии с законом. Именно этого ждут от прокурора сторона защиты и суд, а в конечном итоге – гражданское общество.

Но тогда возникает вопрос о нарушении права на защиту, поскольку Кочетов ни на следствии, ни в суде не понимал из предъявленного ему обвинения, в чём он обвиняется и какие конкретные его действия инкриминируются ему в качестве преступных. Утверждая при этом, что Днепрову он не убивал, а принадлежность трупа, обнаруженного на болоте – органами следствия не установлена. В этот период времени, согласно обвинению, Днепрова была жива и находилась у себя дома. Затем её забрали родственники к себе. К сокрытию частей неизвестного трупа, обнаруженного около канализационного колодца он не причастен.

Председательствующий по делу предложил государственному обвинителю разъяснить подсудимому предъявленное обвинение, что не имело и не могло иметь успех, так как противоречивое обвинение никому не было понятно уже четыре года. Опечаткой в обвинении была названа жизнь Днепровой после её смерти, обстоятельства которой предстояло установить суду. Поэтому высокая судебная инстанция в пятый год движения уголовного дела разобраться в нём предписала суду.

Оказавшись крайним в череде должностных лиц, судья приступил к расследованию уголовного дела во время его судебного разбирательства, проходившего в шахтёрском городе, куда он ездил на электропоезде в течение трёх часов в одну сторону и оставался в гостинице на ночь. Это место в городе неслучайно называли Комарово от обилия насекомых.

Организуя свою поисковую деятельность, суд выяснил, что граждане Ч. и Р. в составе бригады по ремонту канализации прочищали колодец, из которого через верх шла вода, расположенный на болоте у реки, куда и стекала вода из этого колодца. Пикой из колодца они вытащили мешок, как решили – с мусором. Примерно через две недели, проходя мимо, Ч. ткнул этот мешок ломом, обнаружив расчленённый труп человека, о чём сообщил в милицию.

В морге холщовый мешок вскрыт и из него извлечён труп женского пола в состоянии жировоска, нижние конечности отчленены, рёбра на ощупь переломаны, имеется двусторонний перелом нижней челюсти, перелом костей черепа справа, открытые переломы левого плеча и многофрагментарный перелом правой плечевой кости.

Опекун Днепровой – Ш. опознала отчленённые части трупа, как принадлежащие Днепровой, 1922 года рождения. Она же и потерпевшая Б. опознали крестик на тесёмке с трупа, как принадлежащий Днепровой. Опекун Ш. покупала этот крестик и на тесёмке повесила Днепровой на шею. Опекун Ш. и потерпевшая Б. в морге опознали труп и его части, а также предметы и остатки одежды, как принадлежащие Днепровой.

Смерть Днепровой наступила от открытой тупой черепно-мозговой травмы в виде вдавленного перелома костей черепа, возможно – обухом топора и вероятно – при горизонтальном положении Днепровой. Кроме того обнаружены множественный двусторонний перелом рёбер, перелом грудины, двусторонний перелом нижней челюсти. Эти прижизненные повреждения у Днепровой не могли возникнуть при падении с кровати с последующими ударами о тупые выступающие предметы, как утверждал Кочетов. Посмертными повреждениями явились частичные отчленения верхних конечностей, отчленение нижних конечностей на уровне паховых складок с расчленением их на фрагменты, которые возникли от воздействия рубящего предмета типа топора.

Изменения опорно-двигательного аппарата, обнаруженные при исследовании трупа, соответствуют изменениям, описанным в карте диспансерного учёта Днепровой. Днепрова являлась инвалидом первой группы с диагнозом: ревматоидный полиартрит с поражением крупных и мелких суставов рук и ног, нетрудоспособной, нуждавшейся в постоянном постороннем уходе, была лежачей больной. Днепрова завещала свой жилой дом Кочетову.

В тёмной комнате без окна, куда Днепрову из её спальной комнаты переселил Кочетов, на полу и на матраце обнаружена кровь, несмотря на произведённый Кочетовым ремонт. Найден топор и санитарная книжка Днепровой. Её паспорт и пенсионное удостоверение находились у Кочетова.

Уход за одинокой Днепровой осуществляла медицинская сестра и опекун Ш., сожитель которой Кочетов выгнал её с детьми из дома Днепровой. После чего Кочетов оформил прописку и завещание на себя. Накануне убийства Днепрова находилась в угнетённом состоянии и плакала, опасаясь Кочетова, который один был прямо заинтересован в её смерти, чтобы распорядиться её имуществом – домом.

Наряду с изложенными исчерпывающими обстоятельствами дела, суд установил факт нахождения Днепровой у себя дома в ночь её убийства, вопреки утверждениям подсудимого, исключив вероятность нахождения Днепровой в ином месте.

Таким образом, суд установил, что проживая в доме Днепровой и ухаживая за ней в связи с её инвалидностью и невозможностью из-за заболевания самостоятельно двигаться, Кочетов после оформления завещания дома Днепровой на себя и прописки в нём, решил совершить убийство Днепровой из корыстных побуждений для завладения домом.

С этой целью ночью, осуществляя задуманное, психопат Кочетов в спальне, где лежала на кровати Днепрова, обухом имевшегося в доме топора нанёс ей по голове и груди множественные удары, причинив смерть, наступившую здесь и сразу от открытой тупой черепно-мозговой травмы в виде вдавленного перелома костей черепа. А также причинил множественный двусторонний перелом рёбер, перелом грудины, двусторонний перелом нижней челюсти. После чего Кочетов вынес труп Днепровой во двор дома, где и оставил между забором и сараем, забросав снегом.

Спустя несколько дней ночью Кочетов, скрывая труп, занёс его в подсобное помещение дома, где топором