Русская невестка - Левон Восканович Адян

— Какой ужас.

Арсен обнял ее за плечи.

— Да, запретов у нас хватает, а где их мало? — сказал он, отбирая у нее Машку и ставя на подоконник. — Подождет твоя Машка, нечего ей околачиваться между мной и тобой. Послушай, а тетка чего не вышла к ужину?

— Тетка? Я не знаю. Она была с мамой, когда я подошла извиняться. Но она ничего не сказала. И айрик был там. Может, они после меня о чем-то говорили. Не знаю.

— Понятно, — усмехнулся Арсен. Он выпустил ее из объятий, прошелся по комнате, потом остановился, щелкнул пальцем Машке по носу. Машка тренькнула, покачалась, но устояла.

— Знаешь, Лена, по-моему, тебе надо все-таки поступить на работу. Тебе же спокойнее будет.

Елена обрадовалась.

— Господи, да хоть сейчас! Я и так чувствую себя дармоедкой.

— Не говори глупости, — резко произнес Арсен.

Елена смутилась.

— Ну что ты, я же шучу…

И правда, она не могла взять грех на душу, подумав, что кто-то в этом доме хотя бы раз попрекнул ее куском хлеба. Она знала, что никому здесь в голову не могла прийти подобная мысль. Более того, если кто-то в доме узнает о том, что она чувствует себя лишним едоком, то выйдет нешуточная обида. И дело, в общем-то, не в том, что Елена сидела сложа руки, работы в доме всегда всем хватает. Дело в другом: той пресловутой крестьянской прижимистости, о которой немало говорят и пишут, в этом доме Елена не заметила. От лишнего не откажутся, но и жертвовать ради него своим добрым именем тоже не станут — нигде ни одного замка. В доме все распахнуто настежь. И это не ради показной «души нараспашку» (не с чего ей быть показной, каждый в доме работает в поте лица, и лишнего им никто не дает), и не от равнодушия или безалаберности. Когда трудишься от зари до зари в холод и зной, не очень-то равнодушно отнесешься к заработанному, просто они считали унизительным для себя, недостойным припрятывать добро по углам из боязни, что на него кто-то позарится. Только один замок увидела Елена — на большом деревянном ларе, где хранятся плотницкие и слесарные инструменты. Да и этот замок повесили уже при ней, после того как Ануш отдала кому-то из сельчан топор и забыла кому, а сельчанин так и не вернул его. Один ключ хранится у свекра, другой — у Арсена. Женщины доступа к этому ларю не имеют, да и нечего им там делать.

Так что работать Елене хотелось не потому, что она стремилась к материальной независимости, а по другим причинам. Во-первых, это душевное спокойствие, которое она старалась сохранить во что бы то ни стало, потому что видела: в доме она становится слишком приметной фигурой и каждый ее шаг невольно берется на заметку. А во-вторых, молодой женщине жить в селе и ничего не делать — такое не часто встретишь. И наконец, сто рублей на дороге не валяются, в доме они очень даже пригодятся.

— Но ведь та женщина из детского сада еще не ушла в декрет.

— Ушла, — сказал Арсен. — Вчера ушла. Поэтому и говорю. Утром пойдем к директору, там потолкуем.

Наверное, на следующее утро им не следовало так просто вставать и отправляться к директору. Но тут уж был виноват Арсен. Когда Елена сказала, что надо бы сперва посоветоваться со старшими, он раздраженно ответил:

— Я давно уже не в том возрасте, когда по каждому поводу спрашивают разрешения у старших. Когда слишком часто спрашиваешь, старшие привыкают к этому.

Елена была бы неискренней, если б сказала, что ей не понравились слова мужа (уж слишком часто он не вмешивается во взаимоотношения Елены с домочадцами из боязни обострить их), тем не менее она попыталась образумить Арсена — не столько потому, что он мог навлечь на себя недовольство родных, которых он, к слову, уже приучил к мысли о том, что все делает советуясь с ними, сколько из страха, что такое же «самовольство» ей же и выйдет боком. Мать есть мать, сыну она простит любое самовольство, а вот ей, «соучастнице», а то и «подстрекательнице»…

— Дело не в возрасте, просто могут обидеться.

— Не будет никакой обиды, — заупрямился Арсен. Вчерашняя неприятность с мотоциклом Рубена обидела его сильнее, чем показалось это Елене.

Она все же настояла на своем, заявив, что иначе никуда не пойдет. Арсен досадливо покачал головой и вышел. Минут через десять он вернулся сердитый:

— Пошли.

— Ты им сказал?

— Да, да, сказал, с отцом говорил.

— Он не против?

— Нет, не против, идем!

Елена не стала дальше допытываться, она поняла, что опять что-то получилось не так. Вот тут поистине неизвестно, где найдешь, где потеряешь…

Директор совхоза Габриел Балаян встретил их в своем довольно хорошо обставленном кабинете и с ходу перешел к делу. Он сказал, что, честно говоря, никакого детского сада как такового в селе пока нет. Есть только что-то вроде пункта, куда по утрам родители приводят детей, которых им не на кого оставить.

— А вообще-то, вы когда-нибудь имели дело с детьми? — спросил он неожиданно.

— Никогда, — призналась Елена.

— Значит, поначалу вам придется трудно — они не будут понимать вас, вы — их.

Арсен с горькой усмешкой заметил:

— Наверное, с детьми ей столковаться будет легче, чем со взрослыми…

Директор посмотрел сперва на него, потом на Елену, понимающе усмехнулся и кивнул:

— Возможно, ты прав.

Елена не поняла, зачем надо было Арсену говорить чужому человеку эту двусмысленную фразу, но позднее, когда они возвращались домой, Арсен объяснил ей, что директор тоже в свое время был женат, но с женой ему пришлось расстаться. Потому что она и его родные не смогли «столковаться».

— Она тоже была русская?

— Нет, армянка из Кировабада, они там вместе учились в институте.

— И он до сих пор не женат?

— Женат, конечно, троих детей имеет от второй жены… Девочка в школе учится еще, а мальчики постарше, один в медицинском учится, другой — в юридическом.

Предчувствие не обмануло Елену. Когда примерно через час они вернулись домой, мать подметала веранду.

— Где это вы были? — обратилась она к сыну.

— У директора.

— У директора? — удивилась она. Должно быть, отец ничего ей не сказал. — Зачем?

— По делу, — сказал Арсен. — Аракся ушла в декрет, директор хотел на ее место устроить Елену. Разве отец не сказал тебе?

— Нет, он куда-то ушел.

Они говорили по-армянски, и Елена почти ничего не поняла, но с ужасом прислушивалась к их голосам, которые с каждым словом набирали силу…