Подснежники и вонючие крысы - Оскар Крун

вокруг, происходило словно в замедленной съемке, а я просто шагал напролом. Если кто меня и видел, я этого не заметил. Если кто-то окликал меня, чтобы я убрался с дороги, я не слышал.

Я подобрался к скорой.

И увидел.

Тело на носилках подавало признаки жизни. Я услышал кашель.

Но кашлял не Кристер.

Это был Сакке.

На носилках возле машины скорой рядом с нашей свалкой лежал живой Сакке, кашлял и хрипел. Вокруг него суетились медики. Они как раз прилаживали что-то ему на лицо, поверх рта и носа. Это оказалась прозрачная кислородная маска. В этот миг Сакке заметил меня.

Он внезапно приподнялся на локтях. Я посмотрел ему в глаза. Лицо у него было черное от копоти и такое серьезное, такое печальное!

Он разразился кашлем, пытаясь что-то выговорить между приступами. Сначала я не мог разобрать слов, но постепенно понял.

– Прости, – хрипел Сакке. – Прости.

Медики принялись оттаскивать меня прочь. Они пытались уложить Сакке обратно на носилки, но тому удалось прохрипеть еще несколько слов.

– Это моя вина, – выговорил Сакке. – Прости, Кай, это я виноват, прости… спасай…

И силы его покинули. Сакке повалился на спину и остался лежать с маской на лице, а медики понесли носилки в скорую.

Как раз в тот момент, когда Сакке почти уже скрылся в фургоне скорой помощи, вдалеке показалась бегущая фигура. Подбежав ближе, фигура бросилась прямо в гущу толпившихся возле ограды людей и нырнула под заграждение. Бегущий был одет в облегающие блестящие штаны и маленькую шапочку, а на руках у него виднелись следы ожогов – ведь чуть раньше ему пришлось тушить горящий почтовый ящик. Это был папа Сакке.

Он тоже кричал.

– Исак! – кричал он. – Исак!

И тогда, ровно в тот миг, когда червяк в лосинах запрыгнул в скорую, за ним закрылись двери и скорая с включенными голубыми мигалками понеслась в больницу, я рванул прямо через калитку в ограде – туда, откуда валил черный дым.

Я слышал крики полицейских у себя за спиной, слышал, как кричит папа, но не оборачивался. Не останавливаясь, я натянул ворот свитера повыше, закрывая рот и нос, чтобы можно было как-то дышать, и вскоре скрылся из виду в клубах плотного черного дыма.

Взрыв

Из-за этого ужасного дыма я почти не мог дышать. Вокруг стало жарко и стояла отвратительная вонь. Но я мог лишь двигаться вперед. Ведь только я знал, где нужно искать.

Там, за контейнерами, он и лежал.

Я нашел Кристера – я в самом деле нашел его.

Он лежал на нашем месте. Абсолютно, совершенно неподвижно.

Я бросился на колени, вцепился в него и замолотил кулаками по его груди.

– Ты не можешь умереть! – закричал я. – Не можешь исчезнуть!

Помню еще, что тряс его и кричал, что он со мной не попрощался. Совсем как мама, Кристер тоже не попрощался со мной.

Дым, попадая в легкие, разъедал их изнутри. Кричать с моей стороны было очень глупо, но больше я сделать ничего не мог. Так что я кричал – снова и снова.

Кричал на Кристера, чтобы тот очнулся. Что если он умер, то я хочу умереть вместе с ним. Я звал Зузу. Звал полицейских и папу.

– Помоги-и-ите! – кричал я так громко, как только мог, но выходил у меня, похоже, лишь тонкий писк.

Я плакал от отчаяния, дым царапал и рвал мои легкие, и я понимал, что всё кончено.

Не знаю, откуда у меня взялись силы, но ничего другого не оставалось. Откуда ни возьмись, у меня вдруг появились и стойкость, и решительность. Я ухватился за куртку Кристера, рывком усадил его и потащил, со спины подхватив его под мышками. Я знал, куда идти, несмотря на весь этот дым, я нашел правильный путь. Я столько раз ходил здесь, по этой свалке, что смог как-то сориентироваться, хотя почти ничего не видел. Я старался пригнуться как можно ниже к земле, потому что там было меньше дыма. Вцепившись в Кристера, я тащил его дальше и дальше – и мы медленно, но всё же продвигались к выходу.

Я протащил своего брата мимо контейнера с текстильными отходами, потом мимо контейнера с пластиком, и понял, что сарай с опасными отходами, где люди оставляли батарейки, лампочки, ядовитые жидкости и всё такое, был совсем близко, за поворотом. Ворота были прямо за этим сараем.

Как раз туда мне и было нужно.

Туда было нужно нам.

Если бы я только смог. Я не верил, что смогу. Я чувствовал, что суперсила, которую я так внезапно обрел, уже на исходе. Преодолев половину пути к сараю, я совсем выдохся.

Но в этот миг я увидел спасение.

Обернувшись, я заметил пожарных. В клубах дыма я смог разглядеть пожарную машину и двоих мужчин с баллонами за спиной. Я принялся махать им руками и кричать, я плакал и звал их.

– Помоги-и-ите! Помоги-и-те! – кричал я.

Я уже почти отключился, когда один из пожарных посмотрел в нашу с Кристером сторону, поднял свою большую тяжелую руку и помахал нам. Пожарные заметили нас. Пожарные наверняка нас заметили! Мы были спасены!

Я рухнул на колени рядом с Кристером.

– Нас спасут, – прохрипел я ему в ухо. – Сейчас нас спасут.

Я помню, как затем услышал чей-то крик, но не помню взрыва.

Да, я помню крик и какое-то быстрое движение, а потом, должно быть, раздался взрыв, который услышал весь город, потому что в следующий миг маленький сарай для опасных отходов взлетел на воздух.

Часть 5

Теперь

Теперь на дворе стоит настоящая весна, и солнечные лучи пробиваются сквозь жалюзи на больничном окне. Там, за стеной, цветут подснежники и поют птицы.

Так уж всё устроено. Всё идет по кругу, это такой цикл. Сначала динозавры пьют воду, а потом пожарные заливают этой водой горящую свалку. Люди покупают тостеры, которые становятся им не нужны, те попадают на свалку и со временем превращаются во что-то другое, например, в новые, более качественные тостеры. Люди рождаются и умирают. Грязный снег тает, наступает весна, а вслед за ней – лето.

Через четыре года будет новая зимняя Олимпиада и новые шансы на медали. Но папины музыкальные вкусы, скорее всего, останутся прежними. Потому что какие-то вещи никуда не деваются, они остаются и накапливаются.

Правда, поджоги у нас в округе прекратились.