Тринадцать - Сергей Асанов

Несчастных здесь было несколько сотен… возможно, даже тысяч. Недурственный улов предателей и шпионов за десять лет для одного города, тогда еще отнюдь не миллионника! Кто-то из следаков и стрелков навешал на грудь хренову тучу медалек, кто-то сгинул на фронтах Второй мировой, кто-то позже свою башку сложил здесь же. Ха-ха, ирония судьбы… машешь, машешь пистолетом, а потом — на край оврага и ласточкой вниз.

Кости тут стали находить во второй половине восьмидесятых. Здесь была совсем глухая окраина, до которой приходилось ковылять пешком от конечной остановки трамвая не меньше пары километров. Миша прекрасно помнил эту местность. Чуть дальше — старое заброшенное кладбище, которое уже никто не посещал лет тридцать, а вот здесь, где он сейчас стоит, двадцать лет назад росла вишня, горожане ездили сюда на пикники, играли в волейбол, мыли в ручье свои невзрачные советские машины.

Потом приехал экскаватор копать какую-то загадочную канаву по поручению какого-то мутного кооператива, засунул ковш поглубже и вычерпнул из глины на поверхность кучу ребер и черепов.

Журналисты нарисовались через сутки, потому что в те оголтелые времена гласности и плюрализма скрыть могильник от посторонних глаз было невозможно. Сам экскаваторщик и раструбил на весь белый свет, что начальство послало его раскапывать заброшенное кладбище, но он вовремя заметил, что дело нечисто. Короче, это был один из героев перестройки. Его фотографию Миша видел в Интернете — седой худощавый мужик в спецовке и со сверкающей во рту фиксой. Кажется, он умер с перепоя в начале девяностых. Многие тогдашние герои закончили плохо.

Так вот, шухер был поднят до небес. Местные власти пригнали еще пару экскаваторов и испахали местность вдоль и поперек. Предчувствия чиновников не обманули — всего за месяц весьма поверхностных раскопок на обширной территории было найдено несколько тысяч косточек и черепов. Городским властям ничего не оставалось, как звать на помощь профессионалов-историков, чтобы те подняли архивы, как-нибудь систематизировали информацию и подсказали направление дальнейших действий. Следом подключилось общество «Мемориал», другие общественные деятели и активисты, нашлось и немало добровольцев, готовых на голодный желудок и без зарплаты копаться в земле, ища свидетельства чудовищного советского прошлого. Граждан охватила какая-то эйфория, включился коллективный разум, помогший одолеть такое казавшееся неподъемным дело.

Внезапно ставшая свободной пресса внимательно следила за процессом. В местных газетах, отбившихся от пристальной опеки обкома и горкома, появились первые робкие цифры — в период с 1937 по 1949 год на Черной Сопке, как называли могильник местные жители, было казнено порядка трех—пяти тысяч человек. Людей свозили сюда по ночам, расстреливали, как правило, без суда и следствия, хотя было много осужденных из тюрем соседних областей. Впрочем, говорить о точных данных пока было рано — нужно поднимать архивы КГБ, а на такое требовались санкции с самого верха…

Миша подошел к опушке, точнее, к небольшой дороге из двух глубоких колей, отделявших растительность от пустыря. Солнце скрылось, и стена облысевшего осеннего леса встретила молодого человека не очень приветливо. Порыв ветра ударил в лицо и распахнул куртку, странный гул стал нарастать. Миша попытался его заглушить, прижав пальцы к вискам, но ничего не получилось.

— Ладно, черт с тобой, — пробормотал он, — позже поговорим.

Он хотел продолжить путь, но вдруг услышал слева звук колокольчика. От неожиданности парень вздрогнул и автоматически прыгнул вперед. Не сделай он этого, на него налетел бы спортивный велосипед, вынырнувший из-за поворота.

— Лыжню! — крикнул сидевший в седле мужчина в спортивной шапочке.

— Пожалуйста! — ответил Михаил. — Спасибо, что предупредили!

Мужчина приветственно поднял левую руку и поехал себе дальше, не притормаживая. Только сейчас Миша заметил, что грунтовая дорога вела к городу — непосредственно к окончанию проспекта Победы. Туда и ехал велосипедист. А вот куда, интересно, упирался другой ее конец?

Кажется, он догадывался.

Миша посмотрел вперед. Лес совсем не был густым и непроходимым, каким казался из окон дома. Здесь вполне можно было устраивать пикники, бегать, прыгать, играть в волейбол… и расстреливать невинных. Идеальное место для отдыха и упокоения и наверняка очень красивое в период буйства зеленого цвета.

Михаил нашел в траве палку в метр длиной, попробовал ее на прочность и двинулся дальше. Впереди его ждал небольшой подъем, за которым деревья стояли чаще, и вот там наверняка придется продираться сквозь кусты. Поэтому Миша повернул налево, по направлению к мемориалу Черная Сопка. Кажется, там должен сохраниться какой-то памятник…

…Нельзя сказать, что общественность была особенно в шоке от прочитанного и увиденного. К тому времени ужасы советского прошлого, далеко не такого героического и безупречного, как всю жизнь показывали по телевизору и изображали в кино, уже успели поднадоесть. Клеймить сталинские репрессии и публично радоваться возможности избавиться от вековых оков рабства стало хорошим тоном. Подумаешь, еще несколько тысяч несчастных. Сколько их еще будет!

Значительно ослабленные к тому времени «специальные органы» все же распечатали некоторую часть своих архивов и разрешили предать их огласке. Некоторые материалы попали в массовую печать, и горожане вдруг стали находить знакомые фамилии. Обезличенная трагедия, вытряхнутая на свет из пыльных складок истории, начала обретать человеческие черты.

Расстреливали и сбрасывали в овраги мужчин, женщин и даже стариков. «Такой-то такого-то числа, месяца, года был арестован за антисоветскую деятельность, приговорен к десяти годам без права переписки»… найден в списках казненных. «Такая-то была схвачена в момент передачи секретных сведений»… идентифицировать ее останки не представляется возможным, но, судя по всему, она была казнена здесь же летом 1937 года. Длинный список фамилий реальных людей, чьих-то родственников, и описания фантасмагорической чудовищной несправедливости (правда, так и не появилось реальных доказательств, что в них стреляли именно на Черной Сопке и сбрасывали именно в местные овраги)…

Газеты устали от этого очень скоро, поняв, что восстановить полную картину кошмара будет невозможно. С момента последней казни прошло больше сорока лет — все ушло, поросло дикой вишней и случайно выдернуто ковшом экскаватора строительного кооператива.

Об окончании раскопок было объявлено года через два или даже два с половиной, уже в девяностом. Все найденные кости кое-как сгруппировали, разложили по гробам и торжественно захоронили. Всего в братскую могилу были опущены останки примерно двухсот человек. Официальное резюме комиссии по расследованию — «граждане реабилитированы за отсутствием состава преступления». И ни фамилий, ни номеров дел. Кто эти люди, почему они очутились здесь и кто мог бы ответить за их безвестную гибель — ничего этого нет до сих пор.

Та траурная церемония с участием сотен людей — родственников, не уверенных твердо в том, что здесь покоятся носители их фамилий, общественных деятелей, журналистов, чиновников и прочего народа — была единственной. На вопросы, куда девались остальные кости и существовали ли они в действительности, эти десятки тысяч останков невинно убиенных, ответа тогда никто не дал. Сюжет о церемонии был показан по центральному телевидению, а затем обошел и европейские телеканалы, на месте трагедии поставили камень, на котором было начертано, что здесь рано или поздно появится памятник жертвам политических репрессий.

Памятника нет. Зато возводится жилье — новые кварталы и комплексы, вплотную приблизившиеся к шахтам, в которых, возможно, действительно до сих пор лежат человеческие кости.

Что ж происходит-то в этом сраном мире?..

…Миша присел на упавшее дерево, вынул из внутреннего кармана куртки бутылку с водой. Выпить не спешил. Он опасался, что его вырвет от одного только запаха воды. Он уже знал, что она имеет запах. Он осторожно открутил крышку, поднес горлышко к носу. Вода пахла застоявшимся болотом. «Не хватает только кваканья лягушек», — подумал Миша. Он чувствовал, как желудок начинает скручиваться в жгут и пытается исторгнуть из себя съеденный несколько часов назад обед. Михаил начал хватать ртом воздух, чтобы не сблевать.

Черт, почему же он не подумал об этом раньше! Твою мать, ведь это очевидно, это ж «первый курс профтехучилища экстрасенсорики, чародейства и ясновидения»! Тысячи человек, расстрелянных без суда, следствия и толики человеческой жалости — и все здесь, в этом лесу, прямо под ногами…

Михаила все-таки вырвало. К счастью, большая часть обеда была уже успешно освоена организмом, и на сырое березовое бревно вылетели какие-то жидкие остатки. Согнувшись над деревом, Миша вспомнил, как блевал в туалете своего первого клиента Виктора Вавилова. «Если я каждый раз буду пугать унитазы и бревна, — подумал молодой человек, — то к завершению экстрасенсорной карьеры от меня останутся только рот и выпученные глаза».