Блондинка в Париже - Наталия Станиславовна Левитина

— Девочка тоже не очень-то сидит на месте. Я снова в Париже.

— Ты в Париже?! — изумился Володя. — Погоди-ка… Так мы же практически рядышком. Сейчас посмотрю карту. Точно! Между нами три сотни несчастных километров.

— На что ты намекаешь?

— На это самое. Я прямо сейчас сажусь в автомобиль и мчусь к тебе.

— Ненормальный! Тебе же завтра на завод в Дюнкерк пилить.

— Разговорчики в строю! Вот прямо из Парижа и попилю. Успею. В какой гостинице ты остановилась?

— Володь, ты ненормальный!

Я тоже открыла на экране ноутбука карту и поняла, что мой рыцарь собирается отмахать за ночь более шестисот километров — туда и обратно — ради непродолжительного секса с любимой женщиной. На продолжительный у нас просто не останется времени.

— А что это ты так сопротивляешься? — с подозрением спросил муж. — У тебя там в Париже кто-то завёлся? Убью! Найду и прикончу!

— Я волнуюсь только за твоё здоровье. Ты, вообще-то, уже не мальчик, чтобы всю ночь метаться по Европе.

— Я тоже волнуюсь за своё здоровье. Оно подорвано отсутствием секса. И потом, кто знает, куда нас занесёт через неделю? А вдруг в сентябре это наш единственный шанс встретиться?

— О’кэй, уговорил. Ты умеешь убеждать.

— Тогда лежи и не шевелись, я сейчас подъеду, — приказал Константинов.

…Не могу поверить, что через несколько часов я увижу любимое лицо и покрою его поцелуями, обниму крепкую шею, повисну на могучем плече… Володя, наверное, даже не завёл машину, а я уже ощущала тяжесть его тела — словно он придавил меня на кровати! О-о, он это делает виртуозно!

Сердце заколотилось в предвкушении, по спине побежали мурашки, грудь наполнилась тягучим, как сироп, сладостным томлением — поскорее бы!

А Борис пусть катится к чёртовой матери!

***

Скоротать часы в ожидании любимого мужчины помогла книга Сьюзен Кросс. Я вновь погрузилась в переживания Энни. Её подлая тётка продолжала свои издевательства…

«…Никогда не обладая особым характером, я к тому же с десятилетнего возраста подвергалась унижениям и в результате выросла робкой и нерешительной. Когда мне исполнилось восемнадцать, я могла бы начать взрослую жизнь и оборвать все связи с ненавистной родственницей. Но я продолжала поддерживать с ней близкие отношения. Как ни странно, она этого требовала. Видимо, для неё стало насущной необходимостью вымещать на мне своё плохое настроение, да к тому же постоянно использовать в качестве бесплатной домработницы.

Я привыкла носить маску, она приросла ко мне, и тёте было непросто догадаться, какой океан ненависти плещется в моей груди. Я всегда улыбалась, была услужливой и расторопной. Да уж, кто угодно согласился бы постоянно иметь меня под рукой и нагружать всякими поручениями.

Элизабет тем временем переживала удачный период — ей, наконец-то, удалось выйти замуж за приличного человека: муж её не грабил и не загонял в долговую яму. И даже не собирался. Предыдущие бойфренды доставляли ей кучу неприятностей и подрывали её финансовое благополучие.

А новый муж Элизабет, крупный бизнесмен, предложил оплатить моё обучение в колледже. Это был щедрый подарок, на подобную удачу я даже не рассчитывала. Тётя теперь при каждом удобном случае напоминала, что я обязана ей по гроб жизни. Ведь она могла бы придумать тысячу причин, чтобы уговорить мужа не платить за моё образование. И я бы осталась неучем.

Парадоксально — тысячи студентов, чьи отношения с родителями были прекрасными, переехали жить — после поступления в колледж — в общежитие. А я, вечно страдавшая от ежедневных мелочных преследований Элизабет, всё ещё оставалась в её доме. Вернее, в доме её мужа. И кто настоял, чтобы я осталась? Тётушка Элизабет! Университет располагался поблизости, каждое утро я ездила на занятия. А вернувшись, по полной программе отрабатывала благодеяния родственницы — в трёхэтажном особняке её мужа я была уборщицей, поваром, массажисткой, маникюршей и личным водителем. Я закончила курсы и научилась делать фантастический маникюр. Элизабет сорвала немало комплиментов в адрес своих отполированных коготков. Мне было трудно совмещать учёбу со всеми этими занятиями.

Моя детская мечта убить Элизабет стёрлась, выцвела, как изображение на старых фотографиях, хотя я миллион раз убила тётку в мыслях. Когда она отпускала очередную ремарку в адрес моей внешности или умственных способностей, я никогда не возмущалась, не давала отпора. Я улыбалась, но при этом смотрела в красивые глаза Элизабет и представляла, как со всей силы, хорошо размахнувшись, опускаю топор на её голову. Отточенное лезвие с хрустом проламывает череп, чудесное лицо тётушки разваливается на две половинки, как помидор под ножом шеф-повара, являя миру хлюпающее месиво из крови и мозгов…

Эти картины появлялись перед глазами постоянно — стоило увидеть перед собой Элизабет. Да уж, вред моей психике она нанесла капитальный. Бесконечные оскорбления, унижения… Кем я выросла?

Если бы рядом в детстве была любящая мама, из меня вышел бы совсем другой человек. А так… Из маленькой закомплексованной пухлой Энни получилась большая Энни — ещё более скованная, неуверенная в себе, и ещё более толстая. К тому же, лживая и лицемерная.

Я привыкла виртуозно маскировать свои истинные эмоции. Люди думали, что у меня лёгкий характер, ведь я никогда не обижалась на их замечания по поводу моего веса. Они даже не представляли, что творится у меня внутри, как хочется взять в руки огнемёт и пройтись огненной струёй по всем обидчикам, по всем, кто называет меня «слонихой», «толстушкой», «пончиком».

Даже Элизабет не сомневалась — покорная и безгласная рабыня в неё влюблена. Я никогда не протестовала, не обижалась на грубое обращение. Напротив, сломя голову бежала выполнять любое поручение Элизабет, подавала кофе в постель, массировала ступни.

Итак, детская мечта убить злобную тётку отступила на задний план, хотя время от времени и заставляла сладко сжаться моё сердце. Но теперь я понимала — мероприятие не из лёгких. Это в мыслях было легко искромсать любимую тётушку топором. А в реальности? Хватит ли у меня смелости? А если хватит, то что потом? Провести из-за этой гадины остаток жизни в тюрьме? Нет уж, извините.

Но тут Элизабет нанесла новый удар. На этот раз мои страдания были настолько сильными, а рана — такой глубокой, что я дала новую клятву — уже не детскую, а осмысленную, обдуманную: я обязательно убью Элизабет, чего бы мне это ни стоило!.. Как-то раз…».

В мой номер яростно забарабанили. Очевидно, кто-то пытался выломать дверь. Я поспешила открыть, иначе Володька влетел бы в номер с дверным косяком