Ралли Родина. Остров каторги - Максим Привезенцев

от неудобных седел своих «железных коней». Только Светличный, который большую часть времени проводил за рулем «Волги», перевозящей пленку и съемочное оборудование, нахмурившись, спросил:

– А для моей «ласточки» там место-то найдется? А то ведь у меня там и провизия, и палатки, и пленка…

– Будем решать вопрос таким образом, чтоб на платформу поместилось все, – уверенно заявил Рожков. – Об этом не беспокойтесь. Отправление поезда – в пять вечера, итого на дорогу и все остальное у нас часа три, поэтому давайте уже ехать, а не разговоры разговаривать. Потом еще наговоримся, на платформе когда ехать будем, еще друг другу надоедим сто раз!

Закончив свою пламенную речь, он развернулся и пошел к стоянке. Участники ралли, переглядываясь, снова вернулись к сбору палаток.

– И чего он тебя отзывал, Володь? – спросил Альберт, когда Привезенцев подошел, чтобы помочь с опорами. – По поводу платформы? Или еще чего?

– Да нет, по платформе.

– А чего он вообще на ней ехать вздумал? Из-за дорог?

– Из-за них, родимых. Говорит, там сейчас даже хуже, чем раньше было. До Хабаровска только на лесовозе и проедешь.

– А чего он нам об этом прямо не сказал? Зачем с тобой секретничал?

– Вопрос не по адресу, товарищ редактор, – хмыкнул Привезенцев.

– Ну это-то понятно… – с усмешкой сказал Альберт.

Погрузив палатки в «Волгу», участники ралли забрались кто в седла, кто в люльки и поехали в направлении Хабаровска – туда, где их ждал вечерний поезд. Привезенцев снимал довольно много, поскольку природа в здешних краях была уникальная – ели соседствовали с лиственницами, то тут, то там пели птицы, где-то вдали стучал дятел, а по мохнатым ветвям пихт сновали юркие белки. Виды природы всегда успокаивали Владимира Андреевича после любых разочарований; то же бескрайнее небо, те же деревья, которые стояли здесь еще до рождения участников ралли и будут стоять, когда их внуки сами уже обзаведутся семьями.

«И ветер, свободно гуляющий по чаще».

Роскошные дальневосточные пейзажи принесли подзабытое чувство успокоения. По приезду в Хабаровск режиссер при первом удобном случае немедля записал в личный дневник:

«Природа нетороплива. Ей, в глобальном смысле, не свойственна суетливость людей. Глядя на скалы, на леса и поля, на реки и озера, понимаешь, сколь бессмысленна наша суета. Глядя на шустрых белок и других зверьков, снующих по лесу, понимаешь, что иначе нельзя. Таков уж человек: застряв между тем и этим, будто в клетке, он мечется от созерцания к действию и обратно. Зверькам некогда любоваться красотой природы – им надо есть, запасаться на зиму и умудряться при этом самим не стать чьей-то добычей. У рек и деревьев иные цели – природой они изначально созданы так, чтобы получать все необходимое, находясь, по сути, на одном месте, будучи практически неуязвимыми. Но что их всех объединяет, и флору, и фауну – так это то, что они не идут против своей натуры, просто не пытаются делать то, чего не должны. Они, если можно так сказать, естественны. Нам бы у них этому поучиться…»

– Володь! – позвал Альберт.

Привезенцев встрепенулся и, сунув дневник обратно в карман рюкзака, откликнулся:

– Что?

– Можешь подойти? Помощь нужна.

– Конечно, могу!

Он, кряхтя, поднялся и пошел к товарищам. Оглянулся по дороге и вдруг увидел, что Рожков стоит чуть в сторонке и с интересом смотрит на его рюкзак. Это насторожило Привезенцева.

«Не мог ли он видеть, что я что-то пишу?» – мелькнула в голове мысль.

Однако Рожков, поймав взгляд режиссера, лишь приветливо улыбнулся ему и снова пошел к зданию вокзала, где его поджидал дежурный по переезду. Тот поигрывал фонарем и с ленцой осматривался по сторонам.

«Похоже, что показалось… Ну и хорошо».

Привезенцев немного успокоился, но пообещал себе, что впредь будет осторожней: далеко не все страницы из его дневника он мог показать даже Альберту, что уж говорить про верного лазаревского прихвостня?

Тем временем команда уже погрузила на платформу все четыре мотоцикла и теперь возилась с «Волгой». Впрочем, у Хлоповских не зря имелось удостоверение стропольщика – грамотно обвязав кузов тросами, он с помощью местного крановщика без особого труда поднял машину к остальной технике.

– Во дает, – заметил Привезенцев, подойдя к Альберту.

– Специалист, – пожал плечами товарищ.

Хлоповских, убедившись, что колеса автомобиля уперлись в дно платформы, зычно крикнул:

– Народ! Давай сюда, крепить будем!

Светличный, больше других переживавший за судьбу «Волги», откликнулся первым – ухватился за борт и полез внутрь.

– Спасибо за помощь, товарищ! – приложив руку ко рту на манер рупора, громко поблагодарил крановщика Хлоповских.

– Участникам ралли «Родина» – в любое время! – ответил тот.

Привезенцев с любопытством уставился на этого здоровенного мужика лет сорока – вдвое шире самого режиссера, с широким лицом и массивным квадратным подбородком, он, казалось, едва помещался в кабину. Но интерес Владимира Андреевича вызвали вовсе не внушительные габариты крановщика, а то, что он каким-то образом не просто узнал о ралли, но и успел проникнуться к его участникам.

«Хотя много ли надо? Он явно человек простой, верит в идею коммунизма, и потому достаточно маленькой искорки, чтобы разжечь дремлющий пламень… На таких все и держится – на настоящих патриотах, готовых жизнь ради страны положить».

– Ну вот и хорошо все вышло, – сказал Альберт с улыбкой. – До Байкала, думаю, доедем без приключений, а там уж останется…

– Останется-то много, – со вздохом произнес Владимир Андреевич. – Но поезд нам сейчас, конечно, на руку. Уж точно это лучше, чем по бездорожью колеса ломать.

– Кто бы спорил? – кивнул журналист.

Технику крепили всем миром – пыхтя, натягивали тросы, вязали узлы. Солнце припекало, и потому лбы путешественников очень скоро заблестели от пота. Привезенцев покосился в сторону здания вокзала: Рожков о чем-то оживленно разговаривал с дежурным по составу, и тот часто кивал, видимо, соглашаясь с тезисами завхоза.

«Умеет же болтать без умолку, – подивился Владимир Андреевич. – Целеустремленный, такие обычно высоко забираются…»

– А Геннадий Степанович у нас что, решением партии освобожден от физического труда? – саркастически поинтересовался Боря Ульянов.

– Ну, он же у нас заместо Лазарева тут, – покосившись в сторону рыбака, сказал Хлоповских. – А ты вот себе можешь представить, чтобы Лазареву тут по платформе скакал?

– Ну а Владимир Андреевич чем хуже? – мотнув головой в сторону режиссера, спросил Ульянов. – Бросайте все, Владимир Андреевич, чего это – он там стоит, руки в карманы, а вы тут с нами спину гнете?

– А я, Боря, иначе не могу, – ответил Привезенцев. – Я если в команде, то, значит, со всеми наравне.

– Владимир Андреевич человек, – с уважением произнес Светличный. – А Рожкова этого я впервые в ДК увидел. И, судя по замашкам, лучше б то был и последний раз.

– Ну будет вам, – неожиданно даже для самого себя вступился за Геннадия режиссер. – Мы, как я уже сказал, команда. И он тоже в ее составе, хотите вы того или нет. Пусть работы руками избегает, но