Монстр внутри - Оливия Нортвуд

когда представится шанс удрать и покурить за амбаром. Им обоим было по семнадцать, они всю жизнь прожили в приюте. Супруги Мак-Кидд взяли над ними опекунство, чтобы они успели пожить в семье, перед тем как отправятся во взрослый мир.

Была девчонка лет пятнадцати. Она возилась с миссис Мак-Кидд на кухне, строила глазки старшим мальчикам и носила слишком короткие платья в цветочек. Он никогда не видел никого красивее: у неё были длинные и кудрявые каштановые волосы, яркие губы и ямочки на щеках. Она была похожа на ангела с церковных брошюр, которые обычно раздавали в их приходе перед Рождеством, приглашая на театральную постановку. Миссис Мак-Кидд ласково звала её Фрэнки, а он чувствовал, что немного влюблён в неё.

Как-то раз, когда он сидел на тюке скошенного сена, подсчитывая, сколько дней уже прошло с тех пор, как их забрали у матери, и думая, почему она до сих пор не пришла за ним, мальчик заметил Фрэнки, которая держала за руку одного из парней. Они направлялись к амбару, и он решил проследить за ними.

Мальчик замер у входа, просунув голову в дверной проём. Влюблённость прошла мгновенно, когда он увидел их: Фрэнки стояла на четвереньках, её белые трусы были спущены до щиколоток, за её спиной на коленях стоял Шон, он расстёгивал молнию на джинсах.

На секунду Фрэнки подняла голову, и они встретились взглядами. Она предпочла сделать вид, что не заметила его, а он решил вычеркнуть её из своей жизни и из своего сердца.

Была ещё двухлетняя девочка с фетальным синдромом[7]. Он не до конца понимал, что это значит, но девочка отставала в развитии, совсем как его сестра, поэтому мальчишка привязался к ней и помогал заботиться о малышке, хотя Джим Мак-Кидд старался приучить его к физическому труду. Миссис Мак-Кидд называла ребёнка «особенная девочка» и как-то проболталась, что её мать не просыхала во время беременности.

Мальчику хотелось поделиться, что его мать вела себя точно так же, но он решил, что это было бы предательством. Он не знал, что его ждёт, но хотел вернуться домой. Он уже находился в том возрасте, когда не веришь в сказки. Мальчик перерос иллюзии, что его мама когда-нибудь изменится, перестанет пить, приводить в дом посторонних мужчин, которые могли причинить вред сестре. Но он по-прежнему хотел домой.

Спустя пару недель к крыльцу дома Мак-Кидд прикатила хорошо знакомая машина с эмблемой службы опеки. Старуха готовила обед и велела ему открыть дверь – на пороге стояла Сара Говард. Она дружелюбно улыбнулась и вошла в дом.

Он растерялся и не сразу заметил, что к её ноге прижималась малышка: сестра вцепилась в брючину Сары и смотрела на него обиженно, исподлобья. Она выглядела измождённой, но была чистой. Ему никогда не удавалось так аккуратно собрать её волосы, к тому же дома она постоянно ходила в его старых вещах. Платьице, в которое нарядила её Сара, напоминало воздушный розовый зефир. Болезнь оставила отпечаток на детском лице: оно осунулось, под глаза залегли тени.

Малышка неуверенно подошла к нему – её походка была шаткой – и неловко обняла за талию, уткнувшись лицом в его живот. Он улыбнулся, оттаял, куда-то вдруг испарились напряжённость и страх, к нему вернулась радость, какой он, казалось, никогда не испытывал.

«Она здесь, рядом, в безопасности. Значит, теперь всё будет хорошо», – думал он до тех пор, пока Сара не заговорила.

– Собирай вещи, милый, я нашла подходящее место для вас обоих.

Их загрузили на заднее сиденье серебристого минивэна с небольшой сумкой, которую одолжила старуха Мак-Кидд, и несколько часов везли на восток, в Спокан.

Мальчишка прилип к стеклу, он смотрел на то, как ферма семьи Мак-Кидд становилась всё меньше и меньше, как Фрэнки в своём дурацком платье махала им рукой на прощанье, а затем сел прямо и поймал обеспокоенный взгляд Сары в зеркале заднего вида.

– Они не могут позволить себе ещё двоих детей, – виновато призналась Говард. – Так бывает, милый. С Мак-Кидд ничего не вышло, но мы попробуем снова, идёт?

Мальчик не испытывал никаких эмоций из-за отъезда. Ни хороших, ни плохих. Он не хотел пробовать снова. Он хотел домой, туда, где он знал, чего ждать и чего бояться.

Страх неизвестности сковал его внутренности. Мальчишка сжал маленькую ладонь сестры. Малышка задремала от слабости после болезни, пристёгнутая в детском кресле, где до неё сидели другие дети, чьи матери оказались недостаточно ответственными.

10

Глава

Грейс проснулась, когда горизонт затопило розовым, небо – палевым жёлтым и тусклый осенний свет проник в темноту спальни. Грейс не выспалась, голова была тяжёлой, а сознание ещё балансировало на грани сна и реальности, когда она села в кровати и спустила ноги на пол – ступни коснулись мягкой овечьей шерсти. Это помогло немного заземлиться. Хотелось вернуться в постель, накрыться одеялом, чтобы сохранить остатки тепла, но необъяснимое чувство тревоги не позволило ей заснуть.

Натянув футболку, Грейс завернулась в плед и встала с кровати. Она мельком взглянула на себя в зеркало: отёк с лица спал, синяки побледнели за прошедшие несколько дней, но притрагиваться к скуле ещё было больно.

Босые ступни неприятно холодил гранитный пол. Тело пробрало мелкой нервной дрожью. Зубы непроизвольно лязгнули. Подкрутив термостат, она направилась на кухню.

Грейс прошлась по гостиной и осмотрелась: на консоли возле входной двери лежала её кобура, ключи от машины, сумка и папка с документами по делу. Келлер зевнула, взяла увесистую стопку бумаг в руки и пролистала её. Она почти не спала, потому что не могла перестать думать о Кэтрин.

Келлер чувствовала себя вымотанной. В прошлом Грейс приняла бы душ, выпила стакан воды и, заткнув уши наушниками, отправилась на пробежку. Но сейчас, стоило только подумать о том, чтобы сделать лишнее движение, как её начинало мутить. Мысли ворочались, головная боль свербела под сводами черепа. Она боялась, что если на мгновение закроет глаза, то заснёт стоя. Ужасно хотелось кофе.

Включив кофеварку, Грейс села за стол и разложила перед собой фотографии Кэтрин Донован и отчёт о вскрытии.

Грейс рассматривала материалы по делу, то низко склоняясь над фотографиями, то откидываясь назад, машинально поправляя волосы, падающие на лицо. Она нервничала: плавная линия плеч изогнулась, ладони мелко дрожали, и во всем её облике читались беспомощность, замешательство, но твёрдое намерение разобраться в происходящем.

Пространство вокруг неё гудело и потрескивало. Когда взгляд заволокло влагой, то ли от усталости, то ли ещё от чего, Грейс отодвинула