Мертвый остров - Николай Свечин

Налево, на север, удалялись более пологие мысы. Их перспектива была даже красива. А прямо перед приезжими раскинулась обширная долина, окольцованная горами. Посреди долины текла река. Перед самым морем она делала резкий поворот к северу и впадала в залив, образуя длинную песчаную косу. Позади пристани с карантинными бараками виднелась слобода, а в полуверсте за ней, на холмах – Александровский пост. Чистый и уютный городок, много больше Корсаковска. На первый взгляд в нем не было ничего зловещего: дома как дома, и храм стоит как полагается… Но кучер тарантаса на пристани, сняв шапку, обнаружил наполовину выбритую голову. И вся толпа сделала то же самое, как только «благородия» сошли на берег.

– Изволите садиться, вашества! – густым басом сказал кучер. – Их превосходительство ждут.

Они уселись в объемистую коляску и поехали в город. Вдоль речки шло образцовое шоссе. Параллельно ему тянулись рельсы, по которым каторжные толкали к морю пустые вагонетки. Капитан «Петербурга» объяснил:

– Речка называется по карте Александровкой, а в народе – Дуйкой. Селение, что мы сейчас проезжаем, тоже Александровка. Сам город на правом берегу, а здесь, на левом, склады, паровая мельница с лесопильней и Солдатская слобода.

Коляска поднялась в гору и выехала на обширную площадь. На первом плане стояла новенькая тюрьма. Справа и слева от нее, образовывая стороны прямоугольника, тянулись казенные дома. Капитан стал их называть: полицейское управление, почтово-телеграфная контора, военный лазарет, окружной госпиталь, батальонный штаб, квартира начальника округа, лавка колонизационного фонда, переводная контора… Позади тюрьмы угадывались казармы. В одном углу площади стоял православный храм, в другом – леса строящейся мечети. Всезнающий моряк пояснил, что мечеть за свой счет возводит мулла из поселенцев.

Все казенные строения в городе были деревянные, но добротные, крытые железом и выкрашенные охрой. Немощеную площадь окаймляли деревянные тротуары. Народу на улице было немного, в основном каторжные в арестантских азямах. Часто встречались солдаты в высоких черных папахах, и иногда – озабоченные чиновники.

Кучер остановился перед большим одноэтажным домом затейливой архитектуры, с часовым у входа. Капитан «Петербурга» на правах бывалого человека повел своих пассажиров внутрь. В приемной гости сбросили шинели. Несколько чиновников ахнули вполголоса. От орденов вошедших, казалось, исходило свечение… Секретарь пошел докладывать. Через минуту появился генерал.

– Здравствуйте, господа! Я вас уже заждался.

Кононович оказался сухощавым брюнетом среднего роста, с высоким лбом и кустистой бородою с проседью. На казачьем чекмене – Владимир третьей степени. Глаза у начальника острова были живые и пытливые. Начал он с капитана, которого отпустил через пять минут. Моряк доставил какой-то частный груз и желал получить за него расчет. Отослав его в канцелярию, Кононович обратился к гостям:

– Теперь я в вашем распоряжении. У господина подполковника свое обширное хозяйство, в полторы тысячи душ. Не смею вас поэтому задерживать, барон, но жду к обеду. Обед у нас в два пополудни.

– Благодарю, ваше превосходительство.

– Для вас – Владимир Осипович.

– Спасибо. Тогда не прощаюсь. Честь имею!

Таубе ушел. Алексей остался с генералом один на один, но тот сказал:

– Я позову сейчас своего помощника статского советника Гизберт-Студницкого и начальника здешнего округа коллежского советника Таскина.

– Но, ваше превосходительство, – попробовал возразить Лыков, – секретная часть моей командировки должна быть известна только вам!

– Я полностью доверяю Бенедикту Станиславовичу и Ивану Сергеевичу, – отрезал генерал. – Кроме того, ввиду моей большой занятости я не смогу опекать вас лично!

– Слушаюсь, – ответил Алексей, мысленно ставя Кононовичу минус.

Вошли два господина. Один представительный, с нафиксатуренными усами – сразу видно, что поляк. Другой – русак с усталым недовольным лицом, явно себе на уме.

Гизберт-Студницкий немедля перешел к делу.

– Пока вы плыли, мы провели свое расследование. И правда, на поверку оказалось, что все трое найденных в Японии каторжных находятся в бегах. А по отчетам были под замком.

– Как смотрители это объяснили? – задал Лыков давно интересовавший его вопрос.

Сахалинское начальство разом скривилось. Таскин, смущаясь, пояснил:

– Воеводский смотритель тут же заболел, выехал во Владивосток на лечение и оттуда прислал прошение об отставке.

– А кто отпустил его с острова до окончания расследования?

– Я, – признался Кононович. – Ну хворает человек… Обещал: туда-обратно, показаться специалисту. Показался, сукин сын! Кто знал, что он такой?

– Ясно. Из Воеводской тюрьмы бежали Щетинкин и Язев. Большой Со… Рафаил Осипов исчез из Рыковской тюрьмы. Что говорит тамошний смотритель?

– Там начальником Ливин. Даровитый, из числа лучших. Но строгий дисциплинатор. Иногда даже чересчур. Зато в Рыковском всегда порядок. Учтите, что я Ливина в обиду не дам!

– Ваше превосходительство. Я приехал сюда не с целью кого-то обижать. Снимать с должности, наказывать – у меня и полномочий таких нет. Я расследую преступление.

– Сами не снимете, так Врасскому нажалуетесь! – отмахнулся начальник острова. – А у меня и без того служить некому! Ливин действительно на своем месте. И на старуху бывает проруха. Особенно при состоянии нашей отчетности.

– А что отчетность? – насторожился Лыков.

– За 1886 год отсутствует полностью, – пояснил Гизберт-Студницкий. – Съедена мышами.

– И копий не осталось?

– Никаких.

– Целый год не отражен в бумагах?

– Да. Еще бы не было от этого путаницы…

И поляк добавил со злорадством:

– А ни Владимира Осиповича, ни меня на Сахалине тогда не было!

Лыков сразу все понял. При открывшихся обстоятельствах поиск виновных терял смысл.

– Хорошо. Если мы не знаем, как каторжные уклоняются от учета, надо провести сверку. В один день и час по всем тюрьмам.

Кононович с сомнением покачал головой.

– На острове шесть тысяч каторжных и около семи тысяч поселенцев из ссыльных. Как проверить всех одновременно? У меня не хватит людей! И за месяц не управимся. А сверка, растянутая на месяц, бесполезна.

– Надо организовать внезапную поверку списочного состава только кандальных тюрем, – возразил сыщик. – Самые опасные там. Их не так уж и много, надо полагать.

– Корсаковск мы не берем, вы там сами ищите, когда приедете, – заговорил Гизбер. – Да и связи с ним нет. А тут, в середине острова, три кандальных тюрьмы: Александровская, Воеводская и Рыковская. Общим числом в них около семи сотен арестантов.

– На их проверку сил хватит?

– На кандальных хватит, – согласился генерал. – Вы правы, господин надворный советник. Устроим-ка хорошую облаву! Я телеграфирую Ливину. Бенедикт Станиславович нагрянет в нашу. А вы с Иваном Сергеевичем с утра пораньше налетите на Воеводскую. Господин Таскин у нас Александровский лицей кончил, как сочинитель Пушкин, хе-хе… Образованный человек! Всему, что нужно, он вас научит; а вы слушайте бывалых-то людей. Ну, согласны? Так кандальные все разом и проверим. Сколько времени вам нужно, чтобы отдохнуть с дороги?

– Нисколько, ваше превосходительство. Все бока отлежал, пора и делом заняться. Хоть нынче ночью готов!

– Нет, вы еще не готовы. Даю вам два дня на ознакомление с инструкциями и циркулярами. Посидите в канцелярии, поглядите отчеты, ведомости… А на третьи сутки в бой. Иван Сергеевич будет вести поверку, а вы учитесь. Вопросы есть?

– Да. Одновременно с нами то же станет делать и Ливин в Рыковском, так?

– Так. Сами же выдвинули идею!

– Я о другом. Как вы намерены известить его об этой поверке?

– Обыкновенно, телеграфом.

– Я бы предложил письмом с нарочным. И человека выбрать понадежнее…

Кононович нахмурился:

– Вы опасаетесь?..

– Опасаюсь. Каторга внимательно следит за администрацией. Писаря все продажны. Телеграфистов тоже можно купить.

Генерал покосился на статского советника. Тот сказал:

– Господин Лыков прав. Я сам напишу и запечатаю письмо Ливину. У нас сегодня шестое июня? Девятого в три часа ночи производим одновременную облаву. Подробную: сравниваем статейные списки, ведомости урочных работ, отчеты по вещевому довольствию…

– И лазарет с околотками, – вставил Алексей.

– Да, и медицинскую часть полностью. Выстраиваем людей – и поименно!

– Только не голосом, – снова вмешался надворный советник. – В темноте обязательно кто-то крикнет «я» дважды. Пусть выходят из строя и встают в шеренгу напротив.