Мертвый остров - Николай Свечин

Глава 5

Сахалин

Последний отрезок пути оказался самым беспокойным. В Восточном проходе Корейского пролива тюремный пароход попал в сильный шторм. Кое-как он проскочил в бухту Симоносеки и отсиживался в ней два дня. Наконец погода наладилась. «Петербург» резво побежал по Японскому морю, но уже через сутки угодил в новый шторм. Опытный капитан учуял его заранее и успел укрыться в Ниигате. Три дня пароход простоял на всех якорях, на сильной качке. Буфет опустел. Выворачивало даже моряков. Но Лыков и Таубе держались молодцами: ели за двоих и шлялись по палубе. Стих и этот ураган. Корабль опять взял курс на норд. В море стали попадаться киты – парами, как благоверные супруги. По правому борту мелькнул и пропал остров Ребун. Теперь пароход отделял от Сахалина только пролив Лаперуза.

Когда стемнело, лейтенант Степура-Сердюков приказал удвоить посты на трюмной палубе. Сергей Иванович пояснил своим попутчикам:

– И правильно делает! В последнюю ночь перед Сахалином внизу черт-те что творится! Все арестанты впадают в безумие. Разом! До утра пляшут и поют, бьются в судорогах, дерутся… Некоторые голову об стену разбивают. Обязательно и водки достанут, чтобы напиться в смерть. Я раз видел и больше не хочу. Полтыщи сумасшедших! Могут и на конвой броситься. Потому – страшно им… боятся Мертвого острова…

Так оно и случилось. В полночь Лыков вышел на палубу и пробрался к вентиляционной трубе. Из трюма доносился сплошной непрерывный нечеловеческий вой. Люди пели, кричали, матерились, плясали и дрались – все сразу. С тяжелым сердцем сыщик вернулся в каюту.

Утром барон растолкал его и сказал только одно слово:

– Сахалин.

Они надели шинели и вышли на палубу. Таубе уже обмундировался по форме: заграница кончилась. Лыков остался в партикулярном.

Было ясно. По левой скуле корабля виднелась острая зубчатая скала вытянутой формы, едва торчащая из воды. Вся она была усеяна какими-то валунами.

– Камень Опасности, – пояснил хмурый Бирингтон. – Сегодня он нам представился! А часто только буруны над ним указывают место. Самое же страшное, когда прилив и штиль. Не видно даже бурунов. Сколько кораблей здесь погибло…

– А что там за пятна? – спросил Лыков. – Ой! Шевелятся!

– Сивучи. Местные тюлени.

Верстах в пятнадцати позади Камня Опасности полого подымался из воды берег. Огромная безлесная гора, вся ярко-изумрудная от травы, а на плоской макушке ее – маяк из красного кирпича.

– Мыс Крильон. Мы входим в залив Анива, господа. Через три часа бросим якорь напротив Корсаковского поста.

«Петербург», пройдя малым ходом опасное место, снова разогнался. Открылся огромный – верст до ста в диаметре – залив. Два его мыса, будто гигантские загребущие руки, распахивали объятья новичкам. В середине виднелась бухточка, а над ней по горе поднималась одинокая улица. Когда пароход подошел ближе, выяснилось, что улица эта самая обычная, как в любом уездном городе. В конце ее возвышался церковный купол. Это и был Корсаковск. Он производил с моря вид умилительно-ободряющий. Не так страшен этот Сахалин, словно говорил город. И тут люди живут!

Залив под горой называется бухта Лососей, а мыс вдали справа – мыс Анива, пояснил тот же Бирингтон. Еще он рассказал, что стоянка здесь продлится не меньше трех дней. Нужно свезти на берег груз, а это дело небыстрое. Из арестантов на сушу никто не сойдет, так и будут сидеть в трюме. По положению, все поступившие в каторгу сначала должны прибыть в столицу острова Александровский пост. Там их ждет карантин, а потом распределение между тремя здешними округами. И только те, кому назначен будет Корсаковский округ, вернутся сюда.

Рассказав все это, мичман ушел в рубку. А Лыков с Таубе, поглядев на быстро приближающийся берег, отправились в каюту совещаться. Вопрос был в том, как им встретить корсаковцев. Таубе являлся прямым начальником здешнего ротного командира. Алексей же по статусу – первое лицо на всем Южном Сахалине. Ясно, что местная аристократия уже стоит на пристани и ждет, когда можно будет представиться новому начальству. Однако для вступления в должности друзьям необходимо было сначала самим представиться – генералу Кононовичу. А для этого следовало прибыть в Александровск. Получалось, что сегодняшнее знакомство предварительное и неофициальное. Посему Таубе надел обыкновенный мундир со старшими орденами. Лыков же вообще отказался от формы, чтобы подчеркнуть частный характер встречи. Он только продел в пройму сюртука георгиевскую ленту.

«Петербург» медленно сбавлял ход. Наконец он затрясся всем корпусом и остановился. С грохотом полетели по клюзам якоря. Машина в чреве парохода сбрасывала обороты. Стало непривычно тихо, и сделалось заметно, как сильно дует ветер. Послышался рык капитана:

– Принять катер по правому борту!

– Пойдем в салон, – сказал барону Алексей. Он был собран и чуть взволнован. Сейчас гурьбой явятся его новые подданные. В свои тридцать два года, много уже испытав, сыщик никогда не руководил всерьез. Всегда в подчиненной роли, на помочах… И вот здесь, на краю света, выпала участь. Что за люди достались ему в команду? Лыков решил для себя, что будет равняться на Благово, и немного успокоился.

Они стояли посреди салона и ждали. Швартовка катера затягивалась. Но вот послышались шаги множества ног, дверь распахнулась, и вошли сразу человек десять. Люди разделились на две неравные части. Трое офицеров – капитан и два поручика – вытянулись перед Таубе. Остальные домаршировали до Лыкова и остановились. Тот сделал важное лицо (нарочно учился). Вперед выступил мужчина средних лет, щекастый, с юркими глазами.

– Ваше высокоблагородие! Разрешите представиться по случаю вашего прибытия! Временно исправляющий должность начальника Корсаковского округа, помощник начальника, титулярный советник Ялозо.

– Как вас по имени-отчеству?

– Фома Каликстович, ваше высокоблагородие.

Ялозо глядел молодцом, но каким-то фальшивым.

– Рад знакомству, Фома Каликстович. Называйте меня Алексей Николаевич. Это ко всем относится, господа! До моего представления генералу я вам еще не начальник, сами понимаете. Поэтому и позволил себе встретить вас в партикулярном.

Сахалинцы все были в мундирах, поверх которых они набросили прорезиненные плащи.

– Познакомьте меня с кадром, Фома Каликстович.

– Слушаюсь! Значит, так…

Но тут Лыков улыбнулся и первым протянул руку высокому краснолицему господину с петлицами надворного советника.

– Здравствуйте, Виктор Васильевич! Мы встречались у градоначальника, помните?

Явно польщенный, тот пожал руку и назвался:

– Смотритель Корсаковской тюрьмы майор Шелькинг.

Шелькинг служил участковым приставом в петербургской полиции в чине майора. Но генерал Грессер [26]невзлюбил его, и пристав вынужден был уйти в тюремное ведомство. Его перевели в гражданскую службу. Лыков и Шелькинг были в столице поверхностно знакомы. Алексей отметил про себя, что смотритель назвался не надворным советником, а майором, хотя этот чин уже пять лет как был упразднен. Тоже нашелся вояка…

Следующим подошел плечистый мужчина с обветренным грубым лицом:

– Помощник смотрителя Акула-Кулак.

– Что, простите? – не понял сыщик.

– Фамилия такая, ваше высокоблагородие, – пробурчал детина, смущаясь. Но Шелькинг поддержал своего помощника:

– Правильная фамилия! Арестанты его сильно боятся. Чуть что – сразу в мордофон!

– Ясно, – нахмурился Лыков. Протянул руку, и Акула вцепился в нее так, словно пытался оторвать. Что же он с каторжными творит, если собственное начальство готов изувечить?

Вперед выступил молодой мужчина с располагающим лицом, худощавый и вроде бы интеллигентный. Он прятал свой несерьезный возраст под окладистой бородой.

– Секретарь полицейского управления коллежский регистратор Фельдман Степан Алексеевич.

«Вот с этим мы, наверно, сработаемся», – подумал Лыков, пожимая ему руку.

– Младший врач окружного лазарета Пагануцци Владимир Сальваторович, – бочком подступил толстяк с эспаньолкой и добрыми, немного наивными глазами. Он был не причесан и даже, кажется, не умыт.

Дальше подошли еще два помощника смотрителя, бухгалтер полицейского управления и делопроизводитель. Последним представился жуликоватый дядька в золотом пенсне:

– Распорядитель Корсаковского отделения колонизационного фонда Полуянский Юстин Егорович. Не являясь подчиненным вашего высокоблагородия, счел, так сказать, своим долгом…

Чиновники отошли в сторону, и на их место заступили офицеры. Таубе представил Алексею ротного командира капитана Кусанова и двух полуротных.