Начало нас - Лайла Джеймс

class="p">Мои кулаки сжимаются, а сердце снова замирает. Я на грани полного срыва, но не могу. Не сейчас, не здесь. Определенно не перед ним и толпой, молящейся о моем падении.

— Ты мудак, ты знаешь это? Придурок, который охотится на девушек и думает, что ему это сойдет с рук, потому что его отец — начальник полиции. Ты не непобедим. Новости, Джаспер. Все падают. Ты тоже это сделаешь.

— Ах, да? — Он вторгается в мое пространство, и мне кажется, что меня вырвет на его блестящие туфли. — Но ты пала, Маленькая Мисс Популярность. Ты упала так низко, что даже не можешь подняться обратно. Оглянись вокруг, Райли. Теперь ты посмешище.

Я не смотрю.

Потому что он прав.

Я не буду смотреть.

Потому что я слабая.

Спокойная, хладнокровная и собранная.

— Ты посмеялся, молодец. Я не собираюсь тратить время на твою маленькую игру. Ты этого не стоишь.

Он запрокидывает голову и смеется.

Я делаю шаг назад. Уходи, Райли.

Я поворачиваюсь к нему спиной. Уходи сейчас же, Райли.

Я начинаю свой путь стыда. Не оглядывайся назад. Не смотри.

— Ты говорила мне, чтобы я старался лучше, — кричит он моей отступающей спине, — как ты себя чувствуешь, Райли? Быть школьным клоуном.

Мои шаги сбиваются, и я останавливаюсь.

Гнев, кипящий в глубине моего желудка, мерцает, словно пылающий ад, который хочет сжечь меня изнутри. Насилие течет по моим венам. На данный момент у меня нет времени обдумывать свои действия. Или о возможных последствиях.

Развернувшись, я хватаю его поднос с едой и швыряю в него. Его еда размазывается по форме, часть соуса попадает ему на подбородок и щеки. Напиток проливается на землю, на его новые, начищенные туфли. В столовой раздаются многочисленные вздохи. Дженни визжит от удивления. Джаспер громко ругается, его глаза гневно сверкают.

Горечь и ярость подобны яду, въедающемуся прямо под поверхность моей плоти. Он приближается ко мне, и я, не задумываясь, кидаюсь вперед. Мои пальцы сжимаются в кулак, и рука откидывается назад, прежде чем я выношу ее вперед. Он не предвидит этого. На самом деле я тоже. Как будто мое тело движется само по себе.

Мой кулак касается его носа, и я слышу громкий хруст. Я не знаю, это его нос или мои костяшки пальцев. Но агония, пронизывающая мою руку до локтя, почти ослепляет. Я вздрагиваю, и меня охватывает беспокойство. Я только что сломала пальцы?

У меня нет времени обдумать свои действия, как меня внезапно окружают другие ученики. Дженни подбегает к Джасперу, который держится за лицо и стонет от боли.

Элейн хватает меня за локоть и грубо тянет назад. 

— Черт, Райли. Что ты наделала?

Отшатнувшись от удивления, я смотрю на беспорядок передо мной. 

— Какого черта? — кричит Дженни высоким и обеспокоенным голосом. — Ты сломала ему нос, сумасшедшая сука!

Я чувствую их шокированные взгляды больше, чем вижу их. Насмешки и крайние суждения, исходящие от всех вокруг меня. Потребность в насилии, ярость и адреналин, сопровождавшие его, утихают. На смену пришли страх и унижение. Мой желудок бунтует, и начинается дрожь. Медленно изнутри, прежде чем я почувствую, как все мое тело начинает дрожать.

Поэтому я делаю то, что обещала никогда не делать.

С огромным стыдом и абсолютным ужасом я склоняю голову и бегу, оставляя позади хаос, который я устроила. Что я сделала? Что я сделала?

О Боже…

Это кошмар. И я скоро проснусь. Должно быть, это кошмар.

Я — Райли Джонсон, уравновешенная и уверенная в себе. Спокойная, хладнокровная и собранная.

Я — Райли Джонсон, растерянная и слабая. Бесполезная, глупая и разрушенная.

 

 

 

ГЛАВА 5

Грейсон - 15 лет (лето перед вторым курсом)

Я смотрю, как Наоми играет в песочнице. В ее глазах горит возбужденный блеск, и я повсюду слышу ее восторженное хихиканье.

Мне больно, что я теперь не могу слышать этот смех каждый день.

Женщина садится на корточки рядом с Наоми, и ее не волнует, что ее одежда испачкана песком. Ее внимание полностью сосредоточено на моей сестре. Она что-то говорит Наоми, от чего моя маленькая принцесса смеялась еще сильнее.

Наоми протягивает ей совок и жестом предлагает женщине начать копать, что она с радостью и делает. Она не отказывает моей сестре. На самом деле они настолько гармонируют друг с другом, что кажутся идеальным образом матери и ее дочери.

Ее муж находится всего в трех футах от них, с телефоном в руке и фотографирует их. Он улыбается, и в его глазах тепло. Я вижу, что он заботится.

Меня это чертовски бесит.

Это подобие идеальной семьи.

Это моя сестра. И я вынужден смотреть отсюда — на постороннего человека в истории Наоми.

— Ее любят, — наконец, говорит Диана через некоторое время. — И она счастлива.

Но это неправильно. Это не может быть правильно.

Это несправедливо, что они забрали ее у меня. Несправедливо, что моя сестра счастлива с кем-то другим, а я наблюдаю издалека. Это неправильно, что мы больше не можем быть вместе.

Это неправильно, что у нее новая семья…

Потому что я ее семья. Ее единственная семья.

Это чертовски несправедливо.

Я прохожу мимо двери с пакетом нарезанного белого хлеба под мышкой и пакетом молока в руке. На этой неделе я не мог позволить себе яйца. Думаю, нам придется обойтись хлебом и тем маслом, которое у нас осталось. Мне просто нужно убедиться, что у Наоми есть еда и ее желудок сыт, прежде чем она пойдет спать. Это все, что имеет значение — даже если это означает, что мне придется голодать, чтобы у нее было достаточно.

— Наоми, я дома, — тихо объявляю я, чтобы сообщить ей, кто входит в трейлер. Здесь темно, и я щурюсь, пытаясь увидеть, где моя сестра. Кто выключил свет?

Я кладу хлеб и оладьи на стол и тянусь к выключателю. 

— Наоми? — Я зову снова.

В тот момент, когда включается свет, я слышу легкую икоту. Мрачный, приглушенный крик. Звук, который мне знаком. Повернувшись на шум, доносящийся из матраса, я подхожу ближе.

Моя мать там, на ее стороне. Лицом к стене. Ее темные вьющиеся волосы в беспорядке лежат на голове, и я знаю, что она не расчесывала их уже несколько дней. Я не уверен, когда в последний раз она вообще вставала с постели или принимала душ. Она ест в постели, почти не разговаривает ни с Наоми, ни со мной и просто спит. Если она не спит… Она пьет. Если она не пьет, она кричит.

А если она на нас не кричит… она где-то трахается.

Моя мать спит, и я вижу Наоми, прижавшуюся к ее телу. Она обнимает маму за талию своими крошечными ручками и прижимается к ней. Крошечные крики, которые я слышал раньше, исходили от Наоми.

Я присаживаюсь рядом с матрасом. 

— Привет, принцесса. — Она не поднимает голову, как обычно, при звуке моего голоса. Странно, но я не зацикливаюсь на этой маленькой детали.

— Я приготовил нам ужин, —