Карфагена не будет - Владимир Шустов

— На лагерь, так на лагерь, — с деланным равнодушием протянул тот, — лишь бы интересно было.

— Теперь я тебя, Демка, узнаю!

— Будет Карфаген! — в тон вожаку выкрикнул Толя.

— Поклянемся! — предложил Ленька и вскинул над головой сжатый кулак. — Клянусь!

Толя, а затем и Демка повторили его жест. От поднятых кулаков на песке распласталась зловещая тень.

Выкупавшись, ребята отправились домой. У околицы они остановились. Колычев из-под ладони посмотрел на Лысую.

— Сколько их там набралось, — сказал он. — Черно! Стройте, стройте.

От озера по склонам горы к вершине, где топорщилась небольшая группа сосен и елей, цепочкой двигались темные точки: пионеры доставляли камыш для шалашей. Лагерь строился ударными темпами.

ГЛУБОКАЯ РАЗВЕДКА

Хорошо летом в бору, особенно в сосновом. Воздух такой, что дыши и, кажется, никогда не надышишься им вволю. Над головой в шелестящей зелени лапчатых ветвей, что почти совсем не пропускают солнца, порхают пичужки, перестукиваются красноголовые дятлы, прыгают озорные, юркие белочки.

Легко и свободно шагается по такому тенистому лесу. Под ногами приятно похрустывает жухлая прошлогодняя хвоя, а слева и справа, впереди и сзади, чуть ли не до самого синего неба, как бронзовые колонны, высятся гигантские сосны, впиваясь накрепко в рыхлый подзол мощными узловатыми корнями-щупальцами.

И странное дело: лес, будто густой, можно даже сказать, дремучий, а чувствуется в нем почему-то раздолье и простор.

Там, среди корневищ, приподняв желтые иголки, которые, словно мякина на зернотоке, устилают землю, выглядывает белый груздь. Рядом еще, еще и еще… Ой, ой, ой, сколько их прямо под ногами! Пожалеешь, если по неопытности возьмешь в лес маленькую корзинку: надо брать что-нибудь вместительное.

Ленька, Толя и Демка часа за три наполнили холщовые мешки отборными «пятаками» — так между собой они называли мелкие, без единой червоточинки ядреные грибки, предназначенные исключительно для засолки, и, подыскав полянку, окруженную нарядными сосенками и залитую солнцем, расположились на отдых. Толя бережно опустил мешок на траву, прислонил его к дереву, не спеша достал из-за пазухи сиреневой майки сложенную вчетверо газету, развернул ее и расстелил на траве.

— Поедим! — обрадовался Демка. — У меня в животе давно урчит.

— Много исходили сегодня, — сказал Толя. — Как гребенкой, лес-то прочесали. Ленька, давай сумку!

— Держи!

Увесистая сумка-сеточка взлетела над Демкиной головой. Толя, как заправский вратарь, поймал ее на лету и, положив на колени, стал доставать и раскладывать на газете хлеб, пучки зеленого лука, вареную в мундирах картошку, соль. Хлеб он нарезал большими ломтями, стряхнул со штанов крошки и пригласил:

— Можно есть.

Демка схватил большую картофелину, наскоро очистил ее, окунул в соль и целиком отправил в рот. Щеки у него надулись, а лицо сморщилось и перекосилось. На глазах показались слезы.

— Ох и солоно!

— Обдувай, — лаконично бросил Толя.

— Поспешишь — людей насмешишь, — заметил Ленька.

Ребята усердно работали челюстями. В тишине было слышно лишь аппетитное причмокивание.

Наевшись, Ленька отошел в тень рябины, единственного лиственного дерева, каким-то чудом занесенного сюда, лег на траву и, пожевывая травинку, как бы между прочим, проговорил:

— Ведь я вас не зря в Темный бор привел. Позавчера довелось услышать разговор. Никита собирается сюда. Пусть являются теперь, поищут грибочков, а их тут — кот наплакал. Смехота! Якишев лопнет от злости. Знаете, что сказал он, когда мы у Сафоновых огород очистили? «Прекратите, говорит, разбой. У Сафоновых восемь ребят и отец инвалид: фашисты грудь прострелили из автомата!» Вишь, разбойниками нас выказывают, а много ли мы взяли-то!

— Про Сафонова он верно сказал, — заметил Демка.

— Верно! А ты почему лазил?

— Не полезу больше.

Ленька замолчал. Он мечтательно смотрел в синеву неба и чему-то улыбался.

Мечта — великое дело. Она-то и делает жизнь интересной, изобретает машины, находит новые металлы.

Оказывается, и у Леньки имелась она, живая, лучезарная, дерзкая.

Прочитав однажды о том, что есть на свете чудесное дерево — артокарпус (на нем растут плоды, заменяющие людям хлеб), Ленька размечтался. Он не думал о том, чтобы вырастить хлебные деревья у себя, нет! Он мечтал сконструировать и построить новый, совершенный комбайн. По мысли изобретателя эта машина будет убирать, обмолачивать, сушить и молоть зерно на муку прямо в поле. И тут же в поле, если нужно, выдавать людям готовую продукцию: хлеб, баранки, пряники, макароны, вермишель, манную крупу… «Тогда бы я пришел к Глухих, — мечтал Колычев, — и сказал: «Дорогой Илья Васильевич! Дарю вам такой самоходный комбайн, какого еще ни в одной другой стране мира нет!» Хорошо было бы».

— Хорошо, — повторил он вслух.

— Чего хорошо? — удивился Толя.

— Не поймешь ты… Не твоего ума дело.

— Не больно и надо! — обиделся Толя, стряхнул крошки с газеты, свернул ее и спрятал за пазуху.

Демка не интересовался разговором: его волновало другое. Сняв рубашку, он печально созерцал прореху. И надо же было напороться на сучок именно рубашкой. Руку или ногу оцарапать — другое дело, а рубашку!.. «Мать задаст головомойку, — думал он, — на улицу, пожалуй, не пустит, заставит дома сидеть или работу какую-нибудь найдет».

— Толька, у тебя, случаем, нет иголки? — спросил он.

Толя снял фуражку, вытащил из подкладки толстую иглу с прочной суровой ниткой и протянул товарищу. Демка принялся за работу. Стягивая рваные края, он рассуждал:

— Не ухватись ты, Толька, за сук вовремя, надвое распустил бы я рубаху. Она почти новая была. Ох и будет от матери!

— Третий год таскаешь, — скупо улыбнулся Толя.

— Все равно!

— Спина-то совсем выцвела.

— Перекрасить можно.

— Не переспорить тебя…

Дружескую перепалку пресек Ленька. Он подсел к ребятам и спросил у Демки:

— Ты вчера с Гошей Свиридовым разговаривал. Что-нибудь разузнал?

— Нет, — ответил Демка, показывая всем своим видом, что этот разговор ему неприятен. — Пропадают они на Лысой горе с утра до ночи. Интересно у них там. В лагерь не пробраться… Слушай, Ленька, что они, на хвост соли нам насыпали?

— В лагерь носа не сунешь, — поддержал Толя.

— Нюни-и-и, — Ленька презрительно поморщился. — Легко было — «ура» кричали, руками размахивали. Трудно стало — «караул» голосите! Так настоящие люди не делают! Струсили вы.

— Не страшен мне Якишев, — угрюмо заметил Демка. — Я с ним в любое время один на один выйду. А в лагерь попробуй пробраться, узнаешь… Привык чужими руками жар загребать…

— Что-о-о? — задохнулся от возмущения Колычев. — Да за такие речи… — Обида его была так велика, что он не мог даже слова подобрать для достойного ответа: не шли на ум.

— Изловят! — поддакнул Толя.

— Постой, постой, — нетерпеливо перебил Ленька. — Я, значит, чужими руками жар загребаю? Загребаю, да?

— Знамо дело, — спокойно продолжал Демка. — На прошлой неделе кто в огороде у Зуйковых нас оставил? Кто? Ты! Убежал и не свистнул. Из-за тебя чуть Тольку не сцапали… Ты, Ленька, думаешь так: «Сам вывернулся, а они — как знают».

— Дольше возились бы. Говорил, что в этом деле быстрота нужна, а вы…

— С быстротой-то и удул за овраг. В три минуты полтора километра отмахал, а нас бросил.

— Вы без глаз? Дорогу-то знаете! — Ленька отмахнулся от надоедливо жужжащего шмеля и ударил кулаком по колену. — Жар чужими руками не привык загребать, все сам делаю! А что вы трусите, я докажу! Хотите знать, завтра целый день в лагере пробуду и разведаю. От слова не отступлюсь.

— Хвалилась сорока теленка съесть…

— Заткнись, Демка! Проберусь! Вы виноваты. Сколько раз предлагал устроить Карфаген? Лагерь-то до сей поры целехонек!.. Месяц прошел!.. Разбросали бы шалаши, сидели бы якишевцы по домам. — Колычев тряхнул чубатой головой, вскочил, сверкая глазами, и продекламировал:

Я не боюсь идти на бой.Как Толька с Демкой, не дрожу я.Схвачусь я с трудностью любойИ все, что надо, докажу я…Неведом мне презренный страх,Пойду к победе без измены,Я лагерь весь развею в прах —Пусть помнят камни Карфагена!

Он ждал похвалы, но ребята молчали. Толя вскинул на вожака глаза и сказал виновато, будто извинялся:

— Стерегут они лагерь, каждую ночь дежурные остаются. Поймать могут…

— Испугался? Ха-ха-ха-ха!.. Сторожа-то, как суслики по норам, сидят в шалашах и выглянуть боятся! Вроде вас сторожа-то!

— Ой ли! Один раз, помнишь, когда вы с Демкой на Зеленый плес ходили искать пестовские мережи, я хотел в лагерь пробраться. Ночью полез, не вышло. До первого шалаша дополз и точка! — Толя шмыгнул носом и добавил: — Гоша Свиридов заметил. Такой свист поднял, аж страшно стало. Я думал, схватят меня. Темень спасла. А Гошка чуть по голове меня палкой не огрел… Костин Полкан штанину мне порвал. Злой он, страсть…