Парад обреченных - Тимофей Печёрин

А вот в городе, расположившемся за этой стеной, лично я не увидел ничего выдающегося. Тот же Эльвенстад. Только больше, а значит, суматошнее и шумнее. Да владельцы экипажей, особенно дорогих, казались еще более заносчивыми и хамоватыми.

А вот чего здесь было меньше, так это свежего воздуха и свободного пространства. С символическими утешительными призами в виде площадей, украшенных фонтанами и статуями. Видимо, кто-то из фьеркроненских королей страдал… а может, наслаждался манией величия. Потому и увековечил в камне многократно себя, членов семьи, и, возможно, кого-то из придворных фаворитов.

Планы наши по прибытии в Краутхолл были следующие. Первым делом мы намеревались остановиться где-нибудь на пару-тройку деньков. Дабы как следует отдохнуть и отоспаться. И уже потом искать дорогу в Тергон. «Еще один день на ногах меня убьет», — жаловался Аль-Хашим. Впрочем, путь этот, обернувшийся крутым зигзагом, и Эдну с Вилландом успел утомить.

Оставалось надеяться, что из-за этого зигзага погоня во главе с инквизитором-колобком потеряла-таки наш след. В Тергоне же, после нескольких дней напрасных ожиданий, должны были счесть тревогу по нашему поводу ложной. И снова вернуться к привычной трясинной тишине.

Как бы то ни было, но выполнить даже первый пункт нашего плана оказалось не так-то просто. Во всей огромной столице мы еле-еле нашли постоялый двор со свободными комнатами. Успев натолкнуться на виновато разведенные руки и качающиеся головы держателей аж пяти заведений.

«Ну мы прямо как младенец-Хранитель и его земной отец, — сострил по этому поводу Вилланд, — их ведь тоже… только какой-то бедняк в своей лачуге и согласился пустить на ночлег. Чем, кстати, заслужил благодарность небес и вскоре перестал быть бедняком».

Уж не знаю, чью благодарность заслужил владелец шестого из обойденных нами постоялых дворов. Или не благодарность, но проклятье. Коль помог отнюдь не праведникам. Однако в его заведении нам улыбнулась удача.

И не беда, что была только вторая половина дня, и над столицей вовсю сияло солнце. Все равно, едва добравшись до комнаты… не просторной, но скорее, вместительной, мои живые спутники тотчас же захлопнули ставни. И завалились на кровати, чтоб наконец предаться долгожданному сну. К пущей радости в том числе и меня. Потому что усталость тела Вилланда ощущалась и мною тоже.

Вот так, в целительных грезах, мы провели остаток дня, а затем и ночь. А проснулись, исполненные сил и бодрости… но к сожалению, рановато. Солнце только-только приподнялось над крышами домов. Улицы были почти пусты и погружены в тишину. А хоть ранняя, но все-таки осень напоминала о себе утренней прохладой.

Да, выходить в город в этот час смысла почти не имело. Но еще менее полезным было бы бесцельно валяться на кроватях, пялясь в потолок. Тем более что кровати на постоялом дворе могли показаться удобными разве что усталым путникам. На них, собственно, и будучи рассчитанными.

Первым решился покинуть временное пристанище мой охотник. «Может, стрел прикуплю, — объяснил он, — или еще какое оружие. Раз уж спокойной жизни у нас не выходит».

Однако менее получаса прогулки через утренний Краутхолл нам с Вилландом хватило, чтоб забыть и про оружие, и про недостаточно спокойную жизнь. Зато вспомнить об одной из целей нашего путешествия. А именно, о стремлении охотника сплавить куда-нибудь лишнюю душу.

И вот тут наше ранее пробуждение пришлось как нельзя кстати. Случись оно попозже, нужного человека мы могли просто не заметить. Затерялся бы бедняга в толпе… и то в лучшем случае. А в худшем успел бы навсегда расстаться с миром живых.

То есть, правильнее в данном случае было бы сказать «затерялась» и «успела». Потому как новое потенциальное вместилище для бродячей души было девушкой примерно одних со мной лет.

Конечно, к перемене пола я сроду относился с непониманием и даже с неприятием. Как к придури не слишком умных людей. Не умеющих, к тому же, занять себя никакой полезной деятельностью. Однако бывают моменты, когда приходится поступаться принципами. Коль иного выбора не остается.

Тем более, с первого взгляда мы с Вилландом поняли: подвернувшаяся девица — как раз из тех, кто нам нужен. Ссутулившись на ходу, она казалась нелепой и некрасивой. Притом, что, природой обижена не была. Фигура стройная, волосы до плеч и даже ниже; загорелое лицо. Но как же все-таки уродует человека собственная не сложившаяся судьба!

Шла… или, правильнее будет сказать, двигалась девушка медленно и неровно. Не как в тумане — потому что через туман нужно идти, хоть без поспешности, но осмотрительно. И не так, словно была пьяной, ибо даже у пьяного человека есть цель пути. Дом, кабак или хотя бы ближайшая подворотня, где можно прикорнуть почти незаметно для окружающих.

А путь этой девушки отличала очевидная бесцельность. Словно она была не живым человеком, а заводной игрушкой. Причем неисправной. Еще так же, никого вокруг не замечая и никуда не стремясь, могли напоследок побродить по полу и стенам отравленные тараканы.

Или черепаха… да-да! Вспомнил, как в седьмом классе соседка по парте притащила на урок черепаху. И эта мелкая уродливая тварь оказалась еще и тупой. Вот так же, сослепу и напролом шла она по парте. И вряд ли хотя бы дрогнула, дойдя до края. Но могла бесстрашно шагнуть в пропасть, не подхвати ее хозяйка и не разверни в обратную сторону.

А теперь вот нам с Вилландом предстояло развернуть девушку-сомнамбулу. Тем более что, когда охотник поравнялся с ней и мельком взглянул в лицо, последние сомнения у нас отпали. Точно такой же отсутствующий взгляд был у Ивара из «Кирки и лопаты».

Потом апатия внезапно сменилась воодушевлением. Столь же нездоровым и неестественным, будто наигранным. Девушка чуть ли не на бег перешла. Так что во второй раз нагнал ее Вилланд с немалым трудом. Не готовый к столь резкой перемене.

И вот тогда-то девушка заметила моего охотника. «Никому из вас меня не остановить! Дайте мне… хоть раз самой решить за себя», — гневно бросила она ему в лицо. Чем подтвердила все наши подозрения. Более того, даже выполнила и перевыполнила, как говорили в советские времена.

Перед нами была не просто погруженная в депрессию неудачница. Но особа явно помешанная, нацелившаяся на самоубийство. Причем желающая оного как можно быстрее. Мы же с Вилландом могли предложить ей только одно.

«Если уж ты решила закончить жизнь раньше срока, — примиряюще молвил охотник, — может, сделаешь это наиболее быстро… и без боли?»

Действительно, что может быть безболезненнее, чем просто уступить свое тело некой неприкаянной душе? Коль самой оно по большому счету не нужно. Так зачем пропадать добру?