Студент 3 (СИ) - Советский Всеволод

— Ничего хорошего, — вздохнул Витька.

— Да и сейчас хорошего немного, — отрезал Музафин.

Пауза.

— Ну и что делать будем? — вкрадчиво спросил секретарь.

Витька стрельнул в меня взглядом. Я показал глазами нечто — он и это сообразил:

— Исправлять ошибки.

Хозяин кабинета усмехнулся:

— Так… А вот это уже слова не мальчика, но мужа. Ладно, Ушаков! Еще раз говорю: скажи спасибо Родионову! Без него…

Тут он бросил беглый взгляд на часы.

— … без него пропал бы, как швед под Полтавой. Н-да… Ну да ладно! Присказку закончили, переходим к сказке.

Только он так сказал, как в дверь стукнули. Условно: два стука, пауза, и еще два.

— Ага! — воскликнул Хафиз, проворно вскакивая. — Вот она, сказка!

И ринулся открывать.

Глава 10

Витька просительно взглянул на меня. «Кто там еще?..» — без слов говорил его взгляд.

Я ободряюще подмигнул тоже без слов: не робей! Тут плохого не сделают.

Хафиз распахнул дверь:

— Входите!

И в кабинет шагнул редактор Столбов.

Не сказать, что я этому удивился. Не предвидел, нет. Но не удивился.

Хозяин, вновь повернув замок, с умелым бюрократическим тактом провел гостя к нам.

— Вот, Андрей Степанович, два друга-первокурсника… Родионова вы знаете, а вот это Виктор Ушаков, знакомьтесь!

Столбов сурово взглянул на Витьку.

— Который спекуляцией промышляет?..

Витька неуютно заерзал на стуле.

— Он осознал, Андрей Степаныч, — вежливо, но безапелляционно произнес секретарь. — У нас с ним разговор состоялся.

Но Андрей Степанович в этом смысле был кремень. Слово «спекуляция» для него было примерно как «смертный грех» для монаха. Если и не совсем так, то недалеко от этого. На Витьку он все-таки смотрел как на нераскаянного грешника.

Видимо, понял это и Хафиз, решивший поскорее уйти от моральных вопросов к техническим.

— Так, — сказал он, выдвинув один из многочисленных ящиков рабочего стола, — как я понял, препарат у тебя с собой?

Витек кивнул.

— Доставай.

Сам он успел вынуть чистейший лист плотной ватманской бумаги формата А4 (тогда это называли «формат 11») и пару почти медицинских инструментов: блестящие хромированные пинцет с тонкими губками и шпатель — лопаточку вроде ланцета, но не острую.

Витек чуть суетливее, чем надо, достал из кармана плоскую картонную коробочку из-под лекарства, а из нее вытряхнул на стол пять умело сложенных пакетика из вощеной бумаги — так в аптеках тогда продавались порошкообразные лекарства.

— Отлично! — воскликнул Хафиз.

В его четких, уверенных действия появился азарт. Видно было, что вот человек занимается любимым делом. Он взял один из сверточков, очень аккуратно распаковал с одной стороны, лопаткой выскреб на ватман несколько желтоватых крупинок-кристалликов, в самом деле похожих на соль или сахар, только цвет другой. Красивый, кстати говоря. Словно это полудрагоценные камушки, только совсем уж совсем крохотные.

— Так… — пробормотал химик-секретарь.

И резко сунул руку в приоткрытый ящик. На свет явилась лупа в медной оправе на фигурной рукоятке — прямо из арсенала Шерлока Холмса. Хафиз взялся тщательно разглядывать крупинки, так и сяк поворачивая их и лопаточкой и пинцетом.

— Интересно… очень интересно… — бодро приговаривал он при этом.

— Что интересного? — не выдержал Столбов.

Секретарь отложил лупу.

— Есть кое-что, — заявил он авторитетно. — Опуская специальную терминологию…

Опуская это, Хафиз сказал, что почти уверен: вещество могло быть создано у нас, в лабораториях Политеха.

— Конечно, необходимо подтверждение… Ну, за этим дело не станет!

Он взял один пакетик, покачал его на ладони.

— Граммов пять-семь… — определил он многоопытно. — Эх, жаль, весов нет! Ну да ладно.

И аспирант с необычайной ловкостью вскрыл все мини-конвертики, из каждого отсыпал сколько-то крупинок и так же ловко запаковал обратно. Совершенно незаметно!

— Между прочим, товарищ контрразведчик, — с легкой фамильярностью отметил он, обращаясь к Столбову, — обращаю внимание: бумага абсолютно аптечная. Свертки сделаны опытной рукой фармацевта. Что говорит о связях изготовителя с медицинским миром!

— Ладно, Штирлиц… — насупясь, пробормотал редактор, — ты же вон тоже запечатал, как в аптеке. Не отличишь! И бумажки такие тоже, поди, в ваших лабораториях водятся.

Соображает старикан, ничего не скажешь!..

— Теоретически да, — согласился Музафин. — Но рука хорошего провизора здесь видна.

Тут осенило и меня:

— Кстати! Не удивлюсь, если бюллетень у Беззубцева окажется оформлен задним числом. Смерть Семеновой произошла в выходные?.. Ну вот. А у него больничный окажется открыт в пятницу. Очень может быть. Алиби!

Музафин со Столбовым переглянулись. Хафиз торжественно приподнял шпатель — почти как скипетр:

— Родионов — это голова!.. — провозгласил он с намеком, который Андрей Степанович вряд ли понял. А может, и понял. Во всяком случае, кивнул он одобрительно:

— Проверим.

Как только он сказал это, меня озарило вторично.

Наверное, любая спецслужба имеет россыпь негласных агентов, формально не имеющих к ней, к службе, никакого отношения. Все контакты с ними строго засекречены, в идеале никто из окружающих не должен знать об этой стороне их жизни… Это основа основ оперативной работы. Так действуют и полиция, и милиция, а уж политическим службам, как говорится, сам Бог велел. Им надо знать реальные, неприкрашенные настроения масс. Кухонные и гаражные посиделки за бутылкой, разговоры в очередях, в транспорте, в трудовых и учебных коллективах… все это должно быть достоянием государевых людей. Для того и существует институт секретных сотрудников, сокращенно «сексотов». По-русски название неблагозвучное, и вообще говоря, секретный сотрудник и просто гражданский осведомитель — разные вещи, хотя сходство в функциях есть. В данном же случае — я заподозрил, что Андрей Степанович именно секретный сотрудник. Бывших контрразведчиков не бывает! Бесспорно, что военная контрразведка — другое ведомство, но бесспорно и то, что сосуды сообщающиеся…

Сказав «проверим», редактор сделал для меня тайное явным. Да он, похоже, и не сильно таился, хотя прямо, конечно, ничего не сказал. На Витьку, правда, покосился суровым немигающим взором, видимо, пока не считал его надежным товарищем. Однако, в таких делах откбраковки не бывает, с кем работать, с тем и работать — это Столбов, надо полагать, понимал куда лучше нас. Помолчав, он спросил:

— Это, — кивнул на пакетики, — надо распространять по адресам?

— Ага, — поспешно кивнул Витька.

— Список с собой?

Витька тут же достал листочек, передал редактору.

Тот внимательно, молча поизучал текст, потом спросил:

— Это он сам писал?

— Ну да, — без раздумий брякнул Витек, и тут с запозданием начал думать: — То есть…

Столбов вновь воззрился на него:

— То есть?

— Так он мне передал готовый список, я и подумал, что это он написал. То есть, даже не подумал… а просто что тут еще подумать?

Андрей Степаныч веско покивал головой… и вдруг сказал:

— Родионов, посмотри-ка записку. Есть соображения?

На тетрадном листе в клетку, но просто вырванном, а аккуратно обрезанном по левому краю, по пунктам значилось:

1. Юрий Павлович. Адрес, телефон.

2. Лидия, маникюр. Адрес, телефон.

3. Зинаида Дмитриевна. Адрес.

4. Гриша, авторемонт. Адрес, телефон.

5. Сергей Сергеевич. Адрес, телефон.

— У Зинаиды Дмитриевны, похоже, телефона нет… — проговорил я.

— Несложно догадаться, — бесстрастно произнес Столбов.

— Или она не захотела его называть… — добавил я.

— Так адрес-то назвала! — вставил свое и Витька.

Я мельком подумал, что здесь могло быть всякое. Но закавыка в другом! Столбов, похоже, что-то еще увидал в этом списке… И больше исходя из возможных его мыслей, чем из содержимого письма, я предположил: