Сыны Несчастья - Анн Бренон

Мы ушли втроем еще засветло, по дороге на Риу. Поскольку я был пастухом, то прекрасно знал все дороги — вот почему Пейре Монтани из Кустауссы нуждался в моей помощи, а Раймонд Пейре послал за мной на пастбища. Наше отбытие было немногословным, но волнующим. Раймонд Пейре попрощался с Жаумом из Акса и обнял его, сам привел ему лучшего мула и держал его под узцы, пока Жаум Отье на него взбирался.

— Приветствуйте как следует от моего имени друзей в Риу, — сказал он нам напоследок очень торжественным тоном, высоко подняв руку. Еще чуть–чуть, и он сам бы благословил доброго человека. Очутившись верхом, добрый христианин, казалось, преобразился. Теперь это был юный рыцарь, с величественной осанкой, выезжавший из Арка с небольшим пешим эскортом. А я преисполнился гордости от того, что стал его проводником.

Поскольку день обещал быть хорошим и ясным, я решил идти через плато Лакамп, где можно было и передохнуть. Рассвет застал нас возле Буассе, и там, за высокими стенами дома Раймонда де Буассе, нас приветствовал сам хозяин, тоже стоявший на дороге Добра, и попросил у доброго человека благословения Божьего. Мы прошли Лерьер, намереваясь остановиться в Кум Бейле и отдохнуть. Мы шли на северо–восток, в лицо нам светило солнце и дул ветер, золотое утреннее солнце и ветерок с моря, трепавший нам одежду на груди. Дорога была легкой, и я шел рядом с мулом, чтобы оказать почтение доброму христианину, а Пейре Монтани шел с другой стороны. И добрый человек проповедовал для нас. Можно сказать, что он больше обращался ко мне, чем к верующему из Кустауссы; я это понял еще по первой его фразе: «Значит, Вы уже видели Монсеньора моего отца?»

Сидя в седле, добрый человек Жаум из Акса говорил со мной довольно громким голосом. Он внимательно смотрел мне прямо в лицо, держа одной рукой вожжи, а другой придерживая синий капюшон плаща, развеваемый ветром.

— И отец мой наставил Вас на путь добрых верующих?

На меня внезапно нахлынули все те чувства и воспоминания, когда я впервые совершил melhorier и заключил convenensa несколько недель тому с Мессером Пейре из Акса, его отцом. Он первым стал проповедовать для меня. И я ответил: да, наставил. И он, добрый человек Жаум, тоже стал проповедовать мне, для спасения моей души и радости моего сердца.

— Поговорим теперь об Отце Святом, — сказал он.

Он говорил об Отце Святом, добром и милосердном. Отце, сотворившем всех добрых духов. Он говорил о том, как Сатана проник в Его Царствие через огромную дыру, проделанную им, и как он соблазнил множество добрых духов идти с ним, обещая им там, внизу, наградить их стадами, домами, богатством и роскошью, а также дать им жен и детей. А те духи, что послушали его, стали соблазнять других, и все они поспешили ринуться в бездну с небесных высот через огромную дыру, проделанную Сатаной. И они падали с небес так густо, как цветы в траве или дождевые капли.

Морской ветер рвал с меня капюшон, трепал мне волосы тысячей пальцев, а я словно чувствовал дуновение тысяч дыханий, летящих с неба. А Жаум Отье продолжал своим напевным голосом. Отец Небесный закрыл ногой дыру в небе и обратился к своим погибшим детям: «Увы, дети мои, в мире Сатаны вы будете пожираемы низкими страстями и похотями, и не будете знать ни покоя, ни отдыха, — потому что ничего из того, что он создал, воистину не может быть ни вечным, ни постоянным. Дети Мои! Вы все равно не перестанете стремиться вернуться в Царствие Мое. В мире Сатаны будете вы переходить из одного плаща плоти в другой, пока не вступите на дорогу справедливости и правды, которая приведет вас к спасению. И тогда вы вновь вступите в Мое Царствие. Но будет это не по вашей воле, но по Моей. Ибо когда Отец призовет человека вступить на путь справедливости и правды, то человек уже не может не следовать этому голосу…

И тогда я сначала задал вопрос себе, а потом спросил и его, как так получается, что падшие духи, так далеко, в этом мире, могут еще слышать голос Отца. Он улыбнулся и сказал мне, что Отец Небесный может сделать так, что все Его дети услышат этот голос, если будут готовы.

— После того, — добавил он, — падшие духи очень быстро поняли, кем был Сатана, и раскаялись, что покинули Отца. И тогда стали они петь Песнь Песней Сиона. Псалом. Если я забуду тебя, Иерусалим… И тогда Сатана в гневе поместил их в плоть, в одежды, сделанные для земли забытья. Чтобы они забыли Отца Небесного.

И я почувствовал, что эта красивая, похожая на сказку история, на самом деле правда. Мне ведь уже приходилось слышать рассказы о падении ангелов, которые, как я теперь понял, были человеческими душами. Бывший ректор Монтайю сам проповедовал о падении Люцифера, чтобы предупредить нас о грехе гордыни. Но голос доброго христианина Жаума из Акса словно воскресил во мне эти образы с такой силой очарования, как если бы я сам стоял перед лицом Сатаны на реках Вавилонских, и стенал и плакал об утраченной дороге к истинному Иерусалиму. И я ощутил всю тяжесть своего тела, весь тлен этого мира, и эту землю забвения, землю изгнания. И тут я подскочил:

— Но как же случилось, если мы все забыли, как же Вы могли вспомнить и нам все это рассказывать?

И тогда напевный голос посерьезнел:

— Потому что Он пришел от Отца Небесного, чтобы вернуть нам память и просветить нас Своим Евангелием, чтобы мы могли достичь Спасения и вырваться из–под власти Сатаны. И Он показал нам, в Своих святых Евангелиях, что все мы покинули Царствие из–за гордыни и лжи дьявола, и всем нам предстоит вернуться в небеса путем послушания, истины и веры… Сын Отца Небесного, Господь Наш Иисус Христос.

Морской ветер бросал мне волосы на глаза. Я отвернулся и глянул на юг, на бесконечную гряду гор, на поднимающуюся к солнцу Бюгараш, на взлетающую ввысь Канигу. Потом на запад, где линия далеких хребтов тянулась все выше и выше, и я знал, что там, в той стороне, самые высокие горы. Горы Сабартес и перевалы Сердани.

Было немного за полдень, когда мы достигли, как я и рассчитывал, Кум Бэйле, под Пеш Арнот, и сделали там привал, чтобы отдохнуть и перекусить. Мы уже были недалеко от долины Дайни, и видели ее яркую и пряную зелень. Привязав мула к дереву, мы расселись на траве, разложили перед собой провизию на белых салфетках. В одну из них, которую я нес у себя в котомке, Госпожа мать завернула мне один из моих сыров и сушеное мясо, для Пейре Монтани и меня. В другой — буханка хлеба и соленая рыба для доброго человека. А в моей фляге достаточно было доброго вина.

И тогда добрый христианин Жаум из Акса привстал на колени, склонился над разложенной на земле провизией, взял правой рукой большой круглый хлеб, предварительно завернутый в белую салфетку, поднял его на уровень левого плеча, на которое набросил другой край салфетки, склонил над ним голову, прикрыл веки и стал говорить слова, но я толком их не расслышал. Он благословил хлеб — я уже видал, как это делали добрые люди за своим столом. И этот благословленный хлеб он преломил и дал каждому из нас по куску. Сидя на корточках, мы с благоговением приняли его и поблагодарили:

— Benedicite, senher, благословите, господин.

— Пусть Бог благословит вас, добрые верующие, — сказал он нам. — Ешьте же этот хлеб, который есть Словом Божьим, и благословляемый нами в память о Тайной Вечере Сына Божьего. И никогда не начинайте трапезы, пока не отведаете сего хлеба. И если вы недостаточно голодны, чтобы съесть его целиком, не дайте пропасть даже крошкам: соберите остатки и сохраните до следующего раза. И не забывайте всякий раз говорить Benedicite.

Я медленно жевал хлеб, благословленный добрыми людьми. Набравшись смелости, я повернулся к Жауму из Акса, который ел со свойственным юности аппетитом — да что там говорить о его возрасте — ведь он был нашим ровесником, а уже давно пребывал в постах и воздержаниях своего ордена. И я рискнул спросить его:

— А какие слова произносите Вы, благословляя хлеб?

Он промокнул салфеткой рот и улыбнулся мне:

— Всё то же самое, что говорят и попы над хлебом на алтаре, совершая свои таинства. Видите, Пейре, как лживы клирики Римские! Их хлеб ничем не отличается от нашего, но они претендуют на то, что в их руках он превращается в тело Господне, что, конечно же, неправда. Мы же, благословляя хлеб, знаем, что он остается тем, чем был, и называем его просто благословленным хлебом.

Я не мог удержаться от смеха, и он засмеялся вместе со мной.

В Риу мы пришли в дом, где нас уже ждали, и вся семья добрых верующих приняла доброго человека с уважением и искренней радостью. Они дали нам напиться и продуктов в дорогу. А потом я отправился восвояси. Добрый христианин Жаум должен был еще посетить множество домов в этом городе, прежде чем Пейре Монтани проводит его до Лиму. Я пошел обратно один, попрощавшись со всеми и попросив благословения доброго человека. И тогда Гийом де Риу вышел вместе со мной за двери и тоже попросил меня передать от него привет Раймонду Пейре — Сабартес. Когда я вернулся в Арк, уже совсем стемнело.