У подножия Копетдага - Ата Каушутов

много комсомольцев, а в других почти никого нет. Особенно на животноводческой ферме плохо.

— Да, там и коммунистов нет вовсе.

— Вот я об этом и пришел договориться. Может быть, мы кое-кого переставим с одного участка на другой. Конечно, без ущерба для дела и так, чтобы от дома не пришлось далеко ходить.

— Это уже совсем другой разговор! — оживился Покген. — Это — дело! Ты приготовь мне список твоих ребят и укажи, кто где работает. А завтра мы с. тобой все обсудим.

— Хорошо, сделаю.

— Ну, что у тебя еще? — проницательным взглядом окинул Овеза председатель.

— Больше, кажется, ничего… — отозвался тот. — Чары-ага, правда, просил меня подготовить все к завтрашнему партийному собранию. Вот если бы вы разрешили взять ковры со склада и расстелить их в саду позади правления, где соберется народ… И несколько фонарей на случай, если собрание затянется.

— Что ж, это можно. Я скажу, чтобы выдали.

— Потому что народу ожидается много, — пояснил Овез. — Весь колхоз полон слухов о предложениях Хошгельды.

— На свете слухов, что хаджи в Мекке, — скептически заметил Покген.

— Мы к собранию специальный номер стенгазеты выпускаем, — Овез сделал вид, что не заметил иронии собеседника.

— Ну, ну, выпускайте, — добродушно усмехнулся Покген. — Почитаем.

Овез поднялся, собираясь уходить.

— Погоди, я тоже иду, — сказал, обуваясь, Покген.

Беседуя о предстоящем партийном собрании, они оба вышли на улицу. Овез направился к Хошгельды, а председатель к Елли. Покген и в самом деле стал подумывать о замужестве Бахар и решил поговорить с возможным женихом прежде, чем делиться с женой своими планами.

У заведующего животноводческой фермой окна были освещены, однако мать Елли, встретившая Покгена у дверей, сказала, что сын куда-то ушел.

Покгену пришлось вернуться обратно.

СЕКРЕТАРЬ РАЙКОМА

Правление колхоза "Новая жизнь" помещалось в небольшом старом доме, примыкающем к скотному двору. После войны этот дом ‘заново отремонтировали, и теперь он выглядел как новый и даже казался просторным, хотя в нем было всего две комнаты. В первой, большой, стояли столы секретаря правления Акмамеда Дурдыева и заведующего животноводческой фермой Елли Заманова, вторая — поменьше, — служила кабинетом председателя артели. Бухгалтерия колхоза и другие сотрудники конторы размещались в соседнем доме.

В комнате башлыка было два окна. Когда-то, как и все окна в домах поселка, они представляли собой две узкие щели, через которые едва проникал свет. Но потом их расширили, вставили новые рамы, застеклили большими стеклами. Теперь тут было чисто и светло. Недаром колхозники говорили, что отсюда и пошла новая-жизнь.

Сегодня Покген с утра сидел у себя за столом. По левую руку от него пристроился Елли. Они проверяли продукцию фермы за последнюю неделю Через окно позади них открывался вид на залитый ослепительными лучами солнца обширный скотный двор.

Вон в углу у забора привязана лошадь. Она стоит, понурив голову, будто думает про себя: "Ну, хорошо, сейчас я укрылась в тени, а куда мне сунуть голову, когда солнце поднимется выше и палящий зной станет нестерпимым?"

А в стороне, поджав колени, лежит верблюд и, ни о чем не горюя, равнодушно и гордо жует свою бесконечную жвачку.

Через открытое окно в комнату врывались порывы жаркого ветра, принося с собой запах кизяка и сена. Покген и Елли негромко разговаривали о делах фермы. Когда коснулись запасов корма, Покген вспомнил о люцерне и беспокойно задвигался на месте.

— Акмамед-ага! — крикнул он.

Секретарь правления вошел и поглядел на башлыка поверх очков.

— Ты что, Покген? — спокойно спросил он.

— Надо написать участковому агроному и в район относительно посевов люцерны. А то спорим, спорим, а дело не двигается.

— Хошгельды уже написал.

Покген нахмурился.

— Кто же вам разрешил писать, не спросив меня?

— Да ведь правление так постановило. И потом это дело Хошгельды. Он же агроном.

— Ну и что ж из того, что агроном? А я башлык. Отвечать-то мне, а не ему…

— Молокосос еще, а все по-своему делает, — покачав головой, негромко произнес Елли.

— Мы тут не первый год хозяйствуем, — продолжал Покген. — Пока его не было, колхоз на ноги поставили. Четвертое лето идет, как война кончилась, — ежегодно план перевыполняем. А он приехал на готовое и давай все критиковать. Сеяли — не было, жали — не было, а на току ходжа тут как тут.

— Вот именно! — согласился Елли. — И по линии животноводства тоже даем больше ста процентов. Без его помощи…

— Чихал я на твоего Хошгельды! — все больше и больше распалялся Покген, разгневанно глядя на секретаря правления.

— Самоуправство! — возмущался Елли.

Акмамед-ага сердито глянул поверх очков на Елли, но сдержал себя и, тронув свою густую черную бороду, спокойно обратился к башлыку:

— Ты напрасно кричишь на меня, Покген. Так решило правление. А если Хошгельды написал об этом от своего имени, тут большой беды нет. Мог бы, конечно, тебе показать, это верно, но предложение у него дельное — у нас и впрямь земли истощились, а он хочет их снова сделать плодородными, ну и торопится, боится время упустить.

— Нечего сказать, дельное! — усмехнулся Покген.

— Может, тебя моя работа не устраивает? — продолжал Акмамед, собираясь выйти из комнаты. — Тогда, чем кричать, лучше пошли меня опять в бригаду, на поле. По крайней мере больше трудодней заработаю, — добавил он, прикрывая дверь.

— Ну, ну, уж и покритиковать нельзя, — примирительно произнес Покген и, не вставая с места, принялся крутить ручку висевшего возле него телефона.

Он хотел связаться с районом. Но то ли линия была занята, то ли у него не хватило терпения, только Покген внезапно повесил трубку и снова заговорил о Хошгельды:

— От этого мальчишки у меня такой сумбур в голове, что и сказать нельзя… Он весь колхоз взбудоражил. Знаешь, как волк, когда ему удается в большое стадо забраться. И старые и молодые — все ему в рот смотрят…

— А я тебе что говорил? — ехидно отозвался Елли.

Покген ничего не ответил и опять взялся за телефон. На этот раз его соединили.

— Дотлыев есть? — закричал он в трубку. Очевидно, ему ответили отрицательно, так как он сказал: — В таком случае нельзя ли старшего агронома. Если он там, позовите его к телефону… Товарищ Петров? Покген Оразов говорит… Да, я, салям-алейким… Товарищ Петров, дорогой, от этого нашего мичуринца у нас тут голова кругом идет. Такой упрямец, никак с ним не договоришься. Как кто? Да этот самый Хошгельды Пальванов!.. Ну да!.. Говоришь, знающий человек? Может быть, и знающий, но, судя по делам, — не похоже. Мало того, что часть полезной земли хочет отвести под люцерну, собирается сеять