Пропуск с красной печатью - Александр Тамоников

– У Генки, что ли, Гароцкого? Видел вас, любезный, видел, в машине вы с Генкой ехали… А вы кто ему? Много вас вроде тут…

– Родственники… – Майор невольно поморщился – и откуда возникают эти досадные препоны? – Родственники из Луганской области.

– Тоже беженцы?

– Вроде того.

– Как интересно… – Глаза у старика Прохора забегали. – А что, на Украине до сих пор война идет?

– А вы газеты не читаете, Прохор?

Почему-то последняя фраза старика рассмешила. Он не чувствовал угрозы, затрясся в меленьком смешке.

– Ой, не смешите меня… Я, между прочим, сам родом из Одессы… Какие газеты, откуда здесь газеты? Телевизор-то толком не показывает. А еще Москва, говорят, где-то рядом… Закурить не будет, любезный?

– Не курю.

– Жаль… А много вас в гостях у Генки? – Старик машинально бросил взгляд на забор.

Затягивать беседу явно не стоило.

– Местный, говорите, Прохор? – проигнорировал вопрос майор. – Ну, и как вы тут живете?

– Ага, местные мы, – закивал тот. – А че, живем, как в Куршавеле, не тужим… В леспромхозе работал, пока на пенсию не вытурили. А потом жена померла, все дела разладились, пенсия какая-то маленькая стала… – Он сокрушенно вздохнул, с надеждой заглянул собеседнику в глаза: – Деньгами не подсобите, любезный? А то карманы прохудились, денег нет, вот рыбки наловить решил… Я верну, Христом богом клянусь, верну. Пройдет всего лишь несколько дней…

– Держите, – вынул несколько мятых бумажек из кармана майор. Старик радостно заурчал, вырвал деньги, принялся запихивать в карман пиджака под накидкой.

– Вы настоящий человек, любезный, спасибо вам огромное. Повесть надо писать о таких, как вы, – повесть о настоящем человеке… Надеюсь, и друзья ваши такие же широкой души люди…

– Все в порядке, Прохор, вернете, когда разбогатеете. Как рыбка, клюет?

– Не знаю пока, недавно снасти поставил, хочу костер развести. Даже не знаю, будет ли сегодня клевать – в дождливую погоду, знаете ли, караси не очень поддаются вылову. Но что делать? Кушать ведь что-то надо…

– Вы один живете?

– Один, да-да, совсем один, – лихорадочно закивал головой старик. – Супруга скончалась, даже дети умерли. Они молоденькие у меня богу душу отдали. Машеньке девятнадцать было, когда ее электричка под Ивантеевкой задавила, Петруше – двадцать, когда через поле шел в грозу и его молния ударила… Да ладно, это давно было, пережил как-то…

– Сочувствую, Прохор. А с соседями дружите, приятелей имеете в деревне? Наверное, рассказываете им, когда на рыбалку собираетесь?

– Вы странно так спрашиваете… как вас… Алексей, Александр? – Старик снова засмеялся. Он не чувствовал подвоха. – Все знают, что я рыбачить на озеро хожу. Если клюет, могу и сутки просидеть. Карасики тут водятся, гальяны, карпы небольшие… А раз ночью пришел, то до утра точно не уйду, буду до упора сидеть, костер жечь, потом в фуфайку завернусь, всхрапну… Иногда Степану Мальцеву, соседу, улов отношу, он мне за это небольшую денежку дает. А вам не требуется рыбка, любезный? Можно пожарить, ушицу сварить, завялить. Если скажете, наловлю, утречком часов в восемь занесу к вам. Много не возьму, не волнуйтесь…

– Почему бы нет? Конечно, Прохор, заносите, будем вас ждать. Отдадим хозяйке, пусть готовит.

– Отлично, – обрадовался доверчивый рыболов. – Не желаете выпить со мной, почтеннейший? На сон грядущий, так сказать? Чтобы спалось крепче и солнце побыстрее встало, – завибрировал он от смеха.

– А у вас есть? – удивился майор.

– О, не извольте беспокоиться! – Старик засуетился, опустился на колени, начал шарить в своей котомке. – Напиток, конечно, не с пятью звездами, тетя Марфа могла бы еще разок перегнать, прежде чем продавать втридорога. Но чем богаты, как говорится. Не волнуйтесь, любезный, пьется, как по маслу…

Гальский усмехнулся – какие только знакомства не подбрасывает жизнь. Он еще раз осмотрелся. Округа спала. Обнаружил краем глаза, как один из поплавков вдруг стремительно ушел под воду. Вынырнул, задергался, снова утонул. Он ударил рыболова ладонью по затылку – чтобы оглушить на несколько мгновений, больше и не надо. И чтобы следов от удара не осталось. Прохор охнул, зарылся носом в свою котомку. Майор схватил его за шиворот, подтащил к воде. Рядом с удочками из воды выступал шершавый камень сантиметров сорок в поперечнике. Тут же колышек, к которому крепился садок. Пришлось ступить в воду одной ногой, волоча бесчувственное тело. Он подтащил старика к камню – чтобы лицо оказалось в аккурат над ним. Прохор пришел в себя, задергался, как рыба на крючке. Но майор держал его крепко. Затем резко бросил и отпустил. Старик словно приклеился физиономией к камню. Всплыли руки, закачались на встревоженной воде. Кровь потекла в воду, рисуя на ней замысловатые узоры. Нижняя часть туловища осталась на берегу – унести в озеро вроде не должно. Майор задумчиво оценил свое «творчество». Прохор умер – нельзя быть таким любопытным. Тишина стояла, где-то опять взыграла рыбка. В траве стрекотал кузнечик. До утра обнаружить старика некому. Пусть и обнаружат – оступился, подлезая к садку, ударился головой о камень. Пить надо меньше. Главное, чтобы до девяти утра не обнаружили, а то шум поднимется. Нет, опасно, надо уходить раньше девяти…

Он еще раз все осмотрел. Следов не видно – под ногами мелкая глина с каменной крошкой. Черт с ним, сельские опера не такие уж «сократы». Заподозрят неладное – виновник «смерти по неосторожности» будет уже далеко. Поплавок перестал дергаться – лежал горизонтально на воде. Майор не удержался от соблазна, поднял удочку, осмотрел крючок. Ничего удивительного, рыба ждать не стала, обглодала наживку и ушла, вильнув хвостом. Подсечь оказалось некому. Он забросил пустой крючок, опустил удочку в рогатину и зашагал к дому…

Глава 7

Утром он был собран и деловит. Вскочил в начале восьмого, ополоснул лицо и, выйдя в коридор, принялся стучать по дверям – подъем, золотая рота! Диверсанты поднимались безропотно. Первой из комнаты Матиани выскочила растрепанная малолетка в халате – стрельнула глазами и побежала на лестницу. Родители, похоже, смирились. К утру, вопреки заявлениям синоптиков, дождь прекратился, но влажность ощущалась даже в доме. Впрочем, пауза могла быть недолгой – рваные тучи снова уплотнялись, на севере формировалась тяжелая облачность.

– Не рано встали, майор? – тихо спросил Бредун, наблюдая, как заспанные диверсанты топают по лестнице.

– Лучше рано, чем никогда, Тарас, – ответил майор и в двух словах описал ночное происшествие.

Бредун поморщился – неприятно, конечно, – и заспешил отдавать приказания: живо мыться, привести себя в порядок, завтракаем пулей, готовим оружие! Машина стояла под навесом с полным баком. Гранатометы, пулемет, стрелковое оружие находились в тайнике под сиденьями и в багажнике. От мысли угнать машину для совершения акции Гальский давно отказался. Номера на универсале он сменил, они не засвечены, марка популярная, в глаза не бросается. А угнанный транспорт будут искать – пусть не разгонятся, но какие-то меры примут. Он привык к этой машине, не раз выручала.

И снова малолетка Дина! Увидев Гальского, она бросилась к нему, стала умолять:

– Возьмите меня с собой, пожалуйста, я помогу, я принесу пользу, я обязательно пригожусь… Я готова ко всему, мы проходили в лагере под Донецком военную подготовку, у меня есть навыки, я умею драться… Пожалуйста, я не буду вам мешать…

Майор поморщился. Детский сад какой-то, право. Девчонку можно понять – влюбилась без памяти, хочет за любимым на край света, не догадываясь, что она уже ему надоела и тяготит. Плюс любовь к родной стране, ненависть к недочеловекам, которые расплодились, как тараканы… Но он же взрослый человек, зачем ему эта обуза? Он уже готов был решительно отвергнуть предложение, как вдруг перехватил взгляд Гароцкого. Тот съежился на табуретке, смотрел как-то странно. Вроде свой человек… по крайней мере, был два дня назад, не собирался предавать. Но что сейчас в его голове? Дочь есть дочь, ради нее можно и убеждениями поступиться. Ликвидировать все семейство к той-то матери? Морока, да и люди не поймут, и деревенские быстро узнают. А пока девчонка с ними, она – страховка, гарантия безопасности. Когда же все кончится, они ее просто выбросят.

Он уставился на Гароцкого с таким выражением, что тот сразу все понял и аж затрясся весь. Девчонка тоже поняла, взвизгнула от радости, шутливо ударила Матиани в живот и умчалась собираться.

– Вы должны гордиться вашей дочерью, Геннадий Акимович, – вкрадчиво произнес Гальский. – Она – боец, из Дины вырастет настоящий патриот Украины. Вам нечего бояться – мы все сделаем, и ваша дочь вернется живой и невредимой.

– Зачем, командир? – шипел Матиани, отдавливая майору пятки на лестнице. – Ну, поматросил и бросил, с собой-то на хрена ее тащить? Она же обуза, мешаться будет, полезет не туда…