Пропуск с красной печатью - Александр Тамоников

– Происшествия? – сухо бросил Гальский, включая фары и выводя машину на дорогу.

– Никак нет, – проворчал Романько, – только те, о которых докладывали. Все машины на стоянке в Тимаково, до места на своих двоих шли. В машинах все подчищено, сигнализацию не включали.

– Страна у москалей такая длинная… – начал сетовать Отар. – Едешь, едешь, конца не видать. Доедем до края земли и упадем, блин… Обрезать ее давно пора…

– Обрежем, Тамадзе, – усмехнулся майор. – Тут и усилий не надо, сама развалится. Вот падет деспотический режим – и развалится, как старый сарай. Отдадим вам Кавказ, себе Ростов и Кубань возьмем, Крым обратно на родину вернем… Помечтали, хлопцы? Все расселись? Ну, поехали, пока менты не спалили…

Общались бойцы исключительно по-русски – таков был приказ. Ни одного украинского слова, иначе ожидаются санкции и репрессии. И стараться поменьше «шокать» и употреблять фрикативное «Г». Впрочем, половина группы украинский язык и так, к своему стыду, не знала.

Подержанный универсал медленно ехал через лес. Цивилизация на этом участке сходила «на нет», в Подмосковье еще оставались территории с нетронутой природой. Кончился лес, машина выехала к речушке – извилистой, заключённой в обрывистые берега, но почти безводной. Поскрипывали подгнивающие мостки. Снова лес – максимально снизили скорость, переползая через корни, плетущиеся по проезжей части. Шансы встретиться с ДПС или спецслужбами были, конечно, фантастическими, но с местными полуночниками, «постукивающими» в упомянутые организации, – вполне реальными. Машина погружалась в глушь столичного региона. Еще одна речушка с названием Змейка (вполне его оправдывающая), сложно пересеченная местность, опять лесок – богатый на опята, судя по обилию пней и бурелома, внезапное пересечение с автотрассой А-108, по которой еще носились машины, снова лес, глушащий звуки моторов за спиной. «Чем дальше в лес, тем сильнее чувствую себя частью чего-то большего», – пошутил смазливый Резо Матиани. «Ага, как матрешка, сидящая последней», – проворчала Белла.

Поселок Ключевой распростерся под обрывом за пересохшим руслом реки. Он состоял из полутора десятков домовладений, разбросанных по пространству. Свет не горел – у местных веками укоренилась привычка ложиться рано. Вздымались темные шапки строений, деревья, окружающие участки. В лунном свете поблескивал пруд за южной околицей – в его окрестностях и находилась усадьба внедренного агента. Там просматривался лишь один довольно вместительный жилой дом и кучка подсобных строений. Территорию окружал высокий забор. Романько и Кургаш убыли на разведку – скатились с обрыва и растворились в темноте.

Гальский съехал с дороги. Все вышли из машины, закурили. «Курить в рукав, – предупредил майор, – нечего тут гирлянду изображать». Народ был тертый, знал, что делать. Виктор Михайлович активировал спутниковый телефон. Связь со штабом у Бессарабской площади была постоянной и устойчивой. Капитан Парчук не спал, ждал доклада. Реакция на новость о прибытии «Оцелота» в требуемый район была положительной. «С Гароцким связывались дважды, – поставил в известность капитан. – Он наш человек, психолог проанализировал записанную на диктофон беседу. Он действительно рад, что настал его час принести пользу Родине. Вероятность того, что он говорил под принуждением, крайне невысока. В случае провала выдал бы в эфир условный сигнал. Все чисто, майор, действуйте, Гароцкий вас ждет».

Посыпалась земля с обрыва, на дорогу вскарабкались Кургаш с Романько, побежали, пригнувшись, к машине.

– Все тихо, пан майор… – свистящим шепотом проинформировал веснушчатый Влас. – Погост тут рядом, только мертвые с косами не стоят. Протащите метров семьдесят вперед – будет съезд в низину. Под обрывом дорога в объезд поселка, можно и не светиться в Ключевом, сразу к пруду доберемся. К усадьбе Гароцкого отдельный проезд, местные нас не увидят…

Это внушало уверенность в завтрашнем дне. Гальский выключил фары, приказал Кургашу двигаться перед машиной в качестве ориентира, а Романько опять отправил в поселок – отсекать возможные поползновения со стороны местных. Очень кстати спряталась луна за облако. Темное пятно, съехав с обрыва, медленно передвигалось по белесой ленточке дороги. Низина, заросли камышей, затхлые запахи от застоявшейся в озере воды. Дорога петляла, вышла на открытый участок, где трава росла по пояс. Показалась свалка, какое-то заброшенное хозяйство. Проявился высоченный забор, окружающий владения Гароцких. Диверсанты по одному покинули машину, побежали в обход участка. Гальский притормозил, дождался докладов от подчиненных: участок вплотную подступает к озеру, имеется задняя калитка, сейчас она заперта. По периметру чисто. Диверсанты перебежали к воротам, залегли. За воротами их уже ждали. Заскрипел засов, разъехались шаткие створки. Универсал въехал во двор. В полумраке прочертилась невысокая фигурка – открыл ворота явно не хозяин усадьбы. «Дочь Дина», – мысленно отметил Виктор Михайлович. Вскоре появились и супруги. Девчушка закрывала ворота, а с крыльца спустились мужчина с женщиной, торопливо направились к ней. Мужчина с жадностью курил, женщина куталась в теплый платок – ночь была отнюдь не украинская.

– Никита, останься за периметром, – бросил в микрофон майор. – Походи еще, присмотрись. Тебя сменят через час. Кто-то должен постоянно дежурить снаружи.

– Наконец-то вы приехали, – шумно выдохнул мужчина, протягивая широкую ладонь. – Не переживайте, все в порядке, за домом не следят, мы не продались москалям.

– Мы счастливы, что о нас вспомнили… – взволнованно частила женщина. – Вы не представляете, какая пытка все это терпеть…

Почему же, он мог представить. У каждого уважающего себя украинца в крови врожденная ненависть к обитателям Московии, а еще сильнее – к ее властям: за многовековые унижения, рабство, подавление любых проявлений свободомыслия. За то, что эти люди низшей расы везде, везде, плодятся, как тараканы, никакой дихлофос не спасает…

Люди просачивались в ворота. Матиани шел последним – столкнулся с девушкой, которая их закрывала. Девчушка ойкнула, чуть не упала. Матиани засмеялся, придержал ее за талию, помог закрыть ворота и расшаркался, как истинный джентльмен. Во дворе все было спокойно, в доме тоже посторонних не оказалось.

– Простите, Геннадий Акимович, но мы обязаны проверить дом, – сказал Гальский. – Надеюсь, вы понимаете, с чем это связано, и не затаите обиду.

– Конечно, мы все понимаем, – засуетился хозяин. – Я проведу вас по дому, а Дина и Ванда Владимировна пока подогреют ужин. Все готово к вашему приезду, не волнуйтесь, – еда, кровати…

Диверсанты методично обшаривали комнаты, которых в доме было немало, осмотрели подвал, холодный чердак, до благоустройства которого еще не дошли руки хозяина. Расслабляться не стоило, но очень хотелось это сделать после дальней дороги. Напрасно тревожились, семейство Гароцких осталось верным своим далеким хозяевам.

– Можете позвать с улицы своего человека, – бормотал на ухо Гароцкий. – Дело, конечно, ваше, но я вам гарантирую безопасность. За домом не следят – этого не было даже в прошлом году. У нашей семьи репутация беженцев, глубоко благодарных России за приют и пропитание.

– Пусть стоит, – отозвался майор, – хуже не будет.

Поздний ужин (или ранний завтрак?) протекал на просторной кухне за закрытыми ставнями. Хозяйки расстарались: напекли картошки, наделали отбивных. Вареники и сало вываливались из тарелок – явный реверанс непобедимой украинской кухне, которую кацапы уже выдают за свою. Хозяин достал литровую водку, вопросительно глянул на Гальского – можно? Тот поколебался, махнул рукой – ладно, поехали. Бойцы пропустили по рюмашке, набросились на яства – истосковались по нормальной домашней пище. Майор украдкой наблюдал за хозяевами, за бойцами. Белла потребляла пищу изящно, с усмешкой смотрела на товарищей, «впавших в жрачку». Выпили по второй, окончательно расслабились. Кургаш доложил: на посту и вблизи поста происшествий нет, тоскует на озере, как Аленушка, – может, его пустят в дом? А то он чувствует, как пространство источает тонкие запахи еды и пары алкоголя.

– Журкович, на улицу, – приказал Гальский, – смени Кургаша. Через час тебя сменит Матиани.

Трофим не посмел возразить. Энергично зачавкал, проглотил отбивную и заспешил на улицу. Буквально через минуту на кухню ввалился оголодавший Никита. Хозяйки уже суетились, меняли приборы, доставали свежие закуски из холодильника. Молодой Матиани с интересом поглядывал на Дину, украдкой улыбался, подмигивал. Она застенчиво опускала глаза, а потом снова искала взгляд молодого красавчика. Отец это видел, хмурился, и в один прекрасный момент ему это надоело.

– Дина, иди спать, – проворчал он, – мать сама управится. Тебе вставать рано. Марш в комнату, говорю!