Тени за городом - Александр Александрович Тамоников

– Вот как! – удивленно произнес сержант милиции. – Это зачем же он вам понадобился?

– Не твое дело! – резко ответил Остап. – Ступай и позови! Мы советские граждане и имеем право видеть первого секретаря! В любой момент! Так говорит Коммунистическая партия! Или ты против Коммунистической партии и ее справедливых слов?

Этим словам Остапа также научили Крук и Чорба. Сам он, пожалуй, сказать их и не додумался бы. А может, и додумался бы. Остап был человеком умным, а кроме того, он был шахтовым художником и за свою жизнь наслушался всяких слов и речей. Но все же Крук и Чорба настойчиво и въедливо инструктировали Остапа перед его походом в райком, на это ушла почти вся ночь.

От сказанных Остапом слов сержант растерялся – он явно не ожидал их услышать. Но у него имелись инструкции, которые запрещали ему пропускать к первому секретарю горкома всякого желающего и в любое время. Для этого существовал определенный порядок. Можно даже сказать – определенный ритуал. Наверно, это было правильно, потому что иначе не было бы от посетителей отбоя и не было бы им удержу. А первый партийный секретарь – человек занятой, у него помимо общения с народом имеются и другие важные дела.

– Вы что же, записывались на прием? – растерянно спросил сержант.

– Нет, – ответил Остап. – Не записывались. Но мы желаем увидеть первого секретаря. Сейчас же, немедленно. У нас к нему важное дело.

– Какое именно? – Сержант не знал, что ему делать.

– А это тебя не касается! – сурово ответил Остап. – Или, может, ты хочешь нас отсюда выгнать? Ну так попробуй… Попробуй выгнать ветеранов войны перед самым Днем Победы!

От таких слов сержант растерялся еще больше. Действительно, гнать ветеранов накануне Дня Победы – это нехорошо. За такой поступок его по голове не погладят, это факт. Еще, чего доброго, и с работы попрут.

– Подождите тут, – сказал он. – Я сейчас…

И сержант помчался вверх по лестнице. Вскоре он вернулся, но не один, а с каким-то молодым улыбчивым человеком.

– Вот они! – расстроенным тоном произнес сержант, указывая на стариков. – Я им объясняю, а они меня не слушают… Требуют вас.

– Что ж, если требуют, то, значит, им это нужно, – по-прежнему улыбаясь, ответил молодой человек. – Ну а если нужно, то и примем. В чем же дело? Пожилых людей надо уважать. А тем более – ветеранов. Они у нас герои. Здравствуйте, отцы. Что вы хотите?

– Мы хотим видеть первого секретаря горкома, – сказал Остап.

– Ну так это я и есть, – сказал молодой человек. – Что же мы здесь стоим? Прошу ко мне в кабинет. Там и поговорим.

Конечно же, первый секретарь не знал, кто эти настойчивые просители и чего они требуют. Узнал он об этом потом, когда привел их в свой кабинет и, проявляя учтивость, рассадил по стульям.

– Я вас слушаю, – сказал он. – Что вас ко мне привело? Чем я могу помочь?

– Вот, прочитайте. – Остап протянул первому секретарю написанную от руки бумагу.

Это был перечень требований, который Остап под диктовку Крука и Чорбы писал почти всю минувшую ночь. В той бумаге говорилось следующее. Ее податели – ветераны Великой Отечественной войны. Но так уж случилось, так сложилась жизнь и обстоятельства, что они воевали не в рядах Красной армии, а в повстанческих отрядах в западноукраинских лесах. Их всегда называли бандеровцами, пособниками фашистов и врагами, но это все неправда. Никакого Бандеры они никогда не знали, пособниками фашистов, а значит, и врагами они никогда не были. Наоборот, воевали с фашистами, били их в меру своих сил и возможностей, приближая тем самым общую победу. Однако же так случилось, что в пылу борьбы и всеобщей неразберихи их приняли за врагов и за это они претерпели всяческие угнетения: тюрьмы, лагеря, ссылки, народное презрение и тому подобные несправедливости.

Но с той поры прошло немало времени, настала необходимость восстановить справедливость. С чем податели бумаги и обращаются к первому секретарю горкома. В чем должна заключаться такая справедливость? А вот в чем. Всех бывших повстанцев, незаконно именуемых пособниками фашистов и врагами, немедленно специальным распоряжением избавить от таких позорных и не соответстсвующих истине эпитетов. Это первое. Второе – считать повстанцев полноправными ветеранами войны со всеми им причитающимися льготами. Третье – закрепить все это на законодательном уровне, дабы никому больше неповадно было оскорблять повстанцев и дабы они имели право на вышеупомянутые льготы.

Засим подписываемся, но это лишь малая часть подписей, так сказать, символическая. На самом же деле под бумагой согласны подписаться многие, буквально-таки десятки тысяч непризнанных борцов с фашизмом. В случае если власть оставит эти требования без внимания, не исключены акции неповиновения. Повстанцы, хоть они и старики, умеют еще держать в руках оружие. Но, конечно, десятки тысяч непризнанных и потому обездоленных ветеранов не желают никаких протестных акций. Наоборот, они надеются, что советская власть по справедливости расценит их требования и удовлетворит их в полной мере.

Вот такая это была бумага. Прочитав ее, первый секретарь с недоумением уставился на стену напротив. Затем по очереди оглядел всех своих одиннадцать посетителей, будто не веря, что они и впрямь присутствуют сейчас в его кабинете. Затем он растерянно почесал голову, после чего еще раз прочел всю бумагу от первой до последней буквы.

Никогда ему еще не доводилось читать такую бумагу! Он даже вообразить не мог, что бумага с таким содержанием может существовать на свете! Ну и ну! Да что же это такое творится? Да как же это так? Неужели те люди, которые сидят сейчас перед ним, и впрямь считают написанное ими письмо чем-то серьезным и так же серьезно рассчитывают на то, что он, первый секретарь Углеградского горкома, даст ему ход? Притом какой ход он может ему дать, даже если бы он того и захотел? В какие такие инстанции он может направить такую бумагу? А ведь и отмахнуться он нее нельзя, потому что внизу бумаги ясно написано: так, мол, и так, в случае невнимания со стороны властей не исключены акции неповиновения. А что, если они, эти самые акции, и впрямь могут состояться? Да еще накануне Дня Победы? Это в Углеграде-то, где он первый секретарь горкома, то есть, как ни крути, первое лицо в городе? Да и вообще – почему именно в Углеграде случилась вся эта негаданная беда? Или, может, точно такая же беда происходит сейчас и в соседних городах? Да, но если это так, то тут напрашивается просто-таки бездна всяких вопросов, на которые