Бог, которого не было. Белая книга - Алексей Р. Френкель

есть шаурма и шаверма, но, совершив алию, и шаверма и шаурма становятся швармой. Так в законе о репатриации написано.

А еще из пищевых извращений в Израиле — мороженое «Артик» и «Бамба». «Артик» — это кусок льда на палочке, подкрашенный какой-то гадостью. Вкусно невероятно. Ну а «Бамба» — это «Бамба». Это не объяснить.

А еще Израиль — единственное место в мире, где детей называют Иуда. И это никого не парит.

И Иисус Христос для евреев — это просто еврей. Не бог весть какой еврей, но все-таки. Некоторые евреи вообще считают, что христианство — это такая лайт-версия иудаизма. Для неевреев.

Раз уж мы о Иисусе Христе заговорили. В Израиле есть Голгофа. Ну, та — где евреи Иисуса Христа распяли. Даже несколько Голгоф. Штук пять. Или семь. Но только две из них считаются подлинными.

А еще в Израиле есть пустыня. Даже несколько. Я до Израиля пустыню только в кино видел. В «Белом солнце пустыни». А еще — в «Забриски-пойнт» Антониони. Там еще «Пинк Флойд» и Джерри Гарсия играют.

А вот Даши в Израиле нет.

Израиль — это страна, где есть несколько Голгоф и несколько пустынь, но нет Даши.

А еще в Израиле есть тараканы. Огромные — я таких даже в кино не видел. Вот пустыню я видел. В кино. В «Забриски-пойнт» и в том, где Луспекаев взяток не берет, потому что ему за державу обидно.

А израильские тараканы — они похожи на бронированные «мерседесы» с удлиненным кузовом. Черные, с тонированными стеклами. Наглые, уверенные в своей безнаказанности тараканы с тонированными стеклами и удлиненным кузовом.

Израиль — это страна, где полно пустынь, Голгоф и тараканов с тонированными стеклами. Но нет Даши.

Кстати, Даша на иврите будет Дарийя, ударение на а. В переводе — Дар Бога. Богом данная. Только тебя нет. И Даши нет. Ну или надо, как эти евреи для евреев, молиться и ждать, когда ты дашь Дашу. Я, кстати, молился. Иногда. Негромко и как-то украдкой. Ну чтобы ты вернул Дашу. Хер. Наверное, тебя все-таки нет. И не только в Израиле, но и вообще.

Может, не сумел, а может, глушат. Ну или слушать нечего

Но все это — и про тараканов, и про бамбу, и про мурашки, и про Голгофы — я узнал позже, а как только мы приземлились на Земле обетованной, и я стал русским, на меня надели тфилин. Все репатрианты нашего рейса мужского пола старше тринадцати лет прошли через эту процедуру. Женщинам тфилин не положен.

Тфилин — это такой древний радиоприемник. Через коробочку, привязанную к тебе между глаз, ты можешь услышать Бога. Примерно так говорил один мудрый рав. Я попробовал. Честно. Не услышал. Может, не сумел, а может, глушат. Ну или как в древнем анекдоте: изобрел Попов радио, возрадовался. Включил — а слушать-то нечего.

Потом меня отвязали, и я выкурил свою первую сигарету на Земле обетованной. Вкус тот же. Потом позвонил Даше. Результат тот же. Я выкурил еще одну сигарету и поехал в свою новую квартиру. Иерусалим, Дорот Ришоним, 5. Ну как свою — съемную. Схирут на иврите.

По дороге я смотрел на Обетованную землю. Асфальт. Дома. На крыше каждого дома какие-то коробки. Потом я узнал, что это бойлеры. Но тогда — тогда я видел, что каждый дом надел на голову тфилин и пытается услышать Бога. Израиль пытается услышать своего Бога. Завтра наступило, вместо деревьев росли пальмы, радио бормотало на языке, которого я не понимал; казалось, что вчера не было никогда, есть завтра и дома, тянущиеся тфилинами в небо, застывшие в каком-то судорожном оцепенении. Я спрашивал у домов, и они отвечали, прикрывая глаза трисами: нет. Не услышал. Нет. Не услышал. Ничего. Ничего. Не услышал. Может, не сумел, а может, глушат. Ну или слушать нечего.

Summertime

Кстати, про слушать — интересно, а что ты слушаешь? Ты — это Бог. Ни в Библии, ни в Талмуде плейлистов твоих я не видел. К примеру, тебе нравится Summertime? Уверен, что эту вещь даже ты не мог не слышать. Ну если ты, конечно, есть и ты не глухой.

Каждый эту вещь слышал и почти каждый ее может промычать. Среди «промычавших» — Элла Фицджеральд и Doors, абсолютно все боги джаза, а также несколько дебилов, начитавших ее в рэпе. Фанаты, коллекционирующие варианты, насчитали 46 398 записей. И это лет пятнадцать назад. И у каждого исполнителя — своя версия. Какая из них та самая? Бог ее знает. Ну если ты вообще есть и ты разбираешься в джазе. Для меня лучшие — Кенни Гарретт, Оскар Петерсон, Пэт Метени. И Кит Джарретт. А еще великая Дженис Джоплин. И еще та Summertime, что Дэйв Эдмонз сотворил вместе с Love Sculpture. Это я к тому, что Израиль — он как Summertime. Для каждого он свой.

Однажды я слышал, как израильтянин ел шварму. Это был стандартный израильтянин в грязной майке, но в чистой, словно отполированной лысине. Его шварму было слышно в округе ста метров от его лысой головы. И это несмотря на шум стройки неподалеку. А потом он попросил добавить немного хумуса и тут же, этими же губами, сказал, что недавно перечитывал Горького — «На дне». По делу. Любитель хумуса говорил на иврите без акцента, но я бы не удивился, если бы он читал Горького на русском.

Вообще, израильтянин, владеющий тремя-пятью языками, — это норма. Ну, конечно, если он не русский израильтянин. Русский израильтянин обычно владеет только одним языком — русским. И то быстро его забывает, потому что учит иврит. А Горького русский израильтянин чаще всего не перечитывал никогда.

Ави — хозяин моей квартиры на Дорот Ришоним, 5, выглядел, как персонаж «На дне» Горького. Только без перегара. И еще он постоянно приносил с помойки выброшенные вещи. Как-то он принес пять старых комнатных дверей, и они месяц стояли у меня на балконе, пока я не выбросил их обратно на улицу. Самое смешное, что Ави через день их опять принес. Все пять. И сказал то же самое, что и в прошлый раз: пусть у тебя пару деньков постоят на балконе, я подумаю, что с ними сделать. При этом он — один из самых богатых людей Израиля, и таких квартир, как моя, у него сотни. И да, балкон в Израиле — это считается за половину комнаты, так что я