Хрестоматия по патопсихологии - Блюма Зейгарник

Если мы обратимся к исследованию этой функции у шизофреников, мы увидим, что вначале психологическая лаборатория очень мало давала в этом направлении. Она сталкивалась со следующим моментом. Наряду с расщеплением, очень ясно выраженным, мы сталкивались как бы с негативом этого симптома, или его двойником, с тем, о чем говорил В. А. Внуков, когда указывал на наличие внутреннепротиворечивых симптомов в психопатологической картине шизофрении. В психологической лаборатории мы с этим сталкиваемся на каждом шагу, и клиническая картина не оставляет сомнения в том, что каждый центральный симптом шизофрении имеет контрсимптом - свой негативный двойник, свою противоположность.

Мы имеем нарушение эффективности, эмоциональную тупость и холодность аффективной жизни, а наряду с этим никто не отрицает того, что в мышлении шизофреника аффективные моменты получают ненормально большое значение. Никто не отрицает, что шизофреники склонны к абстрактному мышлению. Но, с другой стороны, центральным моментом их мышления является тенденция к наглядному примитивному типу течения интеллектуальных процессов. Мы знаем, что шизофреническую форму мышления называют часто символической, имея в виду ту ее особенность, что она ничего не берет в буквальном смысле, а все в иносказательном. С другой стороны, как мы видели, понимание переносного, символического смысла тяжко страдает при шизофрении, шизофренному больному не удается никакое бессмысленное построение, но, с другой стороны, шизофреники в огромном количестве только и продуцируют, что сплошную бессмыслицу.

На каждом шагу мы сталкиваемся с тем, что каждому симптому противостоит контрсимптом, который с негативной стороны отражает то же явление. Достаточно ясного объяснения этой сложной структуры шизофренической симптоматологической картины мы не могли найти, - может быть, за недостатком знания в области клиники шизофрении, - но склонны думать, что это объяснение следует искать на пути приложения гипотезы о системном и смысловом строении сознания к пониманию психологии шизофрении.

Попытаемся показать, как с точки зрения этой гипотезы может быть разрешен вопрос о двойственности симптоматического проявления шизофренических расстройств сознания - в отношении явления расщепления и его контрсимптома, о котором мы упомянули выше, т. е. тенденции к слиянию в сознании разнородных процессов и моментов. Исходный пункт всего нашего рассуждения заключается в следующем: функция расщепления, как и все функции сознания, не остается неизменной; она развивается вместе со всем ходом развития сознания, изменяясь качественно в этом процессе развития. Мы знаем, что в развитии возникают новообразования, не существующие на предшествующих ступенях и не являющиеся простой комбинацией, или модификацией, тех зачатков, которые были даны с самого начала. То же происходит с функцией расщепления.

Эта функция входит как подчиненная инстанция, как снятый момент, как связанная сила в состав образований более высокого порядка, предпосылкой которых в истории развития она является. Если я говорю, что функция расщепления является в истории развития и в живом функционировании предпосылкой произвольного внимания и абстракции, это значит, что она у каждого развитого взрослого человека представлена как связанная сила во внутренней структуре, в психологической системе понятий; становится понятным, что вся система понятий, в которой сознание обобщает данную ему действительность и весь внутренний мир переживаний, что именно эта система известным образом определяет границы расщепления и объединения отдельных сфер или областей сознания.

Но вот что любопытно: в экспериментальном исследовании функция расщепления имеет свой контрсимптом в виде контррасщепления, т. е. слияния всего во всем, синкретического объединения самых разнообразных слоев и моментов сознания.

Иначе говоря, наряду с чрезвычайно развитой разрушительной силой расщепления мы в шизофреническом сознании находим моменты, которые действуют в противоположном направлении. Полное описание шизофренического сознания поэтому необходимо требует наряду с учетом тенденции к расщеплению признания и противоположной силы, также развязываемой благодаря распаду понятий и стирающей отчетливые границы между отдельными сферами и процессами сознания. То и другое находится в связи с нарушением значения слов и всей той смысловой и системной структуры сознания, о которой я говорил раньше.

И я склонен думать, что второй момент, который может быть привлечен для объяснения этой двойственной картины шизофренической симптоматики, заключен в той мысли, которую я слышал во всех прошедших докладах; эта мысль заключается в том, что в шизофреническом процессе нельзя рассматривать больного человека только как страдательное лицо. Надо рассматривать активную роль той личности, которая подвергается разрушительному процессу. И надо думать, что наряду со следами разрушения личности, находящейся под воздействием длительного патологического процесса, который разрушает самые высшие, сложные, смысловые и системные отношения и связи сознания, мы найдем и противоположные следы, что эта личность будет как-то сопротивляться, видоизменяться, перестраиваться, что клиническая картина шизофрении никогда не может быть понята только как непосредственно вытекающая из обнаружения разрушительных последствий самого процесса, но должна рассматриваться и как сложная реакция личности на разрушительный для нее процесс[11].

И я думаю, что то конституциональное направление в изучении шизофрении, которому (в психологии) мы обязаны тем, что проблема расщепления была введена в сферу экспериментального исследования, что это направление было право, когда выдвигало роль личности в течении болезни, но решительно неправо в том, что самую личность понимало неправильно, ставя биологическое понятие организма на место социально-психологического понятия личности. И если бы современная психология и психопатология усвоили ту основную и главную, с моей точки зрения, мысль, что не глубины, но вершины личности являются определяющими для понимания расстройств и реакций личности и для всей судьбы ее сознания, то мне кажется в этом вершинном, а не глубинном понимании личностной реакции двойственная картина шизофрении получила бы свое разрешение.

Л. С. Выготский

ДИАГНОСТИКА РАЗВИТИЯ И ПЕДОЛОГИЧЕСКАЯ КЛИНИКА ТРУДНОГО ДЕТСТВА[12]

...Биология давно на опыте узнала, что два фенотипически одинаковых образования, или процесса, могут вовсе не быть подобными друг другу с каузально-динамической стороны, т. е. по своим причинам и своим действиям. Напротив, физика и недавно биология показали, что фенотипическое подобие может сочетаться с каузально-динамическим глубочайшим различием и, с другой стороны, сильное фенотипическое различие может наблюдаться при теснейшем каузально-динамическом родстве двух явлений, или процессов.

Таким образом, мы вправе заключить, что не только проблемы развития толкнули науку на переход от фенотипических к генотипическим связям, но исследование проблемы причинности и реальных связей всевозможного рода всегда в конечном счете предполагает переход к образованию понятий такого рода не только в биологии, но также в физике и математике, в истории и экономике.

Это положение имеет не меньшее значение и для психологии. При решении вопросов о возникновении и исчезновении, о причинах и условиях и всяких прочих реальных связях оказывается, что психические комплексы и события также недостаточно определены своими феноменальными особенностями.

И до тех пор, пока наука не становится на тот путь, пока она погружена исключительно в исследование внешнего проявления вещей, она остается на уровне эмпирического значения и не является наукой в настоящем смысле этого слова. ...Но самое худшее заключается в том, что при таком положении дела наше знание не только не поднимается до уровня настоящей науки, но хуже того, прямо ведет нас к ложным выводам и умозаключениям. И это вытекает из того, что на самом деле сущность вещей не совпадает прямо с их проявлением, и кто судит о вещах только по их случайным проявлениям, тот ложно судит о вещах, тот неизбежно придет к неверным представлениям о действительности, которую он изучает, и к неверным практическим указаниям в смысле воздействия на эту действительность...

В исторической судьбе психиатрии с экспериментальной ясностью показано, каким образом возможен переход эмпирического знания в действительно научное, без того, однако, чтобы одновременно с этим переходом была решена основная задача данной науки - задача разгадки сущности изучаемого ею объекта. Крепелин, при всей своей гениальности, не был Дарвином, он не создал в психиатрии ничего, что могло бы быть поставлено наравне с эволюционной теорией. О сущности психических заболеваний он не сказал нам ничего, он превратил их в икс и тем не менее он дал нам возможность научно оперировать с этим иксом и научными средствами приближаться к его познанию.