Церковная старина в современной России - Александр Мусин

Оценивая степень уважения клира и мирян в России к древности накануне октябрьского переворота, нам важно понять, какова действительная роль епископата и церковно-археологического движения в деле сохранения памятников культуры. Для того чтобы увидеть особенности отношения русского архиерея к церковной старине, стоит вспомнить историю с описанием древних храмов, затеянную Императорской Академией художеств [97]. 17 февраля 1886 г. Т. В. Кибальчич обратился к президенту Академии Великому князю Владимиру Александровичу, указав на отсутствие в России цельной программы для учета и изучения русского церковного зодчества. С печалью писал он об «искажении и разрушении старины под видом усугубления благолепия храмов Божьих». Его предложение заключалось в проведении своеобразной переписи памятников как основы для будущего свода русского искусства. Для этой переписи он предложил свой образец опросного листа – «Метрики для получения верных сведений о древне-православных храмах Божьих, зданиях и художественных предметах». По сути, впервые в стране была сделана попытка создания «единого государственного реестра».

Запросы епархиальным преосвященным за подписью августейшего президента были разосланы уже 14 октября 1886 г. В письме содержалась просьба содействовать Академии в получении сведений о храмах и священных предметах до начала XVIII в. и предоставить их не позднее марта 1887 г. Самое интересное в письме – критерий предполагаемого отбора. Описанию подлежали те предметы, которые епископ «соизволит признать заслуживающими внимания как по оригинальности, так и по художественному качеству и историческим воспоминаниям». Вплоть до начала января 1887 г. архиереи, которые не могли отказать члену императорского дома в его «прихоти», присылали в Академию запросы с указанием потребного для епархии количества метрик в соответствии с количеством памятников, заслуживающих преосвященного внимания. Последней метрики запросила Олонецкая епархия – 40 штук, Тверская епархия – 1000, Рязанская – 250, Москва – 1300, Курская епархия – 1070, Архангельская – 300, а «бедный» историческими памятниками Смоленский архиерей запросил лишь 20 экз. Всего было разослано 9832 экземпляра, а получено в два раза меньше – 4563. В этой истории поражает не только отсутствие в Русской Церкви конца XIX в. четких критериев для выявления памятников культуры. Поражает осознанный волюнтаризм, отдающий эту старину на откуп не просто церковной бюрократии, а элементарной образованности и культурности каждого конкретного чиновника или архиерея. Произвол и субъективность в подходе к православной старине, преобладание личного фактора и персональной вкусовщины вместо объективных оснований, соборного мнения или элементарной коллегиальности были и остаются главной бедой церковной культуры внутри самой Церкви.

Вместе с тем, значение древности и ее музеефикации для демонстрации статуса епархии осознавалось высшей иерархией в полной мере и происходило при одобрении и поддержке православного народа. Никто не усматривал «кощунства» в перемещении церковных святынь в музей, которое, к тому же, зачастую совершалось путем выкупа. Запрещая в 1864 г. неизвестному архиерею продавать церковные сосуды и выжигать старинные облачения для добычи драгметаллов, Синод писал, что древность имеет ценность не по качеству и количеству материала, но как памятники состояния мастерства в ту эпоху, к которой относится их изготовление. Вещи, собранные в течение столетий, должны быть видимым памятником древности архиерейской кафедры и свидетельством того почитания, которым пользовались возглавлявшие ее иерархи. В качестве видимого украшения архиерейского дома, эти предметы должны быть поставлены в залах на приличном и безопасном месте [98].

В 1864 г. известный знаток церковных древностей Феодор Буслаев передал в дар Румянцевскому музею в Москве антиминс 1662 г.[99]С момента основания Русского музея имени Александра III в Петербурге в 1898 г. в составе его художественного отдела существовало Отделение христианских древностей, основу которого составили произведения, переданные из Христианского музея Академии художеств, образованного в 1856 г. по инициативе князя Г. Гагарина [100]. Христианский музей Академии во многом формировался с помощью архитектора А. Горностаева и В. Прохорова. В 1860–1861 гг. А. Горностаев, первый хранитель музея, привез много реликвий из новгородских монастырей и древлехранилищ, в частности деревянные резные надгробные изображения святых и амвон 1533 г., которые были сложены на полатях Софийского собора [101].

В 1861 г. заведующим музеем стал В. Прохоров, при котором сюда поступили коллекции церковной утвари из Мироваренной палаты и синодальной ризницы Московского Кремля [102]. Всего Русским музеем было получено из Академии 1616 древних икон и около 3500 различных предметов церковного обихода[103]. С 1913 г. император Николай II ежегодно жертвовал на развитие Отделения христианских древностей 30 000 рублей из своих средств. Была создана отдельная «Иконная палата» по проекту академика А. Щусева, открытие ее состоялось 18 марта 1914 г. 23 марта 1914 г. Отделение получило название «Древлехранилище памятников русской иконописи и старины имени императора Николая II». В 1910–1912 гг., в результате экспедиций П. Нерадовского, в музей поступили на основе выкупа памятники церковной старины из ризницы Иосифо-Волоколамского монастыря. В 1913 г. В. Георгиевский, сопровождавший Николая II при посещении Покровского Суздальского монастыря, обратил внимание Государя на древние иконы, вышедшие из богослужебного употребления и хранящиеся в ризничной палате. В 1914 г., после переговоров, иконы были доставлены в музей. В 1912 г. из Благовещенского собора в Муроме также был вывезен ряд церковных древностей [104].

Тогда же В. Суслов (1857–1921) передал в музей резной кивот в форме церкви из храма в Романове-Борисоглебске. В 1883–1886 гг. он провел ряд экспедиций в Архангельской и Олонецкой епархиях, где собрал значительное количество памятников церковной старины. В результате этого в 1886 г. возникли не только Архангельский епархиальный церковно-археологический комитет и древлехранилище [105]. После соответствующей переписки 1886–1889 гг. иконы и литургическая утварь XVI–XVII вв., по личной просьбе великого князя Владимира Александровича, были пожертвованы Академии епископом Нафанаилом (Софийским) через канцелярию обер-прокурора Синода [106].

В этой связи стоит обратиться к анализу конфликтной ситуации, возникшей между Синодом и МАО в преддверии VIII Археологического съезда в Москве. В намерении организовать к открытию съезда в январе 1890 г. выставку, на которой был бы представлен обширный отдел церковных древностей, графиня Уварова обратилась в Синод с просьбой разрешить епархиальным преосвященным выдать предметы православной старины «во временное хранение». Ответ Синода от 16 марта—31 мая 1889 г. был достаточно жестким. Последовал отказ, мотивированный тем, что хотя большинство предметов и не используются литургически, но освящены богослужебным употреблением, поэтому их «перенесение из ризничных хранилищ на выставку для обозрения любознательными лицами, хотя бы и в научных целях, не соответствовало бы тем благоговейным чувствам, с коими православные относятся к сим священным предметам». В связи с этим Синод не признает возможным помещение на предполагаемой выставке священных предметов, тогда как возможность отправки в Москву других вещей оставляется на усмотрение преосвященных.

Однако выставка состоялась, не в последнюю очередь благодаря местным епископам, в частности Ростовскому Ионафану (Рудневу). Еще в 1886 г., по ходатайству графини Уваровой, он передает пелену с образом прп. Авраамия Ростовского из Авраамиева монастыря в древлехранилище [107]. Теперь, получив, отношение МАО от 9 июля 1889 г., он, своей резолюцией от 12 июля № 2210, не только благословляет отправку церквами и монастырями в Москву испрашиваемых предметов, но и просит настоятелей «о скорейшем исполнении желания археологического общества». Он принял выставочное дело под свое покровительство и распорядился опубликовать отношение и резолюцию в Ярославских епархиальных ведомостях [108]. Выступая на открытии Областного археологического съезда в Ярославле в 1901 г., он благожелательно отнесся к развитию в Поволжье археологических исследований, в том числе и связанных с изучением погребений и раскопками курганов. Возмущенная синодальным отказом, графиня уже после окончания съезда, 28 апреля 1890 г., пишет обер-прокурору К. Победоносцеву о том, что духовенству необходимо разъяснять, сколь важно сохранять церковные древности. В письме она перечисляет случаи уничтожения, продажи и безграмотного подавления древних предметов и предлагает, чтобы неиспользуемые за богослужением церковные предметы были выкуплены Российским историческим музеем.