The Мечты. О любви (СИ) - Светлая et Jk

Юля потянулась за стаканом с водой, стоявшим напротив нее, — очевидно, не привыкла столько говорить, и в горле пересохло. Но стоило отдать должное — говорила она неплохо как для непрофессионала. Да и толпа слушала ее внимательно. Их было относительно немного — человек пятнадцать, но и того хватило, чтобы заполнить под завязку маленькое по сути помещение магазинчика «Vintage Lady Shop», в котором пахло кофе и чем-то ванильным, а Стефанию Яновну Малич такое положение вещей не сказать чтобы устраивало, но давало время собраться с духом.

Пускай еще эти отдыхайки вопросы позадают, а она послушает. Это тоже полезно — конечно же, в общеобразовательном смысле.

То, что Юля ее заметила, Стеша знала уже какое-то время, хотя и стояла подальше, чтобы не сильно отсвечивать. Но звезда не светить не может. Потому младшая дочь ее супруга довольно скоро обратила внимание на женщину в пальто глубокого винного цвета, широкополой черной шляпке и очках в пол-лица. Уголок ее губ дернулся, но она продолжила. Про эту. Про Нетти Розенштейн. Ну Стеша и слушала самым внимательным образом. И заодно бегло осматривала интерьер, — здесь она была впервые и безоговорочно признавала за Юлькой наличие вкуса. Впрочем, это секретом не было. Младшая дочь ее мужа при всей внешней непритязательности и неприхотливости все равно выделялась на фоне остальных. Даже вот как сегодня — в строгой белой рубашке мужского кроя и джинсах она удивительно гармонировала с помещением, в котором все — как из начала прошлого века. Прекрасное у Маличей в крови — Стефании ли не знать?

Когда туристическая группа наконец свалила, а они с Юлей остались одни, Стеша подошла к «падчерице» и проговорила, капризно, как положено мачехе, поджимая губы:

— Брошку-то покажи, а то столько слов, а по рукам не пустила!

— Чего не хватало! Это раритет! Еще уронят! — фыркнула Юлька. — Их много, а черная роза у меня одна. Все имели возможность в витрине посмотреть. А Стефания Яновна почему-то стесняется?

Стеша двинула бровью и сняла очки.

— Стефания Яновна никогда не стесняется, пусть другие стесняются, — рассмеялась она и приобняла потянувшуюся к ней из-за прилавка Юлю. — Ну привет! Как у тебя здесь здорово!

— Нравится?

— Еще бы! Сказочная атмосфера, как в старом кино.

— Спасибо. Кофе? Чай? Клипсы от Шанель?

— Сама носи свою Шанель! А покажи мне немедленно розу, и я расскажу о цели своего визита.

Юля снова улыбнулась, приподняла стекло, и через минуту на ладони Стефании Яновны оказалась крупная черная роза изумительной красоты и детализации. Совершенная в своей неповторимости.

— Пятидесятые, один из лучших экземпляров. Но носить позволить себе не могу, слишком роскошно, — с некоторой гордостью в голосе констатировала Юлька, уже зашуршавшая у кофемашины, и кофейный запах в помещении усилился. А еще через мгновение перед Стешей, переместившейся к столику у окна вместе с брошью, оказались чашка капучино и Юлька, усевшаяся напротив и подпершая ладошкой подбородок.

— Что еще за глупости? — отозвалась Стефания и присобачила розу на лацкан пальто. Туда она села идеально. — Почему роскошно? Почему слишком?

— Потому что тебе в самый раз, а мне — только любоваться. Как в музее, — рассмеялась Юля.

— Но тем не менее, владеешь ею ты, а не я.

— Тоже относительно. Существуют вещи, у которых нет владельцев, но есть те, кто их хранит, согласна?

— Это что-то ужасно умное, Юлия Андреевна, а отдавая должное уму Маличей как семейной черте, лично я не претендую. В моем случае фамилия — не гарантия наличия мозга. Я дичок на вашем древе. Но и от дичка бывает польза. Я пригласительные принесла.

— Какие еще пригласительные? — удивилась Юлька.

— В театр пригласительные, — прощебетала Стеша и немного суетливо, даже нервно полезла в крошечную сумочку, висевшую на ее плече на тоненьком длинном ремешке. — На «Красавицу и Чудовище», у нас в этом сезоне для детей ставили, в дневное время. Я помню, что это твой любимый мультфильм был, и Царевич, наверное, еще слишком маленький, чтобы возмущаться, что ему бабские истории показывают, но попробовать его сводить, полагаю, уже можно. А не выдержит — уйдете. В общем, вот. На три лица.

И теперь уже перед Юлькиным носом оказался глянцевый цветной лист бумаги с фотографиями со спектакля и яркими буквами названия. Несколько секунд она смотрела на него, понимая, что в чем-то ее сейчас «подловили», но не совсем понимая в чем. А потом дошло. Это год назад пригласительный на Стешин спектакль на три лица был бы уместен, хотя она и не приглашала — они не бывали в Солнечногорской муздраме триста лет, вечно некогда. Но сейчас, сегодня… На три лица?

Юлька резко вспыхнула и посмотрела на Стефанию Малич, в былые годы известную актрису Адамову. А та, вместо наблюдений за ней, разглядывала матовый цветок, который на солнце не бликовал, и, может быть, именно поэтому казался еще роскошнее и дороже.

— Боже, какая все-таки прелесть! — восхищенно проговорила Стефания, коснувшись пальчиком поверхности. — Как будто бы он через огонь прошел!

— Диму я на спектакль с собой не возьму, я собираюсь подавать на развод, — выпалила Юлька.

— Ну а при чем тут Дима? — отозвалась «мачеха». — Будто бы тебе и без него сходить не с кем.

Еще несколько секунд они молчали. От Стешиного кофе продолжал подниматься пар — она никогда не пила горячим, ждала, покуда остынет. За окном туда-сюда сновали люди. Обеденный перерыв и в курортном городке наполняет оживленностью улицы, на которых в марте совсем почти нет приезжих, а все, что были, только что вышли из магазинчика в виде туристской группы.

Юлька вздохнула.

— Что уже случилось?

— Валюха Климова случилась.

— О господи…

— Встретила твоего отца вчера утром, когда он на работу шел, и радостно сообщила, что у него офигеть какой офигенный зять. Интересовалась, где он таких берет… Ее-то младшая всю жизнь в их трешке с мужем и детьми теснится. Гарик вечно набегами, когда очередная баба выпрет, но явно там же осядет на старости лет. А у вас с Женей такие мужчины… Ты же знаешь, у нее все благополучие измеряется наличием собственной жилплощади и машинами… вот она все восхищалась машиной. Белой, здоровенной… кажется, у Димы точно не белая…

— Точно не белая, — медленно повторила за ней Юлька. Помолчала, будто бы набирала то ли воздуха в легкие, то ли смелости в пригоршни. А потом спросила главное: — А папа что?

— А ты отца своего не знаешь? Отбрил ее, конечно… ну, как он умеет. Но ему же не легче от того, что он умеет… Он беспокоится, ты ведь понимаешь.

— Понимаю.

Стеша прикоснулась пальцами к чашке. Та становилась чуть менее горячей. Юлька сосредоточенно рассматривала брошь на ее пальто, пытаясь хоть как-то совладать с эмоциями. А ведь еще только начало. Еще объяснять. Папе. Все. А как?

Наверное, еще страшнее, чем Димке.

— Валька ему сказала, — нарушила тишину Стефания, — что вы всей семьей вчера Андрюшку повезли в детский сад. Еще и выдала, что сразу видно, какой он у тебя заботливый.

— Андрюшка? — рассеянно переспросила Юлька.

— Да муж твой. Заботливый. И еще красивый. И еще… слово какое-то… а-а! Статный. Вот. По экспертному мнению Климовой — очень тебе подходит.

— Да мало ли, кто кому подходит, — еще сильнее помрачнела Юлька и уронила лицо в ладони. Впрочем, ненадолго. Секунды хватило. Растерла глаза. И уже повеселее глянула на Стефанию: — Вот тебе сюда эта роза просто идеально подходит. Продать не готова, подарить тоже. А в аренду сдать до конца сезона — запросто.

— В какую еще аренду? Что ты выдумываешь?

— Украшения нужно хотя бы иногда носить, они для этого создавались. Тогда они живы. Вот поносишь, пока пальто носится, и вернешь.

— Дорогая, я присобачу ее на платье и буду носить в роли Эвы в следующем году. Это будет так уместно. Похоже на один из ее известных образов. Только у меня роза будет черной — как предвестник ее конца…

— Эвы?

— Эвы Перон. Кажется, я окончательно укрепилась в амплуа главной героини байопиков. Любых, — рассмеялась Стеша.